Судьба президента: как брат «врага народа» возглавил Академию наук СССР
Как правило, наши знания о Сергее Ивановича Вавилове исчерпываются горьким парадоксом: родной брат «врага народа» занял одно из главных мест в советском пантеоне, не сходил с первых полос газет, восседал в президиумах рядом с членами Политбюро ЦК. Его изображали на плакатах и почтовых марках. Но он действительно был крупнейшим ученым своего времени. В день 130-й годовщины рождения Сергея Вавилова «Известия» вспоминают сложный путь одного из величайших советских физиков.
Купеческий сын, крестьянский внук
130 лет назад, 24 (12 по старому стилю) марта 1891 года, в почтенной семье московского купца 2-й гильдии родился Сергей Иванович Вавилов — будущий академик и физик от Бога. Его отец был выходцем из крестьян, но сколотил солидное состояние и мечтал дать сыновьям дельное образование. Семья Вавиловых жила на Средней Пресне.
Ближайшим другом и образцом в жизни был для него старший брат Николай — будущий выдающийся биолог-генетик, уже тогда проявлявший яркие способности. Братья не только дотошно изучали биологию и физику, но и вели вместе с друзьями литературный кружок. Молодежь горячо обсуждала литературные новинки и уже признанных классиков, от Пушкина до Толстого и Достоевского. Однажды совсем еще юный Сергей Вавилов мечтательно сказал: «Вот если бы в науке у нас появилась такая глыба, как Лев Толстой!» Но еще важнее всю жизнь был для него Пушкин.
Отец был уверен, что сыновья продолжат его дело, станут промышленниками, придадут фамильному делу новый масштаб. И первое серьезное образование Вавилов получил в знаменитом в те годы коммерческом училище на Остоженке. Но уже тогда больше всего его, по примеру брата, занимала наука, только не биология, а физика. Он глотал мудреные книги, посещал лекции и сам тайком пробовал себя в написании научных работ, порой весьма смелых. В набросках воспоминаний Сергей Иванович признавался: «Естествоиспытателем с широкими интересами и горизонтами я стал вполне годам к пятнадцати. Я прочитал Тимирязева, Мечникова, обзавелся определителями растений. Принимал я большое участие в микробиологических опытах Николая». И отец проявил мудрость. Он смирился с научными увлечениями сыновей и даже радовался их успехам на этой стезе. Сергей Вавилов окончил физико-математический факультет Московского университета, но, получив диплом в 1914 году, ушел не в тишину лаборатории, а на фронт, в саперный батальон.
Первопроходцы советской науки
После 1917 года многое в стране разрушалось под ударами смуты, безвластия и голода. Но науку молодое государство даже в самые критические месяцы гражданской войны старалось поддерживать. Труд ученых должен был стать важным фактором в преодолении разрухи. Так было и в голодном 1918 году, когда академик Петр Лазарев пригласил демобилизовавшегося в феврале прапорщика Вавилова в свой Институт физики и биофизики. Одновременно молодой лектор начал преподавать и в высшем техническом училище (будущем Бауманском), и в родном университете.
Кафедра физики в МГТУ имени Н.Э. Баумана
Выше всего на свете и в те годы, и позже Вавилов ценил «тонкость физического мышления», которую видел в таких ученых, как радиофизик академик Леонид Мандельштам (1879–1944). Таких одержимых наукой исследователей Вавилов искал среди молодых аспирантов — и иногда находил.
К началу 1930-х физика в СССР развивалась бурно, с опережением других отраслей знания. И Сергей Иванович сказал в этой науке новое слово, основал школу физической оптики. Он был звездой первой величины. Хотя еще известнее был его старший брат — всемирно известный генетик, президент Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук (ВАСХНИЛ). Но Николай Вавилов попал под каток репрессий, вызванных интригами печально известного Трофима Лысенко, на долгие годы затормозившего прогресс отечественной биологии. По иронии судьбы, именно Вавилов-старший в начале 1930-х поддержал исследования молодого энергичного агронома с Украины, еще не успевшего изобрести свою «марксистскую генетику»...
Брат «врага народа»
С 1940 года, когда был арестован Николай Иванович, судьбы двух братьев пошли разными путями. Старший оказался под арестом, суд приговорил его к расстрелу — как лидера никогда не существовавшей антисоветской Трудовой крестьянской партии. Потом высшую меру заменили двадцатью годами лишения свободы... Когда Николая Ивановича арестовали, младший брат записал в дневнике: «Всю жизнь неустанная, бешеная работа для родной страны, для народа. (...) Это жестокая ошибка и несправедливость. Тем более жестокая, что она хуже смерти». Сергей Иванович несколько дней и ночей мучительно сочинял письмо Сталину, в котором доказывал невиновность брата. Писал о том, как предан науке Николай Иванович, как равнодушен к политике, как простодушен в интригах... Но потом понял: такое письмо только повредит брату. Заступничество родственника могут воспринять как свидетельство заговора. Сергей Иванович уничтожил это письмо.
Николай Вавилов умер в начале 1943 года в саратовской тюрьме. Ученый, мечтавший досыта накормить человечество, умер от остановки сердца, вызванной крайним истощением. Его брат Сергей в том же году получил первую из своих четырех Сталинских премий. А в 1945 году Вавилова-младшего избрали президентом Академии наук СССР. Но всем было известно: он не просто любил осужденного брата, но и с преклонялся перед ним — как перед великим ученым. В январе 1943 года, получив телеграмму о смерти Николая Ивановича, Сергей Вавилов напишет в дневнике: «Не верю. Из всех родных смертей самая жестокая. Обрываются последние нити. Реакция — самому умереть любым способом. А Николаю так хотелось жить. Господи, а может, все это ошибка?» Он понимал, что «в случае чего» подобные записи могут использовать для обвинения и ареста, но органически не мог лгать — тем более самому себе. Да и «наверху» отлично знали о настроениях Сергея Вавилова, о том, что он горой стоит за брата и никогда его не предаст. От него и не требовали от него полной искренней верности. Достаточно было, что Вавилов-младший — крупный ученый и организатор науки, аккуратно выполняющий свои обязанности.
После гибели брата Сергей Иванович существовал «сквозь депрессию». Конечно, не прекращал работать, участвовал в общественной жизни, но психологически академик так и не сумел примириться с потерей и с несправедливым оговором Николая. Его грустный взгляд запомнился всем, кто знал президента Академии наук в те послевоенные годы.
Президент «всея науки»
Пожалуй, именно при Вавилове Академия наук обрела в СССР высочайший статус, ни с чем не сравнимый в истории советского государства. Без уважения к ученым, на одной палочной дисциплине вряд ли был бы возможны и атомный проект, и создание реактивной авиации, и стремительное восстановление народного хозяйства. Вавилову удалось превратить собрание высоколобых чудаков-исследователей в высокую инстанцию, с которой приходилось считаться даже всесильным партийным лидерам.
На президента академии навалились и хозяйственные проблемы, казавшиеся почти неразрешимыми. Приходилось вникать в строительные дела, просить дополнительный транспорт, привлекать к помощи армию... После войны нужно было восстанавливать здания многих научных учреждений — разрушенные оккупантами, пострадавшие от бомбежек. Строить старались основательно. Всё, что связано с атомным проектом, конечно, финансировалось в первую очередь, но Вавилову удалось спасти и теоретическую науку.
Сергей Иванович Вавилов (1891-1951), советский физик, основатель научной школы физической оптики в СССР
Он умел находить понимание «в высших сферах». И не сиюминутное, а стратегическое, чтобы не приходилось обсуждать на уровне заместителей председателя Совета министров рытье каждого котлована, проектирование каждого ангара. И получалось у Вавилова многое: наука в то время стала «империей в империи». Требовали с научных работников немало, но и условия им создавались, по сравнению со средним уровнем жизни в стране, почти царские.
При этом действительным членом академии был тот самый Лысенко. Приходилось с этим мириться. Правда, сам Сергей Иванович сомневался, что именно козни «верного мичуринца» привели Вавилова-старшего на скамью подсудимых. Но уважительно общаться с этим человеком президенту академии было мучительно трудно.
В 1949 году Сергей Иванович всё-таки написал письмо Сталину — с просьбой посмертно реабилитировать брата. Письмо решительное. Он даже связывал возможность своего пребывания во главе академии с реабилитацией Николая Вавилова. Сергей Иванович объяснял, что это необходимо для развития науки. Адресат не ответил. Николай Вавилов был реабилитирован только в 1955 году, уже после смерти Сталина. Увы, Сергей Иванович тоже не дожил до этого дня...
Дипломат и первооткрыватель
Недруги Вавилова твердили (за глаза, разумеется), что все его успехи связаны с изящными манерами, добрым нравом и дипломатическими навыками. Он действительно умел лавировать между амбициями «жрецов науки» и невежеством представителей власти (которые, заметим, тогда были единственными заказчиками исследований) и виртуозно гасил скандалы в академическом мире. Вавилов знал, что молодой ироничный мэтр Петр Капица отзывается о нем пренебрежительно. Но когда Капица по принципиальным соображениям отказался от участия в Атомном проекте, которым руководил всесильный Лаврентий Берия, многие поставили крест на карьере слишком свободолюбивого академика. Вавилов взял его под защиту, доказал «компетентным товарищам», что Капица необходим советской науке, что он помогает получить технологии, которые сделают страну сильнее. Вавилова спросили: «Почему вы помогаете Капице, он ведь вас терпеть не может?» Президент академии улыбнулся: «Такова настоящая месть интеллигентного человека».
Академик Сергей Вавилов в своем кабинете
Советский Союз в начале 1950-х был закрытой страной. Но Вавилова знали в научном мире. Его дважды номинировали на Нобелевскую премию по физике — в 1947 и 1948 году, в разгар холодной войны. Несмотря на то что комитет в те годы не жаловал советских ученых, всё шло к тому, что рано или поздно он получит эту престижнейшую награду.
Элегантный, благодушный Вавилов умер на пике своей славы. Именно тогда он — утонченный интеллигент, ученый — стал одним из символов страны, которая после войны обретала парадную респектабельность. Сказался внутренний надлом, главной причиной которого была трагедия любимого брата.
Он много лет мечтал написать книгу «Фауст и Леонардо», в которой собрал бы то, «что за жизнь узнал из истории науки, из жизнеописаний людей, наукой занимающихся». Это было бы и пособие для студентов, и исповедь. Увы, не довелось. Помешала война, а затем и ворох обязанностей в академии. Уверен: несколько поколений молодых ученых зачитывались бы этой «популяризаторской» книгой. Мыслить банально Вавилов не умел и мечтал вложить в этот труд все свои впечатления — в том числе от музыки, природы, архитектуры, поэзии, которую любил. Он чувствовал себя и Фаустом, и Леонардо.
Президент Академии наук СССР, физик Сергей Иванович Вавилов (на первом плане) во время заседания первой сессии Верховного Совета СССР третьего созыва в Большом Кремлевском дворце, Москва, СССР
Его последними заботами были очередные скандалы в академии, которые Вавилов собирался утихомирить, — речь шла о разных подходах к вычислительным машинам. Он слушал Генделя, читал о Ломоносове и записал в дневнике: «Сердце не в порядке. Вчера схватило опять в Кремле. Не могу лежать на левом боку... Как хорошо бы сразу незаметно умереть и улечься вот здесь в овраге под елями навсегда». Сердце академика остановилось вскоре после этой записи — 25 января 1951 года.
Наследие
Вавилов — четырехкратный лауреат Сталинской премии. Уникальный случай: две Сталинские премии 1-й степени он получил посмертно. В 1951 и 1952 году — за разработку люминесцентных ламп и за научные труды «Микроструктура света» и «Глаз и Солнце», вышедшие в свет в 1950 году.
Увы, он не дожил до 1958 года, когда его открытие наконец удостоилось «Нобелевки». Премию получил его ученик Павел Черенков — за открытие и истолкование «эффекта Вавилова – Черенкова». Вместе с ним награду разделили еще два советских академика — Игорь Тамм и Илья Франк. Но не случайно Сергея Вавилова нередко по ошибке называют нобелевским лауреатом: если бы он был жив — непременно шел бы в этом списке первым.
Автор — заместитель главного редактора журнала «Историк»
