В Каннах или в Ницце ласковый прием
Каннский кинофестиваль 2021 года для российской кинокритики особый, уникальный, ни с чем не сравнимый. Не потому, что здесь много российского и русского кино: Серебренников, Герман, Лозница (его принадлежность к русской культуре бесспорна), Коваленко, Молодцов, Манжеева — и на особом месте финн Юхо Куосманен, который со своим фильмом «Купе номер шесть» тоже на время стал русским. О них мы напишем позже, но сейчас речь о другом. А именно — об эпидемиологическом статусе России с точки зрения Франции и о его последствиях.
В том, что Канны в этом году состоятся, почти ни у кого не было сомнений: Франция с мая начала поэтапно снижать требования к безопасности, и российские журналисты спокойно получили аккредитацию на фестиваль. Мы все готовились ехать туда и освещать триумфы нашего кино, а заодно наслаждаться лучшими зарубежными картинами, общаться лично с главными режиссерами современности: Каннский кинофестиваль — важнейшее событие в мире кино, всё равно что финал чемпионата мира для футбола. Это дорогая и трудная командировка, но она обязательна для профессионалов.
Проблема была в том, что Франция вплоть до мая не разрешала въезд, но с начала июня российским гражданам начали выдавать визы. На этот фестиваль билеты и отели бронируются за несколько месяцев, поэтому журналисты спокойно ждали 5 июля, чтобы приехать в Канны и на следующий день приступить к фестивальным будням.
Всё оказалось чуть сложнее. Россия к началу июня была в «оранжевом» списке, это означало, что приезжающим нужно отбыть семидневный карантин, и никакие журналистские «корочки» не помогали добиться исключений, если, конечно, у человека не было европейской прививки. К тому же, в России начала расти заболеваемость, и журналисты, скрепя сердце, поменяли билеты на 29 июня, забронировав себе еще на неделю жилье подешевле. В конце концов, неделя в Каннах, даже взаперти, — это ничем не хуже работы в московском офисе, да и риск заразиться в одиночестве гораздо ниже.
Страшное случилось 23 июня. Париж включил Россию в «красный список». Там сейчас 21 страна, и во Францию оттуда въехать нельзя, только по очень веским причинам. Приглашение Каннского фестиваля и его важность для российского, да и мирового кинематографа веса тут уже не имеют. Визы российским гражданам выдавать практически перестали, а тем, у кого они были, для въезда теперь необходимо специальное разрешение от французского правительства.
В этот день все российские киножурналисты поделились на три категории. Первые, и их большинство, махнули рукой и отказались от поездки вовсе. Еще раз менять билеты, снова искать жилье, рисковать деньгами и временем — всё это уже казалось бессмысленным. Вторые решили всё же добиться всех необходимых разрешений и воспользоваться узким «коридором», оставленным Францией. К ним принадлежал, например, я — и, должен сказать, очень признателен пресс-службе Французского консульства в Москве за помощь, без нее ничего бы не вышло. Третьи решили перехитрить французов и постараться попасть в Канны из других государств.
Вплоть до 29 июня, дня вылета, ничего не было ясно до конца. Журналисты делились опытом. Кто-то полетел в Париж сразу после включения в «красный список», и ему «никто ничего не сказал»; этот критик каждый день вывешивал в «Фейсбуке» свои фотографии из уличных кафешек. Кого-то не пустили на самолет еще в Москве, потому что разрешения не было на руках. Кто-то всё же полетел пораньше, чтобы «откарантинить» до начала фестиваля. Всё это было и остается похожим то на штурм древней крепости врассыпную, то на авантюрную комедию про «друзей Оушена», только число этих «друзей» пока установить сложно: не все еще добрались до Канн.
Самолет 29 июня летел почти пустой. Кажется, в нем, кроме нескольких российских критиков, почти никого и не было. После посадки в Ницце всех пассажиров собрали в автобус и отвезли в отдельный ангар. Там нужно было заполнить анкету со своими данными, отчитаться о месте проживания в Каннах, оставить номер телефона, сдать ПЦР и пройти собеседование с полицейскими. Всё вместе заняло несколько часов. На прощание всем сказали, что фестиваль фестивалем, а десять дней, включая первые три дня смотра, придется посидеть взаперти. С одним только послаблением: в период с 10 до 12 утра можно выходить по своим делам. Купить еды, например, пообедать, прогуляться — кому что нужно. Но в остальные 22 часа необходимо оставаться у себя, в любой момент нас могут навестить и проверить строгость исполнения правил. Что будет, если нарушить карантин, полицейские не знали.
В этом, конечно, есть что-то странное. Мы сдали два ПЦР теста, до прилета и после. Допустим, мы заразны, тогда почему нам всё же разрешают выходить на два часа? Почему именно с 10 до 12, если нам, скажем, нужно взять интервью, о которых мы заранее договаривались из Москвы? Почему не произвольные два, а лучше три часа? Почему нельзя поздно вечером посидеть на пустой, пока не начался фестиваль, набережной? Да и на самом фестивале всё равно придется каждые 48 часов сдавать ПЦР, так может, пустить нас туда? На все эти вопросы сотрудники полиции нам ответить не могли. Dura lex, sed lex — и всё тут.
Итак, приехавшие честным способом российские журналисты сидят в своих гостиницах, ожидая Каннского кинофестиваля, часть которого пройдет без нас. Нам периодически звонят и пытаются по-французски обсудить, как мы соблюдаем карантин. По-английски операторы не говорят, диалог не получается. К некоторым заходят полицейские и требуют документами подтвердить личность. Возможно, они еще проверяют камеры в отеле или говорят о нас с персоналом — никто не признается. На девятый день нам обещали сделать контрольный ПЦР.
Тем временем в Канны приезжают наши российские коллеги, на самолетах, поездах и автобусах из других стран. Они ничего не подписывают, ни перед кем не отчитываются и спокойно гуляют по городу, но не знают, что будет дальше: вдруг об их проникновении в страну узнают и, например, навсегда лишат визы. Положение о россиянах ведь есть, мало ли что «не знал». А может, ничего им и не будет, и они за нас посмотрят фильмы в первые дни, потом расскажут. Пока мы друг с другом делимся опытом в соцсетях, кто-то уже начал вести карантинные дневники, другие инструктируют коллег в Москве, какими лазейками можно еще воспользоваться, чтобы попасть в Канны.
О мерах безопасности во время самого смотра мы напишем отдельно, но впереди, после Каннского, фестивали в Локарно, Венеции, Торонто. Тоже очень крупные, и там тоже будут наши фильмы, туда тоже нужно ехать и работать. Но всюду приезжать за 10 дней? Везде сдавать по несколько ПЦР, раз наши прививки они не признают? Всегда трястись, не зная, пустят нас в итоге или нет? Такого в фестивальной жизни, важнейшей для киножурналистов, не было никогда, а примеру Канн скорее всего последуют и остальные. Надо выходить из «красной зоны», надо, чтобы наши прививки признавались, надо, чтобы мы могли выполнять свои обязанности — рассказывать читателям и зрителям о самом лучшем в мире кино, радуясь, когда это кино еще и российское.
А домашний арест между тем только начался.
Автор — обозреватель «Известий», кандидат филологических наук
Позиция редакции может не совпадать с мнением автора
