«Люди боятся COVID-19, а теперь еще и террористов»
Во время недавней террористической атаки на столицу Австрии знаменитый венский Музей Альбертина не пострадал, хотя и расположен в непосредственной близости от эпицентра события. Посетителей в здании не было — к тому часу заведение уже закрылось, рассказал в интервью «Известиям» директор Альбертины Клаус Альбрехт Шредер. По его словам, из-за пандемии в музее может настать коллапс, но работы из коллекции продавать не планируется. Руководство рассчитывает на поддержку властей, делает ставку на актуальное искусство и открывает филиал — Альбертина Модерн. Интерес к старым мастерам идет на убыль, а к актуальному искусству — растет. Поэтому, располагая большим собранием русского авангарда, Альбертина Модерн готов принять в своих стенах и работы современных художников из РФ, сообщил Клаус Альбрехт Шредер.
«Кажется, ему ничто не грозит»
— Вена оказалась мишенью террористической атаки. Есть ли жертвы среди посетителей или сотрудников? Приняты ли какие-то дополнительные меры безопасности?
— Нападение произошло буквально в нескольких сотнях метров от музея, который к тому времени уже закрылся. В его здании работал только ресторан и кинотеатр. В настоящее время в музейном квартале очень много полиции, но у нас пока нет никакой дополнительной охраны. В самом здании всё находится под контролем, и, кажется, ему ничто не грозит. Посмотрим, как будут развиваться события дальше.
— Как вы оцениваете нынешнюю ситуацию в музейном мире и, в частности, в Альбертине? У многих арт-экспертов настроения панические. Есть для этого основания?
— Положение очень тяжелое во всем мире. Что же касается нашего музея, то в прошлом году число посетителей составило 1,1 млн, в 2020-м у нас предположительно их будет 400 тыс. Доход сократится на €12 млн. Это означает, что в нынешнем году и, вероятно, в 2021–2022 годах нам потребуется поддержка австрийского правительства. Мы получили €2,8 млн от Коронавирус-Фонда в качестве поддержки. Но, несмотря на это, придется принять меры, чтобы избежать коллапса.
Хотя я и говорю о катастрофе, не могу представить, чтобы государственная институция мирового уровня оказалась банкротом. Тем не менее мы перенесем или вообще отменим некоторые запрограммированные проекты. В ближайшие дни мне предстоит решить вопрос, состоится ли выставка Эдварда Мунка. Она намечена на середину февраля следующего года, мы уже получили все обещанные работы более чем из 40 стран, но я не уверен, что ее удастся провести в намеченные сроки. Кроме того, на 2021 год перенесли экспозицию Модильяни, а на 2022-й отложили пару выставок современного искусства.
— Вам удается обеспечить безопасность посетителей в ваших музеях? Они не опасаются подхватить инфекцию?
— Мы строго придерживаемся тех же мер безопасности, что и в других странах, — обязательные маски, дистанцирование в полтора метра. Кроме того, воздух в музее обновляется 12 раз каждый час. Обычно 60% наших гостей — иностранные туристы. В этом году их будет меньше на 10%. Поредели ряды и австрийцев — людям страшно. Не думаю, что для этого есть основания. Недавно мы на три дня сделали бесплатным вход в Альбертину. Каждый день приходили около четырех тысяч человек, средний возраст которых был меньше 30 лет. Это означает, что другие возрастные группы опасаются к нам идти. Люди боятся COVID-19, а теперь еще и террористов.
— Недавно бруклинский Музей изобразительных искусств, чтобы свести концы с концами, продал на аукционе Christie's 12 картин таких мастеров, как Кранах, Курбе и Коро. И это далеко не единственный случай. Чтобы остаться на плаву, парижский Музей Родена выставил на продажу официальные копии своих шедевров. Почему не пойти этим путем, если положение безвыходное?
— Не хочу осуждать моих коллег и друзей из Бруклинского музея. Представляю, как им было тяжело решиться на этот шаг. У них не оставалось других вариантов. Но мы не имеем права выставлять на продажу наши произведения искусства. Если и продаем, то крайне редко, следуя строгим нормам, и только для того, чтобы приобрести что-то другое, — главным образом, произведения того же художника. Скажем, у нас есть 60 работ Эдгара Дега, мы расстаемся с двумя — далеко не лучшими, и покупаем другие, чтобы коллекция стала лучше.
«Не хватает русского contemporary art»
— В Вене открылся ваш филиал — Альбертина Модерн, в котором собраны произведения искусства начиная с 1945 года по настоящее время. Его пополнили несколько частных собраний. Как вам удается убедить коллекционеров отдавать свои сокровища?
— Альбертина Модерн имеет свыше 60 тыс. работ более 5 тыс. художников. Только небольшая часть его собрания современного искусства передана нам частными коллекционерами за последние два года. Последний дар мы получили от Карлхайнца Эссла (австрийский строительный магнат. — «Известия») — 1300 картин, скульптур, инсталляций, видео. Важен для нас и дар Рафаэля Яблонки (немецкий арт-дилер, галерист и куратор. — «Известия»). Это работы художников, которых у нас у нас не было, — 1980-е годы. Нам передают коллекции потому, что знают: наш музей гарантирует вечность.
— Представлены ли у вас русские художники?
— Главным образом, авангард – Малевич, Шагал, Гончарова, Ларионов. Попова, Суэтин, Лентулов и другие. К сожалению, нам очень не хватает русского contemporary art.
— Несколько лет назад наши художники, коллекционеры и меценаты преподнесли около 500 работ в дар парижскому Центру Помпиду, который теперь имеет едва ли ни крупнейшее в мире собрание российского современного искусства. Однако не все музеи согласны принять такие подношения. Что бы вы ответили на такое предложение?
— Это единственная возможность для нас расширять свое собрание. К сожалению, наш фонд для покупки новых произведений не позволяет нам приобретать важные работы. Мы полностью зависим от даров — в частности, таких мастеров, как Георг Базелиц, Алекс Кац и другие. То же самое относится и к вашим художникам. Вена проявляет исключительный интерес к русской культуре и искусству.
— Шестьдесят процентов французов никогда не ходят в музеи. Наверное, примерно такая же статистика и в других европейских странах. Должны ли музеи стремиться любой ценой расширить аудиторию?
— Боюсь, мой ответ вас разочарует. Мы здесь абсолютно бессильны, поэтому лучше смириться. Чтобы возник настоящий интерес к искусству, нужно иметь соответствующую подготовку, получить художественное образование. Это дело не только наших школ, но и всего государства. Не все восприимчивы к живописи. Не все могут или должны любить изобразительное искусство. Кто-то предпочитает музыку, литературу или кинематограф.
— Как удалось превратить Альбертину в самый популярный музей Австрии?
— Секрет очень прост. Я обычно говорю: «Мне всё равно, почему человек приходит в Альбертину. Важно, что он у нас побывал». Мы привлекаем людей нашими экспозициями, на которых представлены Микеланджело, Альбрехт Дюрер, Клод Моне, русский авангард. Каждую из них посещают 400, 500 или 600 тыс. человек. Изначально они идут смотреть Рафаэля или другого великого мэтра. Затем 80% посетителей переходят в другие залы и... понимают, что им ближе contemporary art.
— Поэтому вы и делаете на него ставку?
— Я понял, что интерес к старым мастерам идет на убыль. И, напротив, растет к актуальному искусству. Всё больше наше общество и культура фокусируют внимание на «здесь и сейчас». Поэтому посетителей привлекает в первую очередь то, что имеет отношение к сегодняшнему дню. Для них важна эпоха, в которую они живут, а не мэтры минувших дней. Прошлое статично. Оно представлено одними и теми же именами — Тициан, Рубенс или Рембрандт, в недавнюю эпоху — Пикассо, Матисс, Шагал. Сейчас самый привлекательный музейный сегмент — contemporary art.
— Разве нынешние арт-звезды будут когда-либо столь же популярны, как Боттичелли или Леонардо да Винчи?
— Сontemporary art в Музее современного искусства в Нью-Йорке собирает больше народу, чем залы с «Авиньонскими девицами» Пикассо или «Звездной ночью» Ван Гога. Это вопрос поколений. Молодежь едва ли заинтересуешь старыми мастерами или XIХ веком. Она живет сегодняшним днем. Прошлое начинается для них с того, что случилось час назад. Поэтому музей должен переосмыслить стратегию. В обозримом будущем — за исключением Леонардо, Микеланджело и пяти других старых мастеров, а также Моне, Сезанна, Ван Гога, Матисса, Пикассо — contemporary art станет важнее, чем искусство, созданное 50–60 лет назад. Сегодня работы Джексона Поллока или Энди Уорхолла собирают такие же толпы, какие в свое время Клод Моне и французские импрессионисты. Нынешнее искусство приобретет в один прекрасный день такое же значение, как и великие творения, созданные много веков назад.
«Нужны глаза и сердце»
— Раньше, чтобы попасть в Лувр или Эрмитаж, приходилось выстаивать длинные очереди. Когда же наконец оказываешься в храме искусства, смотреть мешают толпы туристов. Ваша задача — привлекать как можно больше посетителей или обеспечить им комфортное общение с шедеврами?
— Наш долг — обогащать жизнь людей в эмоциональном и интеллектуальном отношении. Искусству нужны глаза и сердца. Как можно стремиться ограничивать число гостей? Дороговизна билетов отсекает часть людей, но я против такого подхода. Поэтому выхода нет — приходится мириться с толпой. Сейчас же, напротив, мы страдаем не от толпы, а от того, что наши залы пустуют, — люди боятся СOVID-19.
— Во время пандемии стали очень популярны онлайн-экскурсии по ведущим музеям. Наверное, часть публики не захочет больше ходить в музеи, если можно комфортно и в полной безопасности рассматривать шедевры, сидя дома на диване?
— Я этого опасаюсь, и поэтому против виртуальных визитов. Вижу в них угрозу того, что молодое поколение привыкнет потреблять искусство дома, разглядывать картины так же, как смотрит телесерии Netflix. Поэтому музеям следовало бы крайне осторожно предлагать онлайн-программы. Может, после такой экскурсии кто-то и отправится в музей. Но чаще всего человек скажет: «Зачем я туда пойду, если всё это видел?» Поэтому я обеспокоен подобной цифровой ориентацией.
— Москва не скрывает амбиций стать одной из ведущих столиц мирового искусства. Как вы оцениваете ее шансы на успех?
— Уверен, через несколько лет художественная Москва претерпит изменения благодаря обновлению Третьяковской галереи, реконструкции ГМИИ имени Пушкина. Москва — великий город с двенадцатимиллионным населением, который жаждет расширения границ искусства. На мой взгляд, через несколько лет в России contemporary art получит тот же статус, что и любимые художники XIX века, как Илья Репин. Ваша столица стоит на пороге новой эры. Она превратится в один из хабов contemporary art.