На кулаках: как Чарльз Бронсон попал из шахты в Голливуд
Сто лет назад, 3 ноября 1921 года, родился Чарльз Бронсон — супергерой боевиков с самой негероической внешностью. «Известия» вспомнили о корнях одного из самых знаменитых актеров ХХ века и его непростом пути к огромным гонорарам и такой же славе.
Угольная пыль
Бронсон родился в пенсильванской шахтерской глуши в семье, откуда, казалось, не то что до киносъемочной площадки — до обычного кинотеатра как до луны. Родители — этнические литовцы (настоящая фамилия Бронсона — Бучински, переиначенная на англосаксонский лад Бучинскис), 15 детей в семье, каждодневная изнурительная работа отца в забое. Да и та скоро закончилась — наступила Великая депрессия.
Впрочем, отец скоро умер и 10-летний Бронсон пошел работать сам — в шахту, разумеется. За каждую тонну угля ему платили доллар, но на материальное положение огромной семьи, оставшейся без взрослого кормильца, это никак не влияло. Бучински были настолько бедны, что Чарли однажды пошел в школу в платье сестры.
На шахте Бронсон проработал до 22 лет. Его ровесницы Дина Дурбин и Лана Тернер (тоже, кстати, из горняцких краев) уже были мировыми суперзвездами, а Чарльз только-только начинал отучаться от своего немыслимого европейского акцента (в детстве в семье вообще не пользовались английским; зато по-русски будущий актер всегда немного говорил).
Выбраться из забоя помогла война. Бронсон сражался всерьез (стрелок на бомбардировщике) и храбро (медаль «Пурпурное сердце» за ранение). Демобилизовавшись, перебрался сперва в Нью-Йорк, а потом в Лос-Анджелес. Желание стать актером к нему пришло во время армейских кинопросмотров.
Его путь к большим киноролям был даже по голливудским меркам того времени нетороплив и сложен. Первая роль только в тридцать лет, первая главная — да и то в проходном телесериале — ближе к сорока. Фильмография молодого Бронсона состоит из названий, которые ничего не скажут даже киноведам (если они не специализируются на малобюджетном американском кино 50-х годов) — зато этих названий за десять лет больше тридцати. Бронсон учился профессии на съемочной площадке, упорным, почти каторжным трудом преодолевая объективные проблемы — тот же акцент или совсем незвездный экстерьер.
Суровый американец
Разумеется, он работал в жанрах, большого мастерства обычно не требующих, — криминальных и военных фильмах, вестернах. В один из таких вестернов — ремейк «Семи самураев» Акиры Куросавы — Бронсона позвали на роль профессионального убийцы-ирландца, присоединяющегося (из материальных соображений) к отряду наемников, нанятых мексиканскими крестьянами. Пожалуй, впервые в карьере Бронсон очутился в компании больших звезд — Бриннера, Маккуина, Кобурна — и не на самой последней позиции.
«Великолепная семерка», вопреки сложившемуся стереотипу, вовсе не имела по выходе ни огромного успеха, ни культового статуса. Пресса и вовсе ее разбомбила. Зато фильм имел неожиданный успех в Европе — как Западной, так и Восточной. Для Бронсона этот успех обернулся неожиданным шансом — его стали звать европейские режиссеры. В том числе — и хорошие. У Жана Вотрена Бронсон играет в культовом «Прощай, друг» (напарник — Ален Делон), у Серджио Леоне — в «Однажды на Диком Западе». В это же время стали налаживаться дела и с большими проектами в Голливуде.
Правда, тематическим разнообразием они по-прежнему не отличались, но Бронсона это беспокоило не слишком. Как и то, что играл он роли в основном второго плана: зато в компании того же Маккуина («Большой побег») и Эрнста Боргнайна («Грязная дюжина»). Бронсон 60-х — надежный, пусть и с неброской актерской манерой профи, который справится с любым материалом, не подведет, а если будет нужно, то и вытащит.
Такая репутация далась нелегко, но стоила дорого — в том числе и в прямом смысле. В начале 70-х Бронсон снимается подряд сразу в нескольких фильмах на студии United Artists. И хотя фильмы эти — «Земля Чато», «Механик», «Хладнокровный убийца», «Лошади Вальдеса» — в истории кино не задержались, образом они сделали Бронсона большой звездой: меньше миллиона он теперь за роль не получал. По меркам тех лет — колоссальное достижение.
Встреча с Высоцким
«Не спалось мне как-то перед запоем. Вышел на улицу. Стою у фонаря. Направляется ко мне паренек. Смотрит как на икону: «Дайте, пожалуйста, автограф». А я злой, как черт. Иди ты, говорю...
Недавно был в Монреале. Жил в отеле «Хилтон». И опять-таки мне не спалось. Выхожу на балкон покурить. Вижу, стоит поодаль мой любимый киноактер Чарльз Бронсон. Я к нему. Говорю по-французски: «Вы мой любимый артист...» И так далее... А тот мне в ответ: «Гет лост...» И я сразу вспомнил того парнишку...»
Этот полуапокрифический рассказ Владимира Высоцкого относится к 1976 году — во всяком случае в Монреале Высоцкий был именно тогда. Честно говоря, у Бронсона в тот момент были все основания вести себя несколько высокомерно, ведь кроме больших гонораров в его жизни наконец случилась и большая роль.
На историю тихого архитектора, вышедшего из-под контроля человеческих норм и условностей после смерти жены от рук бандитов, продюсеры (в том числе и обладавший фантастическим чутьем Дино Де Лаурентис) изначально возлагали немалые надежды. Но они и представить себе не могли, какой резонанс вызовет «Жажда смерти», так удачно павшая на щедро унавоженную страхом перед уличной преступностью почву в американском обществе.
О границах допустимой самообороны и гражданском возмездии спорили в газетах и университетах, сыгранный Бронсоном Пол Керси стал именем нарицательным. А заодно — надежным источником дохода: герой буквально кормил актера еще 20 лет. Бронсон оказался идеальным исполнителем этой роли именно в силу своих актерских данных, которые многим и очень долго казались недостатками: заурядной внешности, неброским манерам и немногословию. В образе Керси всё это заиграло совершенно новыми гранями: черты лица говорили об общности, универсальности беды, которая может случиться с каждым, манеры оборачивались интеллигентностью культурного горожанина, скупость на слова и эмоции — большой внутренней силой.
Бронсон и после «Жажды смерти» снимался много и охотно — гораздо охотнее, чем раздавал интервью или высказывался по актуальным вопросам современности. Его замкнутость и некоторая отчужденность от мира была своего рода агорафобией — хотя на самом деле всю свою жизнь Бронсон всерьез страдал совершенно противоположным недугом, боязнью замкнутых пространств, заболеванием, которое настигло его еще в ранней молодости, когда будущий король зарплатных ведомостей Голливуда вырубал в тесной шахте уголь по доллару за тонну.