Finanza поет romanza: самоограбление по-итальянски
Выход на русском языке книги американской fashion-журналистки Сары Гэй Форден, написанной еще в 2000-м, — о создании, расцвете и сумерках знаменитого итальянского бренда — приурочен к премьере фильма Ридли Скотта «Дом Гуччи». Критик Лидия Маслова одинаково неровно дышит и к высокой моде, и к классикам кинематографа (о литературе и говорить нечего), и, конечно, не могла пройти мимо. «Известия» представляют книгу недели.
Писательница Сара Гэй Форден
Сара Гэй Форден
Дом Гуччи. Сенсационная история убийства, безумия, гламура и жадности
Москва: Эксмо, 2022. — [пер. с англ. М.Э. Борисовой, М.С. Белолипцева]. — 544 с.
Ставшая основой фильма история отношений Маурицио Гуччи, возглавившего компанию в 90-е, с его женой Патрицией — лишь небольшая часть объемистой книги, которая может вызвать у русского читателя и другие киноассоциации. Порой повествование напоминает «итальянский» сегмент мультфильма «Ограбление по...» повышенным градусом эмоций и экспрессивной манерой общения между темпераментными персонажами. Тем более что писательница там и сям вставляет для колорита и в прямую, и в косвенную речь ароматные итальянские словечки («непереводимый итальянский фольклор»): maledetto, disgraziato, bischero, bella figure, mamma, avvocato, salame.
Кроме того, заметна и явная драматургическая параллель с мультфильмом Ефима Гамбурга. В роли легкомысленного красавчика Марио, чье ограбление банка анонсировано на весь город, выступает еще более беспечный красавчик Маурицио, влезший в еще более гигантские долги и на глазах всей Италии фактически грабящий сам себя. Крылатую фразу из мультфильма: «Потомок князей Бриндизи никогда не запятнает своих рук работой!» легко переиначить применительно к Маурицио: «Потомок седельщиков Гуччи никогда не запятнает свой имидж осмотрительностью». Есть в книге и эпизоды, напоминающие «Формулу любви» Марка Захарова, в финале которой верные слуги стараются спасти графа Калиостро от погони. Так, между Маурицио и его шофером, прибегающим предупредить о явлении финансовой полиции, разыгрывается такой напряженный диалог:
«— Луиджи? — спросил он с беспокойством, поднимаясь с места. — Cosa c’e?
— Dottore! Времени нет! — воскликнул Луиджи. — На Виа Монте Наполеоне вас ждут finanza! Надо уходить, иначе вас арестуют. За мной, сейчас же!»
Как понятно по этой сцене, многие, а то и все члены семьи Гуччи были рьяными поклонниками такой традиционной итальянской забавы, как уклонение от налогов, и не оставили ее, даже выйдя на международную арену. «Обычный итальянец относится к правительству со скепсисом и недоверием, поэтому считает, что платить налоги — всё равно что бросать деньги коррупционерам почти безвозмездно. Американская поговорка «Есть лишь две надежных вещи в жизни: смерть и налоги» итальянцу просто была непонятна, особенно в 1980-х годах», — поясняет Форден с оттенком снисходительности к расхлябанному и необузданному итальянскому менталитету, которому ее книга обязана самыми увлекательными моментами.
К жанру криминального триллера и мошеннической комедии в «Доме Гуччи» примешиваются элементы боевика. Например, на заседании акционеров «Маурицио вскочил на ноги, боясь, что Паоло бросится на Джорджо и Альдо, поэтому взял кузена в захват со спины. Добравшись до Паоло, Альдо попытался вырвать диктофон у него из рук, и в драке Паоло в кровь расцарапали лицо». Но такой остросюжетный характер книга принимает уже во второй половине, а первая, более чинная и респектабельная, посвящена лучшим временам дома Гуччи, с момента его основания в 1921 году.
Рассказав в первых главах для сенсационной затравки об убийстве Маурицио Гуччи в Милане 27 марта 1995-го («кровь ярко-красными брызгами в духе Джексона Поллока расписала двери и белые стены по обе стороны от входа, у которого лежал Маурицио»), Форден обстоятельно докладывает, как отец-основатель династии Гуччио Гуччи учился азам торговли и осваивал искусство выделки кож, а также о последующих этапах развития семейного бизнеса, который становился всё менее стабильным, чем более разветвленным становилось генеалогическое древо Гуччи (оно приведено в начале книги).
Судя по всему, из трех сыновей Гуччио Гуччи талант бизнесмена лучше всего передался Альдо, в то время как Родольфо сначала небезуспешно шел по актерской линии, а к семейному бизнесу присоединился вынужденно, когда его манера игры, с приходом в кино неореалистов, перестала быть актуальной (третий сын, Васко, в книге остается маловыразительным второстепенным персонажем). О соотношении сил в клане Гуччи лучше всего высказался сын Альдо, Паоло: «Мой дядя был прекрасным актером, но отвратительным бизнесменом. Ему хватило ума окружить себя хорошими людьми, но лидером он не был. А вот мой отец был полной его противоположностью: прирожденный лидер, но советчики у него были ужасные». Паоло также принадлежит один из перлов книги — неожиданно вдохновенно переведенное стихотворение, написанное им на радостях после очередного выигранного у родственников суда: «Отныне под именем «Паоло Гуччи» // Каждый покупатель сможет найти // Безупречное качество и надежность, // А также пример изысканности».
Что же касается сына Родольфо, Маурицио, на нем природа, похоже, совсем расслабилась, не наделив его ничем, кроме симпатичной внешности, умения красиво тратить деньги (заработанные в основном не им) и вообще любви к dolce vita. Автор книги упоминает одноименный фильм Федерико Феллини, пытаясь создать нечто вроде культурного контекста, однако вместо «Сладкой жизни» называет его «Прекрасной жизнью», вероятно, путая с фильмом «Жизнь прекрасна» Роберто Бениньи. Этот режиссер тоже возникает на страницах в числе образчиков знаменитого тосканского характера, с помощью которого Форден пытается объяснить феномен Гуччи и представить это семейство в более благообразном свете, как нечто большее, чем просто династию торговцев:
«Чтобы понять Маурицио Гуччи и его происхождение, нужно понимать тосканский характер. Непохожие на дружелюбных эмилианцев, аскетичных ломбардцев и эксцентричных римлян, тосканцы часто бывают заносчивыми индивидуалистами. Они чувствуют, что представляют источник культуры и искусства всей Италии, и предметом их особой гордости является влияние на современный итальянский язык, в чем они многим обязаны Данте Алигьери. Их иногда называют «итальянскими французами»: высокомерными, самодостаточными и закрытыми от внешнего мира»
Несмотря на все эти реверансы, сложно назвать кого-то из персонажей светочем культуры, даже признав их несомненные дизайнерские задатки. Судя по книге, главное, к чему чувствовал призвание Маурицио Гуччи, — к тщательному декорированию всё более помпезных магазинов и офисов. Которые, кажется, становились всё роскошнее по мере того, как реальные доходы Gucci снижались, а приятные улыбчивые инвесторы сужали круги вокруг Маурицио в ожидании, когда он растранжирит последнее и знаменитый бренд можно будет прибрать к рукам. При этом даже совсем простодушному читателю, далекому от бизнеса и регулярно обсчитываемому в гастрономе, понятна нехитрая двухходовочка, затеянная вокруг Маурицио, до самого конца так и не осознающего, что происходит, и постоянно твердящего, как попугай, звучную, но совершенно бесполезную в стратегическом смысле метафору: «Гуччи» — это «Феррари», а мы водим ее как «Чинквеченто»!»
