«Россия — страна №1 в мире по ветропотенциалу»
Россия может остаться энергетической сверхдержавой и в условиях новой, «зеленой» энергетики. Потенциал для этого огромен, но нужно построить новую отрасль с нуля. И кое-что уже сделано — заложено 6 гигаватт мощностей возобновляемых источников энергии. Однако большая часть работы еще предстоит. Одним из активных участников программы развития данной индустрии в России является «Роснано». Руководитель инвестиционного дивизиона компании Алишер Каланов на полях ПМЭФ рассказал «Известиям» о положении дел и перспективах этой отрасли в стране.
Четыре зеленых компонента
— Правительством утверждены основные правила поддержки отрасли, той самой, о которой идет очень много споров, — это так называемые источники энергии, и на ближайшие 10 лет, с 2025 по 2035 год. Планирует ли «Роснано» в дальнейшем участвовать в развитии этой отрасли?
— Речь идет о возобновляемых источниках, о «зеленой» энергетике. Мы говорим о 10 годах программы с 2025 по 2035 год, но мы сейчас находимся в 2021 году, у нас практически 15-летний горизонт для того, чтобы можно было понять, как на таком длительном промежутке времени существовать крупным компаниям, которые для себя сделали стратегический упор на развитие «зеленой» генерации, возобновляемых источников энергии. Решение, которое принято правительством, крайне важно, оно является продолжением последовательной политики по развитию безуглеродной, или «зеленой», генерации.
Первая программа, которая должна в 2024 году закончиться, была инициирована в 2010-х годах и с 2013 года запущена как полноценный действующий механизм поддержки с нормативной базой, определенными требованиями, определенной системой ценностей, архитектурой системы поддержки. Можно уже говорить, что это детерминированный факт, никаких сомнений у нас нет, что объем вводов, который мы запланировали в рамках этой программы, будет исполнен. В рамках программы было заложено около 6 гигаватт – 7 тыс. мегаватт новых мощностей, которые должны были появиться в сегменте солнца, ветра и малой гидроэнергетики, которая тоже относится к сектору «зеленой» генерации — возобновляемых источников энергии. Эта программа позволила построить не просто один сегмент большого бизнеса, она позволила построить целый кластер, целую систему ценностей, экосистему, где есть и генерация новая, и производство компонентов для этой генерации. По сути, построены с нуля заводы, которые производят оборудование для возобновляемой энергетики в России, чего раньше не было.
Глава инвестиционного дивизиона «Роснано» Алишер Каланов
— Большой комплекс.
— Большой индустриальный комплекс, который построен и в сегменте солнечной энергетики, и в сегменте ветроэнергетики. Кроме того, эта индустрия не может существовать без крайне важной составляющей, которая дает возможность постоянно обновлять технологии, постоянно следить за улучшениями, за технологическим развитием, которое существует в этой индустрии. Третий компонент этого кластера, который был создан точно также в 2013–2014 годах, — это R&D, НИОКРы — применение технологий, которыми богата Российская Федерация, в которых есть у нас компетенции. Это компетенции академической школы, которые сделали возможным применение определенных технологических улучшений в этих технологиях.
— Своего рода научные разработки.
— Это определенный апгрейд технологий, свойственных индустрии. Один из признаков этой индустрии — она очень подвижна, очень быстро развивается, меняется. Скорость и формирует конкурентоспособность этой новой отрасли экономики с точки зрения стоимости конечной энергии. Постоянный рост технологий, постоянное их совершенствование и повышение эффективности, снижение стоимости, улучшение операционных показателей дают возможность конкурировать этой энергии с традиционными видами генерации. Этот драйвер говорит о том, что через какое-то время этап этой конкуренции будет пройден и в России. Необходимо постоянно технологию улучшать, постоянно ее видоизменять. С 2013 года прошло много времени. Как правило, в этом сегменте бизнеса глобально каждые два года идет очень серьезный апгрейд технологий, серьезное улучшение. Эта гонка, технологическая система ценностей, которую мы должны были перенять. Мы должны были строить индустрию, которая очень похожа на то, как она существует конкурентоспособно во всем мире.
Четвертый компонент, без которой вся эта индустрия не может работать, безусловно, образование. Построение такой индустрии требует абсолютно другого кадрового наполнения, других компетенций, мультидисциплинарных знаний, специальной подготовки квалифицированных людей, которые работают на наших заводах, в конечном сегменте генерации, в R&D-сегменте и в образовании. Это полноценный кластер, который был построен в том числе с нашим участием как института развития, потому что «Роснано» в обоих секторах — и в сегменте солнечной энергетики, и в сегменте ветроэнергетики — сформировало крупнейших игроков рынка. Мы и там и там построили вместе с партнерами такую законченную кластерную саморазвивающуюся сбалансированную систему.
Вопрос — что с ней дальше делать, потому что конкуренция по видам генерации говорит о том, что такого рода деятельность в любом случае с точки зрения предложения должна поддерживаться со стороны государства. Компаниям, которые построили успешные бизнес-модели, построили производство, нужен новый горизонт, куда дальше стремиться, развивать технологии. Без этого горизонта бизнес, наверное, чувствовал бы серьезный дискомфорт, потому что любой бизнес существует с точки зрения определенной стратегии развития. Если стратегии развития нет, это всегда токсично для бизнеса и для решений, которые принимают собственники и акционеры этого бизнеса. И мы получили такое решение: это долгосрочный рынок, это новая система ценностей, которая, наверное, дополняет ту систему ценностей, которая была заложена в первой программе, но очень требовательна по отношению к инвесторам.
В новой системе ценностей, которая сформирована в рамках второй программы, есть несколько компонентов, которые просто увеличивают конкуренцию, которая есть на рынке. Дополнительные требования к локализации — практически в два раза увеличены требования по локализации контента — это оборудование в большей степени должно быть локализовано в России.
— Это какой уровень локализации?
— Уровень локализации, который есть в постановлении правительства, практически двукратный от значений, которые были по предыдущей программе. Я не хочу сознательно говорить про цифры, потому что система измерения тоже поменялась. Если раньше она была процентная, то сейчас становится балльной, но если говорить про физическое действие, это двукратное увеличение требований. То, что мы выполнили до этого, мы в два раза должны перевыполнить для того, чтобы иметь право существовать в новой программе.
Второе системное требование, которое появилось в рамках этой программы, — требование экспорта. Мы должны иметь определенный уровень поставок нашей продукции на экспортные рынки, и это является показателем, штрафуемым в случае невыполнения. Раньше это была опция, которая строилась как просто бизнес-возможность и работала на улучшение финансово-инвестиционной модели инвесторов или акционеров, а сегодня иметь определенный уровень экспортных поставок — это обязательство наше, чтобы мы были квалифицированы на этом рынке.
Новый серьезный рынок
— Какие инициативы у вас в отрасли углеводородной энергетики?
— Специфика «Роснано» в том, что это институт, который всё время пытается развивать какие-то новации. Это не наша бизнес-модель, когда мы научились делать что-то одно и на долгосрочном горизонте, не меняя ни технологического уклада, ни бизнес-модели, не стремясь создавать какие-то комплементарные к этим технологии, можем почивать на лаврах и строить долгосрочные модели хозяйствования. У нас есть инвестиционный мандат, у него есть срок. Этот срок крайне ограничен: мы не можем заходить в проекты длительностью больше 7–10 лет. Если мы в эти бизнесы заходим, то только для того, чтобы вырастить его до определенного уровня и потом, когда бизнес выйдет на траекторию устойчивого развития, выйти из этого бизнеса и оставить его на развитие, которое могут обеспечить текущие акционеры.
С точки зрения комплементарных новаций в возобновляемой энергетике, мы ими занимаемся и примерно понимаем технологическое развитие, которое будет в этой отрасли на следующем долгосрочном горизонте. Мы видим две компоненты. Первая — технологический апгрейд. Появятся новые технологии, новые решения, в каких-то сегментах это существенное технологическое обновление не просто модельного ряда решений, а обновление всей технологической платформы.
Появятся несколько других видов решений, которые раньше на рынке не использовались. Для нас это точно пересечение нашего мандата, мы внимательно на эту возможность смотрим, но мы новаторы и смотрим за горизонт. Мы понимаем, что у нас есть новый вызов, который формирует для нас не только риски, но и определенные возможности: это водородная энергетика.
— Будут ли производители «зеленого» водорода, на который делается очень серьезная ставка, получать льготы объектов возобновляемых источников энергии? Если да, то какие?
— Законодательством сегодня это не предусмотрено.
— Но вы же работаете в этом направлении?
— Если говорить про большую «зеленую» водородную энергетику, или низкоуглеродную водородную энергетику, это отдельные решения, которые должны приниматься. Здесь речь не идет о слепом копировании системы поддержки, которая есть сегодня в возобновляемой энергетике. Скорее всего, это новый механизм, который позволит объединить усилия государства и бизнеса. Мы говорим о потенциальном занятии серьезной ниши на новом зарождающемся коммодити-рынке. Это большой рынок. Если смотреть на индикаторы европейской водородной программы, в 2030 году — 10 млн т потребления водорода, из которых 5 млн т — потенциальный импорт. Это тот объем рынка, на который мы должны ориентироваться. У нас для этого есть все возможности, все ресурсы.
Сотрудники работают в цехе нефтеперерабатывающего предприятия, где производится водород
У нас много возобновляемых ресурсов, у нас есть логистическое преимущество — мы находимся недалеко от этих рынков, — поэтому всё, что происходит на целевых рынках, требует от нас достаточно быстрых действий. Эти действия должны быть не только с точки зрения готовности бизнеса поддержать эти инициативу, поскольку такого рода индустрия — индустрия с большими капитальными вложениями, капитальными издержками, так как должна быть построена инфраструктура, критически важная для такого большого бизнес-проекта. Это и причальная инфраструктура, и транспортная инфраструктура логистическая, и наземная критическая инфраструктура. Это емкости хранения, площадки, где можно из водорода производить продукт, более расположенный к транспортировке. Условно говоря, из «зеленого» водорода делать «зеленый» аммиак и дальше транспортировать его морским фрахтом.
Эта экосистема, которую мы видим в будущем, точно невозможна без слаженного поведения государства и бизнеса. Если сегодня бизнес будет реализовывать только пилотные проекты… Практически каждая компания может похвастаться, что у них есть начинания, заделы, связанные с водородом, — неважно, будь это «желтый» водород, «голубой», «зеленый». Каждый делает первые шаги, пилотные проекты, пытаясь нащупать свою нишу, чтобы, доказав свою концепцию в пилотном проекте, дальше думать о тиражировании и масштабировании технологий этих проектов.
В поиске потребителя
— Если мы говорим про экспорт, какие регионы могут быть интересны с точки зрения экспорта, кроме европейских? Сколько может стоить строительство инфраструктуры для экспорта водорода?
— Если говорить про рынки, на которые мы ориентируемся, это рынки с географической близостью к Российской Федерации. Европейский рынок, причем есть Северная Европа и Южная Европа. Это Азиатско-Тихоокеанский регион, который сегодня активно развивает систему ценностей, связанную с использованием «зеленого» водорода, или безуглеродного водорода. Это не просто любовь к водороду, это следствие принятых этими странами программ, связанных с переходом в определенной перспективе на безуглеродную основу. Экономики этих стран должны стать безуглеродными или с низким углеродным следом. Этот тренд говорит о том, что на этих рынках точно «зеленый» водород будет долгосрочно востребован.
Мы, как «Роснано», больше верим в технологическую связку. Будущий «зеленый» водород — связка большого ветра и электролиза. В этой части компетенции, которые созданы в стране в ветроэнергетике, могут быть очень хорошим подспорьем для того, чтобы дальше ставить себе новые цели, развивать новую индустрию, где, возможно, мы освоим не только материковую ветроэнергетику, но и офшорную ветроэнергетику. Россия — страна №1 в мире по ветропотенциалу, и весь этот потенциал сосредоточен вдоль береговой линии.
— Осталось его реализовать.
— Самое интересное, что спрос на этот продукт на этих рынках уже есть. Если бы мы думали о том, что это проект, где надо построить инфраструктуру, а потом создавать рынок, я бы не согласился. Рынок уже есть. Вопрос: мы успеем на этот рынок или его займут другие? Посмотрите, что происходит с Европой: на этот рынок сегодня очень активно смотрят многие страны, у которых есть потенциал.
— Германию возьмите, например.
— Германия больше потребитель. Регион, где большое количество возобновляемых ресурсов, — Ближний Восток. Сегодня строятся крупные кластеры, приняты государственные программы поддержки этой инфраструктуры, для того чтобы «зеленый» киловатт/час превращался в «зеленый» водород, «зеленый» водород превращался в «зеленый» аммиак, а «зеленый» аммиак поставлялся на европейский рынок. Посмотрите на Австралию, которая очень активно осваивает Азиатско-Тихоокеанский регион. Мы видим там то же самое. Мы можем быть частью этих рынков, можем претендовать и быть одним из ключевых игроков на этих рынках.
— Конкретизирую. В ЕС первая партия «зеленого» водорода когда может быть поставлена?
— У нас есть собственный пилотный проект. Мы ожидаем, что это произойдет на горизонте где-то 2024–2025 года.
— Это электростанция Мурманской области или первые поставки из других субъектов?
— У нас есть несколько проектов, в том числе один из проектов, которые мы обсуждаем с нашим партнером, — это электростанция и построение всей цепочки по производству «зеленого» водорода и продукта, предназначенного или предрасположенного к транспортировке с этой площадки. Мурманский проект может быть не единичным, он может быть первой очередью, он может расширяться, потому что это потенциал, который обладает всеми необходимыми ресурсами для того, чтобы такого рода технологический кластер развивать.
— Мне, как обывателю, кажется, что Мурманск ближе к Северной Европе.
— Это правда, но, с другой стороны, если вы посмотрите на юг России, где сегодня сосредоточены достаточно большие мощности и ветра, и солнечной генерации, это тоже регион, который может претендовать, допустим, на рынки Южной Европы.
Если говорить про страновую стратегию, нельзя развивать один регион в ущерб другим или нельзя смотреть только на одну площадку: надо смотреть на все возможности. Наше предложение — посмотреть географически на пять потенциально экспортно-ориентированных кластеров. Первый — Север, Северо-Запад, где много природного потенциала ветра, и они могут работать на рынке Северной Европы. Это южный регион, который может работать на юг Европы, и дальневосточный регион — Камчатка, Сахалин, которые могут спокойно работать на рынке Азиатско-Тихоокеанского региона.
— Если перенестись в Россию, наши северные регионы смогут перевести на энергию обеспечения водородом, и какие средства на это потребуются из бюджета?
— Водород — это не мода, это критическая компонента технологий, без которых невозможно существовать.
— Это тренд.
— У нас северные территории, наверное, в первую очередь должны быть переведены на вид энергии, который независим от органического топлива, поскольку история, связанная с северным завозом, с энергоснабжением изолированных территорий, требует как можно более оперативного разрешения и быстрой реформы. Экономически уже оправдан перевод этих регионов на энергообеспечение даже с точки зрения использования тех природных ресурсов, которые там есть: и ветер, и солнце, и системы накопления энергии. Базово, наверное, надо решить эту задачу.
С точки зрения водорода мы, как «Роснано», больше верим в потенциал экспортного рынка, чем в то, как этот рынок будет развиваться внутри страны. Он будет, он точно зарождается, он будет фрагментарным, но вы должны понимать, что сегодня «зеленый» водород сильно дороже водорода, который получен какими-то другими способами. Если вы сравните водород «зеленый» и водород, полученный риформингом метана, разница в цене будет кратная. Это вопрос времени, когда технологии, развитие технологий, масштаб рынка позволят нам прийти к примерно сопоставимым ценам. Сам по себе водород в миллионах тонн сегодня в России производится. Вопрос, что он не производится «зеленого цвета» — тот, который востребован, а наша задача сделать так, чтобы мы научились производить этот «зеленый» водород и заняли ту часть рынка, которую мы должны занять в силу наших конкурентных преимуществ и близости к этим рынкам.
— Какие инновационные технологии в энергетике сейчас разрабатывает «Роснано»?
— Я не скажу про инновационные технологии конкретные, но точно скажу, что это всё связано с сегментом возобновляемой энергетики. Мы активно смотрим на солнечные технологии — новый солнечный вид электроэнергетики, мы смотрим активно на то, что происходит в ветре, причем не только материковом, но и офшорном. Мы смотрим на ветер субмегаваттного класса, с которым можно работать на розничном рынке и рынке микрогенерации изолированных систем. Мы смотрим на системы накопления энергии, которые работают с разной химией. Электрохимия может быть разная, мы смотрим от литий-ионных платформ до проточных батарей. Мы смотрим активно как на водородные технологии, причем водородные технологии для масс-рынка как экспортного продукта, так и на водородные технологии с точки зрения применения его как вида топлива для подвижного транспорта. Это может быть локомотивная тяга, муниципальный транспорт, грузоперевозки, это может быть транспорт в частном владении. Разброс нашего технологического видения и наблюдения очень широкий. Мы везде смотрим, где появляются инновации, где появляется что-то загоризонтное. Мы, как правило, туда идем, потому что в этом наш мандат, наша специфика, наша сила как государственного института развития.
