«Здравствуйте, у вас завтра смена»: как героями 2020 года стали обычные медики
Число зафиксированных в России случаев COVID-19 неумолимо приближается к 3 млн. Сегодня помощь зараженным оказывают 539,9 тыс. медиков по всей стране. Среди них, по данным Минздрава, 155,6 тыс. врачей, 310,3 тыс. работников среднего и 74,4 тыс. младшего медицинского персонала. Они живут в разных регионах и работают в разных условиях, их специальности отличаются, но узнать их вы сможете легко: защитные маски или костюмы у всех одинаковы. Именно эти люди — сотрудники поликлиник и водители скорых, хирурги и терапевты — заслуживают звания героев уходящего года. Правда, сами они свой подвиг называют работой. «Известия» поговорили с врачами, для которых «красная зона» — будничная реальность, а не страшная сказка.
«Думал, никто не умрет»
— Сегодня мы проиграли смерти, — в голосе на другом конце провода я отчетливо слышу отчаяние. — Раньше я был уверен, что в мою смену никто не умрет. Но теперь — уже нет.
Дмитрий Клинчук вернулся с ночного дежурства клиники 3-го Медицинского университета — здесь обслуживают зараженных COVID-19 из Подмосковья.
— В основном, Воскресенск. Просто у нас восток тяжелый по ковиду почему-то. Но на данный момент нам попроще, потому что Раменки открыли 2200 коек. Пока они не заполнятся, мы сможем немного отдохнуть, — поясняет он.
В местной клинике, как и положено, два отделения: терапия и реанимация. И если в первом может дать надежду даже правильное слово, то во втором страшно всем.
— А какие в реанимации могут быть другие настроения? — Дмитрий замолкает и переводит тему. — В терапии никакой паники нету. Мы приходим, настроение больным поднимаем, заставляем их веселиться. Когда я получаю смену и мне «выдают» часть пациентов, я сначала делаю обход. Так получается, что ко мне попадают в основном пожилые женщины. Я им: «Ой, мои хорошие, кто тут болеет? А ну завязывайте!» И у них сатурация повышается. Понимаете? Это реально очень сильно зависит от настроения человека. С тяжелыми пациентами так, конечно, не срабатывает... Но с легкими — пришел, поговорил — они уже лучше стали.
Смены с каждым днем становятся сложнее, а течение болезни — тяжелее, говорит врач.
— Мне кажется, у меня «закончилась» психика, потому что сначала у нас были легкие пациенты, а теперь — реанимация, — объясняет Дмитрий. — Если я захочу делать стендап, я его начну со слов: «Собрались как-то педиатр, инфекционист и два реаниматолога дежурить в реанимации». И с каждым дежурством всё хуже и хуже.
Уровень стрессоустойчивости у Дмитрия, по его собственной оценке, растет.
— Но и уровень того кошмара, который происходит, — тоже, — мой собеседник, кажется, вздыхает. — Вчера у нас умерла пациентка, приехал ее муж. И старший нашей смены два часа выслушивал, как плохо мы работаем. Доктор просто стоял, а на него лился поток помоев. Хотя смерть произошла не в нашу смену и там не было вариантов вытянуть. У нас нет такого, что мы не долечили, — мы для всех делаем по максимуму. Там у нее были осложнения, другие болезни.
В январе Дмитрий Клинчук планирует взять еще больше смен.
«Читаем по губам»
Владимир Берадзе — сотрудник реанимации ковидного госпиталя на базе Центральной городской больницы Ростова-на-Дону. Чтобы общаться с пациентами, которые в большинстве своем не в состоянии говорить, приходится осваивать другие способы диалога.
— Общаемся какими-то знаками, пытаемся по губам понимать, иногда пациенты пишут записки, — говорит он. — Была у нас история, как один мужчина нам писал постоянно, что мы его якобы хоронить собираемся. То есть мы моем пациента и меняем постельное белье, а он думает, что его обмывают и, извиняюсь за выражение, в мешок и к патологоанатомам.
Владимир Берадзе
Паника среди больных в реанимации не редкость. И она в выздоровлении не помогает, отмечает Владимир Берадзе.
— Случались и трогательные моменты. Был у нас недавно мужчина, взрослый достаточно — Виктор. Ему жена писала постоянно письма. Он на фоне слабости и не очень хорошего зрения не мог их прочесть, и мы ему читали вслух. У него были свои методы общения с нами: кулак вверх поднимет — значит, всё хорошо, он рад. Из тех писем я узнал, что его жена тоже переболела, но в более легкой форме. Ее выписали раньше, она даже в реанимации не была. И вот она писала — мол, держись, всё будет хорошо, мы все на тебя надеемся. В итоге он действительно пошел на поправку и выписался.
О начавшейся пандемии Владимир узнал, будучи за границей. Когда понял, что дело принимает серьезный оборот, вернулся и помогал налаживать в Ростове-на-Дону работу «горячей линии», системы оповещения. К маю заболеваемость в регионе стала расти, и он пошел в ковидный госпиталь.
— Я помню свой первый день, это был июнь. Мне позвонили в 10 часов вечера, сказали: «Здравствуйте, Владимир, у вас завтра смена». Тогда срочно открывался госпиталь и нужно было выходить. Что такое «красная зона», я представлял лишь примерно. Пришел без дополнительной одежды. И, когда я почти что голый вышел после смены, заведующий нашей реанимацией Игорь Валентинович посмеялся и спросил, почему я не взял одежду. Я сказал, что не сообразил, что нужно что-то под защитный костюм надеть. Так мы стали работать вместе. Потом он, к сожалению, заразился и умер, — вспоминает Владимир.
Минувшим летом Росздравнадзор сообщал о 489 медиках, погибших от COVID-19. Согласно информации проекта «Список памяти», созданного российскими врачами, жертвами коронавируса стали 978 сотрудников системы здравоохранения. Однако, как ранее пояснял РБК один из авторов «Списка», заведующий отделением кардиореанимации Городской клинической больницы № 29 Москвы Алексей Эрлих, «тотальной» проверки публикуемой участниками проекта информации не проводится. Что же касается распространения заболевания среди сотрудников российских больниц, можно отметить, что почти каждый врач, с которым общались в последнее время «Известия», сообщал, что уже переболел.
Свободные от «красной зоны» дни он тоже посвящает медицине. Правда, первичному звену — покупает средства индивидуальной защиты и развозит их по поликлиникам.
— В основном это медучреждения общего назначения, иногда ковидные, но они все-таки более или менее обеспечены. А первичное звено, к сожалению, у нас забыто, а ведь от него очень многое зависит, — поясняет Владимир.
На маски, перчатки и респираторы медик и его знакомые скидываются из личных средств.
«За себя и за пару парней»
Ольга Лакеенкова с мая руководит ковидным отделением в Нижнем Новгороде.
— У нас есть 100 коек для ковидных больных и 40 коек провизорных, предназначенных для диагностики заболевания, — бодро сообщает она. — Поначалу не было какого-то определенного понимания процесса, и для врачей это тоже был достаточно большой стресс, потому как инфекция новая, нераспознанная. Тактика лечения изначально не была выработана, а опыт мировой — слишком мал. Сейчас же мы уже более уверенно относимся к этой проблеме.
Для вновь сформированного коллектива в «красной зоне» поначалу в новинку было всё, вспоминает врач.
— В моем отделении врачебный состав укомплектован в основном специалистами нетерапевтических специальностей: хирурги и урологи. Для них это абсолютно новый опыт. То есть они, так скажем, «рукодельники»: люди, которые привыкли работать у операционного стола и сразу видеть эффект, — объясняет Ольга. — Особенность терапевтического профиля — то, что приходится затрачивать определенное время и силы, чтобы оценить эффективность проводимого лечения. Для них это было эмоционально сложно. Сейчас они уже более спокойно относятся к этому и успешно наблюдают пациентов самостоятельно.
Больным же взять себя в руки и справиться со страхом сложнее.
— Сильно переживают люди и молодого, и зрелого возраста. Возможно, из-за того, что коронавирус и ситуация вокруг него широко обсуждаются в интернете, которым они постоянно пользуются, — отмечает Ольга.
Иногда доходит даже до панического страха, который обусловлен не реальным соматическим состоянием, а психоэмоциональным, вздыхает медик.
— У нас был пациент с большим объемом поражения легочной ткани — пневмония, 60%. Лечился в отделении интенсивной терапии, был кислородозависим. Несмотря на тяжесть заболевания, он очень хорошо поправлялся и выписан был не просто кислородонезависимым, а без физических ограничений по дыхательной системе. При этом крайне боялся последствий коронавирусной инфекции. С ним приходилось вести долгие разъяснительные беседы, — вспоминает она. — Среди пожилых я такого страха не видела. Но боремся, конечно: успокоить пациента и дать ему надежду — это тоже одна из задач врачебной деятельности.
При этом работу в «красной зоне» заведующая ковидным отделением не воспринимает как нечто из ряда вон выходящее.
— Для меня это обычный фронт работ. У нас была эпидемия свиного гриппа, был опыт работы с другими вирусными пневмониями. Вспомним испанку, эпидемию чумы в Средние века. Врачи всегда сталкивались с каким-то видом неопознанных, неизученных инфекций. Это, наверное, наш удел, — считает она. — Можно ли говорить о том, что это героизм? Ну, наверное, в определенной степени: в связи с тем, что в здравоохранении большая кадровая недостача и приходится работать, так скажем, за себя и еще за пару парней.
«Когда домой?»
Когда заканчивается очередная смена в «красной зоне», ковидный госпиталь Нижнекамска (Татарстан) вместе с коллегами покидает кардиолог Алена Борисова. Первым делом нужно выспаться, устало делится она планами.
— Работы всегда хватает. Иногда не получается даже урвать момент, чтобы сходить на обед, — рассказывает Алена. — Бывали такие случаи. Тогда ни врачи, ни медсестры вообще не выходили из «красной зоны» и работали без перерыва 12 часов.
Алена Борисова
Впрочем, к такому графику со временем привыкаешь, добавляет она.
— Бывает тяжело, но держаться помогают семья, друзья, какие-то свои увлечения. Ну, и эмоции счастливых выписанных пациентов очень мотивируют, — поясняет кардиолог. — Все пациенты, которые выздоравливают, и особенно те, которые долго боролись, прошли реанимацию, перенесли интубацию — искусственную вентиляцию легких, запоминаются очень четко.
Прежде чем у Алены будет выходной, ей предстоит отработать две смены — дневную и ночную. В этом режиме врач трудится с ноября — небольшой перерыв был только между первой и второй волнами коронавируса.
— Со второй волной немного тяжелее, чем было весной, — больше больных. Даже в прошлый пик, по-моему, пациентов у нас в госпитале было меньше, чем в нынешний. По моим ощущениям, тяжелее протекает и само заболевание, — говорит она.
Успокоить — тоже задача врача. На эти случаи в госпитале дежурит психолог. Вопрос у больных, правда, чаще всего только один.
— В основном спрашивают, когда домой, — говорит Алена.
Даже те пациенты, которых только что перевели из реанимации, уже готовы собирать вещи, говорит она.
Кардиолог и сама успела столкнуться с коронавирусом.
— Мое основное место работы — поликлиника. Думаю, что заразилась, скорее всего, там. Потому что, несмотря на все меры, которые предпринимаются на приемах, нельзя наверняка знать, здоровый к тебе человек пришел или зараженный, — рассуждает она. — У меня пару дней была температура, под 38 градусов. Я думала, что обычная простуда, но через четыре дня пропало обоняние.
Уже через 14 дней Алена Борисова вернулась к своим обязанностям.
— У меня всё прошло достаточно легко, но у нас есть доктора, которые перенесли заболевание в более тяжелой форме. Думаю, у них поменялось отношение к пациентам. Они их на самом деле понимают. Они четко представляют, что это такое, когда не хватает кислорода, — говорит врач. — Я же могу только догадываться, видя, как люди задыхаются и какой у них появляется страх в глазах.
