На старте сезона в одном из главных музыкальных театров страны — Михайловском — случилось две примечательные премьеры. Худрук балета Начо Дуато поставил «Лебединое озеро». Михаил Мессерер — «Конька-Горбунка». Причем «Конек», отсылающий к спектаклю Александра Радунского 60-летней давности, смотрится и воспринимается намного современней только что созданного и вроде бы обязанного декларировать новизну «Лебединого».
Подобное соотношение старого и нового уже вырисовывается в некий тренд. Ровно в такой же диспозиции недавно показывали в Большом барочного «Ариоданта» и совсем свежую «Чайку». И снова, как и в главном театре страны, причина не в исходном материале, а в отношении к нему постановщиков.
Начо Дуато, похоже, из тех творцов, которых заказы тяготят. А «Лебединое озеро» — не просто заказ, а заказ со смыслом. Когда культовый хореограф, любимец балетоманов с продвинутым чувством изящного, заступил на должность худрука Михайловского балета, то поначалу переносил для него ранее поставленные балеты. По мере узнавания труппы настала очередь эксклюзивов. В одном из них — «Прелюдии» — появился кордебалет в белоснежных тюниках и мятущийся герой на фоне классической архитектуры, неуловимо напоминавший самого хореографа, одновременно восхищенного и подавленного величием имперской столицы. До главных петербургских балетов оставался шаг, и Начо его сделал, открыв свою Чайковскиану: сначала поставил «Спящую красавицу», затем «Щелкунчика», и вот теперь, на одиннадцатом году его знакомства с Петербургом, настала очередь «Лебединого озера».
Перед тем как хореограф приступил к Чайковскому, балетоманы, волновались: Начо в предстартовых интервью обещал не оставить и следа от классической традиции в целом и Мариуса Петипа в частности. В итоге ошибся и хореограф, и его оппоненты. Петипа в «Спящей» Дуато оказалось более чем достаточно, а приступив к «Лебединому», хореограф, кажется, вообще забыл про «дуатовское». Мелькают пару раз в противоборстве Принца и Злого гения намеки на мужской дуэт — в этом формате Дуато большой мастер, — но они так и остаются намеками. Выбегает в финале Одетта, заменившая лебединую пачку на длинное платье, — якобы сила любви вернула ей девичье обличье, но тут и сказке конец.
Имен Петипа и Льва Иванова в программке нет, но лебединые картины и черное па-де-де за небольшими расхождениями повторяют их творения. Отчасти мешает наслаждаться классикой дирижерская манера Алевтины Иоффе: медленные фрагменты оркестр под ее руководством затягивает, быстрые пускает в галоп — и всё бы ничего, но танцовщики к подобному креативу не готовы. Когда Анастасия Соболева – Одиллия героически выкрутила свои фуэте и удержалась в финальной позе, зал взорвался аплодисментами. Не потому, что это было фантастически красиво, а потому, что поспела за дирижерским произволом.
Что касается Начо Дуато, то здесь вывод неутешительный: не вдохновила его лебединая история. Однако положение обязывает — хочешь не хочешь, триаду надо завершать, долг превыше искусства. Начо, как оказалось, не из тех творцов, кто эти данности может примирить — вот и случилась вымученная обязаловка. Когда он ставит то, что его по-настоящему, не по должности, интересует, получается совсем другой результат. В том же «Лебедином» есть балет в балете — сюита характерных танцев, и здесь талант Дуато — выдающегося сочинителя движений — предстает в полном блеске. А польская пара — изящная паненка (Ирина Перрен), приручающая надменного пана (Марат Шемиунов), — просто шедевр, глаз от сцены не оторвать.
Неотрывно смотришь на сцену и на «Коньке-Горбунке», еще одной осенней премьере Михайловского. Но там действие притягивает на протяжении всего спектакля, что вдвойне радует: «Конек» для этого места — сочинение знаковое. Балет Родиона Щедрина в постановке Игоря Бельского прошел в Михайловском, когда он еще назывался МАЛЕГОТом, более 300 раз. Михаил Мессерер — хореограф московский и для камбэка выбрал «Конька», поставленного в Большом в 1960-м. Подспорьем при возобновлении стал снятый тогда же фильм-балет, где Майя Плисецкая танцевала Царь-Девицу, а Владимир Васильев — Ивана Дурака. Что-то хореограф досочинил, поскольку спектакль, сделанный Александром Радунским, помнит — сам в нем танцевал.
Казалось бы, какой смысл возобновлять постановку 60-летней давности? Не проще ли сделать что-то новое, тем более что сказка Ивана Ершова, если вспомнить недавние постановки в Уфе и Екатеринбурге, нынче в фаворе: публика гарантированно пойдет. Всё так, но «Конек» Мессерера — реставрация известных в прошлом спектаклей. Он его прочно оседлал-пришпорил и останавливаться, похоже, не собирается, хотя уже поставил в Михайловском «Лауренсию», «Пламя Парижа», «Дон-Кихота» и «Золушку». «Конек-Горбунок» из того же ряда и, похоже, с точки зрения зрелищности, изобретательности и музыкальности вышел самым удачным.
Формат большого балета, увенчанный гран па жар-птиц и дивертисментом морского царства, работает безотказно — три акта смотрятся на одном дыхании, за что особая благодарность дирижеру Павлу Сорокину. Партитура молодого Щедрина при всей щедрости оркестровой колористики — типично балетная, распадается на составляющие, но маэстро удается собрать ее в цельное произведение.
Есть в новом-старом коньке своя «фишка» — обилие видеопроекций. В традиционные декорации они вписываются как родные, и уже трудно представить, что сцена дна морского когда-то обходилась без мультяшных золотых рыбок, а Иван с коньком не парили в поднебесье. Еще хорошо, что создатели спектакля, отдавая дань технологиям, ими не сильно увлекаются, блюдут золотую середину. На первом плане всегда остаются танец, музыка и уважение к балетной традиции, которая, судя по реакции зала, оказалась востребованнее модных экспериментов.
Автор — доктор искусствоведения, редактор отдела культуры газеты «Известия»
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
