«Я люблю гротеск и черный юмор»
Евгений Перевалов с детства мечтал стать клоуном, от перепадов настроения спасается компьютерными играми и считает, что Платонова на сцене можно показать нескучно. Об этом артист рассказал «Известиям» накануне премьеры спектакля «Ювенильное море» режиссера Натальи Назаровой, которая пройдет в МХТ им. А.П. Чехова 10 и 11 октября.
— Спектакль «Ювенильное море» заявлен как комедия. Но даже режиссер постановки Наталья Назарова говорит, что зрители воспринимают Платонова как нечто скучное…
— Когда Наталья Вадимовна впервые заметила, что это будет комедия, я тоже испугался. Говорю ей: «Как комедия? Это же Платонов, природа чувств этого автора далеко не комедийная». Но она сказала: «Я видела миллионы Платоновых — умных, серьезных, философских. Этого уже много. Я чувствую в этом материале юмор, и у меня получится его показать». Мы поверили, стали работать. Материал действительно зазвучал, получилось очень даже нескучно.
— Вас называют актером нюансов, жестов, взглядов. В этой постановке вы тоже работаете своим фирменным набором средств?
— В том числе. В «Ювенильном море» у меня получилось поработать несколько шире, об этом я всегда мечтал. Мы уделили большое внимание психологическим жестам, искали их по Михаилу Чехову и по Мейерхольду. Пытались выражать чувства не только словами, но и через тело. Словом, играем широко и ярко.
— Звучит ли Платонов актуально?
— К сожалению, нежели к счастью, наши классики отнюдь не теряют актуальности.
— В какой атмосфере готовили премьеру? Читала, например, что «Мушкетеров» Константина Богомолова выпускали в грандиозном стрессе.
— В стрессе мы не пребывали. Когда репетировали «Мушкетеров», смех стоял до потолка. Стрессовые ситуации были связаны лишь с тем, что постоянно менялся текст. Даже когда мы выходили на сцену, постоянно что-то редактировалось, ведь постановка авторская. Страшно было от незнания, но атмосфера была безумно счастливая.
На «Ювенильном море» собралось 16 молодых артистов. Там такая каша заварилась! Очень молодая энергия, всё как-то легко, весело, без конфликтов и ругани. Это даже странно, потому что материал на самом деле тяжелый, но мы удивительным образом спелись и получили удовольствие.
— Артистов обычно делят на две категории: молодые и мэтры. Вы себя к какой из них относите?
— К мэтрам, конечно (смеется).
— Критики восхищаются вашими бездонными голубыми глазами. Они у вас в кого?
— Глаза у меня мамины, а нос папин.
— А характер?
— Характер, наверное, собирательный. У меня было много учителей. Сначала учился в Екатеринбурге у Елены Алексеевны Казаковой — она привила мне немного дисциплины. Потом в Петербурге у Григория Михайловича Козлова — он дал основы профессии. Учился и у Славы Полунина, который научил меня радоваться жизни. Конечно, считаю своим учителем и Богомолова Константина Юрьевича — он помог понять, как придавать всему четкость.
— А кого из учителей считаете главным?
— Люблю всех. Как можно определить, что больше по душе — бабушкины котлеты или спагетти болоньезе? И то и то вкусно. Каждый учитель по-своему дорог, к каждому испытываю уважение и трепет.
— О спектаклях Константина Богомолова всегда много противоречивых мнений. Какой он в работе?
— Он учит дисциплине. Хотя себя отношу к людям дисциплинированным, но рядом с ним даже я в этом не так хорош. Если прописано, что репетиция идет с двух до трех, то она действительно будет с двух до трех. Непременно нужно прийти за 15 минут до начала, но не просто прийти, а быть уже переодетым и настроенным. Еще нравится, что он очень свободный, что любит всё странное — я тоже люблю всё странное и всегда открыт новому. В этом мы с ним сходимся.
— Почему большинство зрителей не понимает его спектакли?
— Константин Юрьевич — сложный художник, он больше нацелен на искушенную публику. Люди, которые пришли в театр в первый раз, хотят увидеть нечто, чего они от театра внутренне ожидают. Их тоже можно понять.
— Считаете себя одним из любимчиков Константина Богомолова?
— Вот уж не знаю… Понимаю, что я был ему интересен как инструмент, он был мне интересен как учитель. На этой почве мы счастливо сделали несколько спектаклей.
— У вас короткая фильмография — неинтересно сниматься?
— Кино я очень люблю, но из-за моей занятости в театре не могу уделить ему много времени. Мой агент просто сходит с ума, мне никак не удается прийти на пробы.
— С шестнадцати лет вы мечтали стать клоуном. Почему вас это привлекало?
— У любого ребенка есть склонность к максимализму. Я любил гротеск и черный юмор и по-прежнему обожаю юмор во всех его проявлениях. Когда мне в руки попались три видеокассеты «Лицедеев», я просто сошел с ума. Настолько, что выучил все эти номера наизусть. Смотрел как завороженный в экран телевизора сутками, грезил знакомством с этой компанией, мечтал у них учиться. У меня получилось.
— Вы однажды сказали, что быть клоуном — это не профессия, а стиль жизни. Этому нужно посвящать всё свое время, поэтому вы ушли в актерскую профессию. Получается, она легче, чем клоунада?
— Если говорить грубо, да. Но это совершенно разные полюсы. Быть клоуном — это на самом деле стиль жизни, к актерскому искусству он имеет мало отношения. Клоуны чаще всего даже не актеры — это люди, которые именно так живут.
— Как Слава Полунин?
— Слава Полунин всё-таки имеет отношение к актерству. А вот в его окружении очень много людей разных профессий.
— Вы рассказывали, что ваше обычное состояние — то грустно, то весело.
— Да, циклотимия называется — то депрессия, то возбуждение.
— Так, наверное, сложно жить?
— А что поделать?
— Пьете?
— Нет, стараюсь отвлекаться компьютерными играми. Это помогает. Гасить перепады алкоголем — нехороший путь, иллюзия облегчения. Есть масса других способов, та же медитация…
— Практикуете?
— Да, в последнее время начал практиковать, мне нравится. Садишься в специальную позицию и на протяжении получаса читаешь мантры. Начал на карантине, когда меня конкретно накрыло — беспрестанно ходить из одного угла в другой было очень тяжело. Сначала подумал, что я бы этим, наверное, не занимался, если бы не карантин. Была мысль, что когда он закончится, брошу медитации. Но нет — увлекся.
Еще я нарисовал несколько картин, которые потом отдал друзьям. Пабло Пикассо однажды сказал, что ты можешь называть себя художником, если способен нарисовать картину, которую сможешь подарить. И можешь считать себя хорошим художником, если удастся ее продать. Я вот уже подарил несколько картин, чему очень рад.