«Масочно-перчаточный карнавал продолжается»
Александр Журбин готов представить свои новые произведения даже при полупустом зале, считает, что поход в театр ценен как древний ритуал, и мечтает, сидя на морскому берегу, смотреть на закат с бокалом вина. Об этом популярный композитор рассказал «Известиям» в преддверии своего юбилея — 7 августа мэтру исполняется 75 лет.
— На сентябрь намечен старт вашего юбилейного фестиваля. Состоится ли он? И если да, вы готовы к тому, что заполненность залов будет не более 50%, как того требует Роспотребнадзор?
— Вы рисуете грустную картину. В неполном зале — это знают все артисты — не бывает успеха. Никто особенно не аплодирует, не кричит «браво» и «бис». У людей в неполном зале всегда есть ощущение: что же это я, дурак, пришел, купил билет, а остальные остались дома…
Но, конечно, сейчас ситуация другая. Пандемия, опасность заражения, масочно-перчаточный карнавал продолжается. Поэтому если разрешат провести намеченные концерты и спектакли — мы их проведем. Вы же понимаете, как всё это было сложно устроить, договориться с залами, коллективами, дирижерами, солистами, которые давно занесли эти даты в свои календари.
Малейшее изменение — и всё, как карточный домик, начнет рушиться, и не будет никакого юбилейного фестиваля. А ведь такой важный юбилей — раз в жизни. Столетний — еще более значимый, но мало кто до него доживает.
Мария Максакова, Николай Басков и Александр Журбин во время премьеры оперы «Альберт и Жизель» в концертном исполнении на сцене Большого зала Московской консерватории, 2012 год
— Рентабельно ли устраивать большие концерты в полупустом зале?
— Мой фестиваль — абсолютно некоммерческое событие. Поэтому мы будем билеты в основном не продавать, а раздавать, приглашать людей бесплатно. Сколько придет, столько и будет. Главное, чтобы прозвучали все намеченные произведения. Большинство мероприятий будут со свободным входом.
— По вашему ощущению, публика уже готова вернуться в концертные залы?
— Это зависит от многих обстоятельств. И прежде всего от того, что будут говорить по радио и телевидению и как поведет себя коронавирус. Я уверен, что народ истосковался по музыке, театру, живому общению. Да, мы все знаем, что интернет, YouTube, да и просто телевидение кормили нас всё это время изысканными яствами — операми, балетами, концертами в самых разных жанрах, с участием звезд мирового класса. Но известно и то, что люди от этого очень скоро устали, притомились.
Многие поняли, что есть огромная разница между посещением великого театра — Большого, Метрополитен-оперы, Гранд-опера в Париже — и просмотром спектакля на экране своего компьютера или телевизора. Да, конечно, на экране лучше видно и слышно, и еще добавлены субтитры и комментарии разных умных людей. И все-таки это не сравнить с тем ощущением, когда вы приходите в театр, вальяжно снимаете верхнюю одежду, раскланиваетесь со знакомыми, а в антракте обсуждаете в буфете увиденное и услышанное.
Это всё — ритуал, известный со времен Древней Греции. И отказываться от него не хочется. Думаю, человечество вернется к нему очень быстро. Посмотрите, как во всем мире сразу после снятия карантина заполнили летние веранды ресторанов.
— Как вы провели карантин и самоизоляцию? Вы ведь живете на два континента.
— Ну о двух континентах пришлось сразу забыть. Мы с женой оказались на этом берегу пруда, то есть в Москве. Поездка в Европу или в США стала невозможной уже в начале марта. Причем наиболее опасной казалась сама поездка — в этом нас убеждали наши телегуру. Говорили, что именно в самолетах и распространялась зараза, поскольку никуда из замкнутого пространства не убежать. Поэтому мы с моей женой не стали рисковать и всё это время провели в Москве и Подмосковье.
Конечно, многое пришлось пропустить, потерять — у нас были запланированы поездки в Германию, Италию, Францию, США, где-то отдых, где-то гастроли, а где-то и то и другое. Но мы не ропщем и не жалуемся — пандемия коснулась абсолютно всех, и почти каждый житель Земли потерял многое, некоторые потеряли почти всё.
— Зато, наверное, у вас было больше времени для творчества.
— Да, лично для меня эта вынужденная пауза оказалась благотворной. Вообще жизнь в некотором добровольном заточении для художника (в широком смысле слова) — совершенно обычная вещь. Живописец пишет маслом, скульптор ваяет, писатель складывает слова, композитор сочиняет. Всё это делается в одиночестве, наедине с самим собой. Ну разве кроме таких редких случаев, как Ильф и Петров или Илья и Эмилия Кабаковы.
Я в этом смысле не исключение и был счастлив, что у меня полно свободного времени, не надо никуда торопиться, никаких премьер, вернисажей, поездок, просто сиди у рабочего стола и вкалывай. А для меня, скажу честно, это самое большое в жизни удовольствие. Всё остальное — семья, путешествия, вкусная еда, изысканные напитки, книги, фильмы — тоже крайне важно, но на втором вместе. На первом — работа.
— Много написали?
— Огромные партитуры двух опер, они будут представлены в программе фестиваля. Музыку к фильму «Любовь и монстры» и к спектаклю «Чиполлино» в театре Образцова. А еще закончил Шестую симфонию. Так что время зря не прошло.
— Сейчас многие режиссеры, композиторы, художники замечают, что предвидели события текущего года. Вы почувствовали это? Может, какие-то ваши старые произведения теперь, после пережитых событий, будут восприниматься по-новому?
— Да, у меня есть одно такое произведение. Это симфония «Город чумы». Она впервые прозвучала в 2010 году, ровно за 10 лет до нынешней пандемии. В ней девять частей суммарной продолжительностью более полутора часов, использованы 12 языков, включая латынь и арамейский. Я хотел недавно выложить запись в соцсети, но меня отговорили. И правда, вряд ли кому захочется слушать сейчас про ужасные события в период чумных эпидемий, особенно если заболел кто-то из знакомых или родственников. Должно пройти какое-то время. Впрочем, желающие смогут найти это мое сочинение в интернете.
— Название сочинения — пугающее. А ведь ваше творчество больше ассоциируется как раз с позитивом, вы не боитесь юмора, хотя для современной академической музыки это совсем нетипично.
— Да, юмор сейчас почти исчез из музыки. Последними великими юмористами были, пожалуй, Прокофьев и Шостакович, хотя их юмор скорее не смешной, а гротесковый, саркастический. А нынешние серьезные композиторы иронии чураются. Они скорее давят на пафос, слезу, трагедию, вы должны выйти из зала после их музыки подавленными, а иногда и раздавленными.
Я же по-прежнему улыбаюсь. И всегда смотрю на светлую сторону жизни. Считаю, что какой бы мрачной ни была тема, история, сюжет музыкального произведения, всё равно задача художника — дарить людям надежду. Именно этим я и занимаюсь.
— Вам исполняется 75. С какими чувствами встречаете эту дату?
— Могу сказать, что я доволен своей жизнью и судьбой. Моя биография оказалась удивительной и неправдоподобной. Начал в далеком провинциальном Ташкенте, в немузыкальной семье, без связей и денег и, пройдя гигантский путь, стал тем, кто я есть. Не так уж плохо.
Всегда считал и считаю, что главное — сохранить себя. Уберечь то, что дано тебе природой. Не поддаваться на соблазн, не увлекаться ерундой. Делать свое дело. По-моему, мне это удалось. Впрочем, пока не хочу ставить точку. Еще много планов, многое не окончено.
И еще очень хочется немного пожить в свое удовольствие с любимой женой, сыном, внуками. Сидя где-нибудь в домике у моря, смотреть на закат с бокалом хорошего вина, читать мудрую книгу и немного сочинять музыку — вот моя мечта! Но до нее пока далеко. Надо работать.
Александр Журбин окончил Ташкентскую консерваторию по классу виолончели, затем — Институт имени Гнесиных по классу композиции, а также аспирантуру Ленинградской консерватории. Написал одну из первых советских рок-опер — «Орфей и Эвридика». Работал как в академическом, так и в популярном жанре. В период жизни в США организовал русско-американский театр «Блуждающие звезды». Автор 13 опер, трех балетов, более 30 мюзиклов.
