Розенкранц и Гольденштерн живы
С 26 августа на полках книжных магазинов новый роман главного литературного мистификатора страны. «Трансгуманизм» выходит сразу с двумя обложками и двумя дополнительными версиями издания — в электронном и аудиовариантах. Это комичная постапокалиптика о законсервированных в банках богачах и мировой закулисе, живущей сомнительными удовольствиями.
«Для социальной гармонии важно не только дать людям надежду. Еще важнее — у всех на глазах кого-то ее лишить». Управленческие уроки от главного романного злодея, властителя баночно-кастового виртуального мира, стартапера и сетевого кумира Атона Гольденштерна (отсылка то ли к Моргенштерну, то ли к абсурдистской пьесе Тома Стоппарда) задают тон свежему пелевинскому трагифарсу. Протагонистов тут несколько (еще бы, в книге же семь частей), но самый трогательный из них — глупая девочка Маня, дочь законсервированного в банке финансиста и земной женщины, полученная, конечно, из пробирки и названная в честь money, потому что «деньги всем нравятся». Маня хорошо учится в элитной школе, не пишет на заборе ГШ-слова, получает на день рождения самые продвинутые кукухи (это такие ошейники, позволяющие осуществлять за новыми элои контроль), рассуждает о мироустройстве с аватаром существующего в одном из лимбических кругов рая (или ада) отца.
«Папа из банки поучает Маню:
– Ну подумай сама, здесь никакого Гольденштерна нет.
– Почему тогда говорить про Гольденштерна считается таким дурным тоном? — Маня знала ответ. — Потому что это конспирология чистой воды, вернее — грязной и очень дурно пахнущей воды. А приверженность конспирологии выдает низкий и очень подлый ум, а приличные люди таких сторонятся.
– Ну ты можешь сколько угодно говорить про привидение или Деда Мороза, — ответил папа, — и никто тебя сторониться не будет. А с Гольдерштерном все иначе, разве нет?
Маня глубоко вздохнула, и на ее глазах выступили слезы. Происходящее стало окончательно непонятным».
Такой вот уютный, кухонно-интеллигентский разговор лишь подчеркивает антиутопический конструкт романа — речь идет не о героине, конкретной девушке, проживающей свою судьбу, а о кормовой базе Большого Брата, психопата-нарцисса, оккупировавшего мир, за которым стоит сам дьявол… А поскольку каждое ружье у Пелевина выстреливает, постепенно обнаруживается и дьявол: его зовут Розенкранц, он безобразен, зол и сам себе не рад. А великий и ужасный Гольденштерн — всего лишь подставная фигура...
Пелевин дает наводку, что его новый роман — реминисценция на двухтомный фантасмагорический труд Михаила Харитонова «Золотой ключ», вышедший в издательстве «Городец», в серии «Книжная полка Вадима Левенталя», и выдвинутый на «Нацбест». Это комичная постапокалиптика, выстраивающая структуру антиутопического мира, чудом сохранившегося после вселенской катастрофы (у Пелевина — Карбоновых войн, окончившихся повсеместным запретом промышленности и убийством большинства представителей рода людского). Саркастическая архитектура идефикс человечества о бессмертии (а богатые у Пелевина существуют в виде законсервированных в банках мозгов) съеживается как шагреневая кожа.
Единственное, что подпитывает этот карнавальный мир будущего, разделенный на лимбы-касты, — сфера удовольствий, разграниченная на степени блаженств, «таеры». За приемлемые деньги можно купить девятый или десятый «таер» с примитивными радостями, высшие «градусы» — только для избранных. Например, один из элитных пакетов, «Базилио», позволяет почувствовать себя котом или кошкой и провести в этом обличии пару дней. Наличествуют и милитаризированные «проекты», они позволяют поучаствовать в самых кровопролитных битвах истории, разумеется с безопасной дистанции. В общем, хлеб и зрелища.
Разумеется, новый роман Пелевина щедр на мемы: помимо Гольденштерна здесь фигурируют клан Михалковых — Ашкеназов, партия сердоболов, блогеры-косметички, последний живой писатель-классик Шаробан Мухлюев и прокукураторы, правящие вверенными им регионами. Низшая каста — «хелперы», или холопы, у которых нет мозгов и жизнедеятельность контролируется лимбической системой, делают все с блаженной улыбкой на лице. Они носят маску и едят из корыт. И привет порожденным пандемией теориям, заговор: у всех живущих на Земле — чипированные мозги, которые прокукураторы могут контролировать, пичкать рекламой и даже сдавать в аренду.
Злые языки говорят, что все содержание романов Пелевина сводится к мантре «налево пойдешь — направо попадешь, направо пойдешь — налево попадешь, прямо пойдешь — никуда не попадешь». Но если говорить о постмодернизме (а Пелевин — постмодернист, играющий на поле деконструкции классической литературной традиции, — у него, например, нет героев и характеров, их место занимают фигуры постмодернистского нарратива), всякий раз приходится формулировать свод законов и знаков, который художник над собой поставил.
Инструментарий Пелевина располагает писать о ничто, создавать текст, который воспринимался как законченное умозрение, в конце которого ничтожество себя ничтожит, но остается ветерок, атмосферная диковина, желание купить новую книжку. Всякий роман Пелевина — мотылек-однодневка, исчезающий после прочтения и интригующий новым. Центральный персонаж Пелевина — пустота, за перипетиями литературной судьбы которой любопытно следить. Опасная ситуация, поскольку автор обращается к читателю не с предложением разделить его любовь к героям, а с предложением разделить нелюбовь к нарративам и дискурсам, намеренно подвергнутым обструкции. От вещи к вещи это чувствуется все острее.
Автор — обозреватель «Известий», литературный критик
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
