Без линии рампы: что показали зрителям на фестивале «Балтийский дом»
30-летие старейшего театрального фестиваля Петербурга пришлось на вторую волну пандемии. Не смогли приехать зарубежные спектакли, пришлось жестко отслеживать соблюдение публикой мер безопасности. Но «Балтийский дом» с достоинством вышел из положения. Договорился с зарубежными коллективами о трансляции постановок на цифровой платформе, запустил проект «Диалог поколений. Режиссерский театр в эпоху интернета» с творческими встречами и дискуссиями о театре в новой виртуальной реальности. В Сети бесплатно транслировали спектакли, приехавшие в Северную столицу. Это важно, учитывая, что город достиг рекорда по количеству зараженных и многие сидят в домашней изоляции. «Известия» выбрали пять лучших постановок, которые фестивальная публика смогла увидеть вживую и онлайн.
От быта до символа
(«Фаина. Эшелон» Иосифа Райхельгауза)
Худрук театра «Школа современной пьесы» Иосиф Райхельгауз поставил спектакль по воспоминаниям своей матери, которые он когда-то попросил ее записать. Это моноспектакль Елены Санаевой — актриса почти один на один общается со зрителями, за исключением иногда возникающей мамы в белом.
Мама Фаины, деликатно сыгранная Татьяной Цирениной, вызывает в памяти реплику из «Вишневого сада»: «Покойная мама идет по саду... в белом платье!». И правда, доверительный рассказ героини о своей жизни выходит за пределы частного случая, конкретной биографии, затрагивая память поколений, страны, но и театральную память тоже.
Героиня не форсируя, даже буднично рассказывает о своих родителях, о войне, всплывают какие-то резкие, порой шокирующие образы и ситуации, например, когда немца заставили закопать заживо своих детей, рожденных еврейкой... При этом актриса избегает всякого мелодраматического надрыва и сентиментальности.
Весь спектакль Елена Санаева (она же Фаина Райхельгауз) готовит борщ, комментируя процесс, приоткрывая зрителям свои кулинарные секреты. Здесь нет линии рампы, зрители сидят по обеим сторонам длинного стола — обеденного, семейного, но, возможно, и поминального и в то же время отсылающего к «Тайной вечере». В конце каждый может угоститься очень вкусным постным борщом — как бы причаститься.
Это действо на самом деле балансирует между бытовым и символическим, личным и всеобщим. Хитроумная сценография Марии Трегубовой заставляет зрителей ощутить себя и внутри вагона поезда, эшелона. Почувствовать, что все мы связаны единой историей, зависим от одного ритма. Здесь происходит именно то, о чем неоднократно говорил режиссер следующего спектакля Дмитрий Крымов: «В театр приходит толпа, а уходит народ».
Ах, как хочется вернуться...
(«Все тут» Дмитрия Крымова)
Крымов в «Школе современной пьесы» тоже поставил документальный материал, хотя и предельно театрально. «Все тут» начинается как американский спектакль Алана Шнайдера по культовой пьесе Торнтона Уайлдера «Наш городок». Эту постановку привозили в Москву в 1973 году, и для юного Мити Крымова она стала мощным впечатлением. Он не только повел на следующий показ своих великих родителей — режиссера Анатолия Эфроса и критика Наталью Крымову, но и остался одной ногой там, в «Нашем городке». Об этом режиссер говорит со сцены устами актера Александра Овчинникова, играющего Митю. А в конце 1980-х он смотрел другой «Наш городок», в постановке Михаила Туманишвили, сидя в зале уже только с мамой: грузинский спектакль был посвящен памяти только что ушедшего Эфроса.
Так, чередуя как будто разные постановки американской пьесы и встраиваясь в Уайлдера собственными воспоминаниями и комментариями, Крымов создает удивительный многонаселенный мир, где вымышленные герои существуют с реальными. Здесь действуют Эфрос и Крымова — к слову, ее играет Татьяна Циренина, которая играла маму Фаины в спектакле Райхельгауза. Появляется — правда, в виде портрета — Александр Калягин. Не сходит со сцены легендарный завлит Эфроса Нонна Скегина, перехватывающая функцию ведущего у рассказчика Уайлдера. Ее блистательно играет Мария Смольникова, главная крымовская актриса. Она же предстает и как Сонька Золотая Ручка во вставном эпизоде из так и не поставленного в «Школе драматического искусства» спектакля «Остров Сахалин». То есть Крымов оперирует совершенно разным материалом, но вот что удивительно — в итоге кажется, что ты смотришь «Наш городок», просто это очень личное прочтение пьесы. Потому что она — о неразрывной связи живых и умерших, которые и за гробом «все тут», продолжая жить в наших мыслях и поступках.
Огудалова, Агузарова
(«Безприданница» Дмитрия Крымова)
Часто Крымов, ставя тот или иной литературный материал, открывает его через биографию автора, как было с Пушкиным, Гоголем, Хемингуэем. Но в данном случае обошлось без обращений к фигуре Островского. В совместном проекте театра «Школа драматического искусства» и продюсера Леонида Робермана режиссер подчеркнуто ставит только пьесу. Но открывает ее неожиданно, чисто игровым ключом — через травестию, комедию и фарс.
Хариту Игнатьевну играет Сергей Мелконян, создавая образ матери, которой приходится железной хваткой добиваться счастья дочери-бесприданницы. Лариса Огудалова в исполнении Марии Смольниковой здесь не роковая красотка, а маленькое трепетное создание, преодолевающее неуверенность в себе пением караоке. Старинные романсы заменены песней «Одна звезда на небе голубом...» Жанны Агузаровой, под которую «косит» Огудалова. Открывая Островского таким парадоксальным методом, режиссер тем не менее выражает и его острый драматизм, и щемящую человеческую интонацию.
Достоевский на эстраде
(«Раскольников» Николая Коляды)
На фестиваль приехал и другой спектакль лидера екатеринбургского «Коляда-театра» — многонаселенная «Оптимистическая трагедия». Эта авторская версия «Преступления и наказания» интересна тем, что знаковый роман разыгрывают только трое молодых артистов. Константин Итунин выступает как Раскольников, а Игорь Баркарь и Владислав Мелихов примеряют на себя личины остальных персонажей Достоевского, включая женские. И письмо матери Раскольникова, и притча о Лазаре, которую читает Соня Мармеладова, — всё это звучит в спектакле. И при всей условной, в чем-то чтецкой, в чем-то эстрадной манере игры здесь чувствуется главное — отношение Достоевского к своим героям и их человечное существо, не ограниченное полом и возрастом. В этом смысле спектакль не только смыкается с новейшими трактовками классика — скажем, постановкой Константина Богомолова, — но и соответствует поэтике автора. Для него телесность персонажей была куда менее важна, чем идеи, которые они несут.
Верона, Мантуя, Москва
(«Ромео и Джульетта» Егора Перегудова)
Действие шекспировской трагедии в спектакле РАМТа перенесено в современную Москву — окраинную, гопническую, привокзальную. Сценография Владимира Арефьева очень зрелищная и держит форму этого спектакля. Стены, пол и потолок из металлической решетки, суровые лестницы, киоски с массовой продукцией, которые в финале станут прозрачными склепами для погибших. Режиссер выбрал намеренно приземленный и прозаичный перевод пьесы авторства Осии Сороки, стремившегося подчеркнуть инстинктивность языка Ренессанса, но всё равно зазор между картинкой и звучащим словом есть: видишь современную столицу, но говорят-то про Верону да Мантую. В трехчасовом спектакле немало иллюстративного, но он всё же держит внимание остроумно придуманными мизансценами поверх шекспировского текста и хорошими актерскими работами.
