Юлию Ротанову могут отпустить из СИЗО из-за смертельной болезни

Правозащитники из Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Москвы обратились к прокурору Москвы Сергею Куденееву и заместителю председателя Мосгорсуда Дмитрию Фомину с просьбой провести тщательную проверку законности и обоснованности содержания Юлии Ротановой под стражей. Ранее защита Ротановой попросила в приоритетном порядке вмешаться в ее судьбу Европейский суд по правам человека.

Юлия Ротанова, которую обвиняют в финансовых махинациях в ОАО «Славянка» (подразделение Оборонсервиса), уже больше года находится в СИЗО. С лета она жаловалась на боли в груди, последнее обследование показало, что за решеткой Ротанова заболела раком молочной железы, она похудела на 18 кг, болезнь прогрессирует. Но меру пресечения в Мосгорсуде ей всё равно не изменили.

Вчера Ротановой провели дополнительное медицинское обследование, которое показало, что заболевание перешло в ту стадию, когда по закону больного уже не могут содержать в условиях следственного изолятора, поскольку это представляет угрозу для его жизни.

— Мы подаем ходатайство следователю и просим апелляционную инстанцию Мосгорсуда, который назначил рассмотрение нашей жалобы на незаконность продления ареста Ротановой на декабрь, рассмотреть ее как можно раньше и отпустить женщину лечиться, — сообщил «Известиям» адвокат Ротановой Андрей Боровков. — Стадия, в которую перешло ее заболевание, есть в перечне заболеваний, препятствующих отбыванию до суда под стражей.

Онкобольную Ротанову на прошлой неделе оставила за решеткой судья Могорсуда Людмила Смолкина. Она же продлила домашний арест Евгении Васильевой, которой разрешены и трехчасовые прогулки по бутикам, и прислуга.

Правозащитников во всей этой истории больше всего возмутили двойные стандарты, которые явно прослеживаются в отношении к обвиняемым, проходящих по громкому уголовному делу по хищениям в Минобороны. Например, о том, что у Ротановой обнаружен рак и необходимо лечение, судья Смолкина знала, но в своем постановлении написала, что «суд не может согласиться с доводами об изменении меры пресечения по медицинским показаниям на более мягкую, чем заключение под стражу».

«Немаловажное обстоятельство, что среди обвиняемых по делам «Оборонсервиса» и «Славянки» ряд лиц (Васильева, Сметанова и др.) находятся под домашним арестом или подпиской о невыезде. Данные обстоятельства свидетельствуют о двойных трактовках действующего законодательства, что недопустимо», — пишут правозащитники в коллективном обращении.

Уголовно-процессуальный кодекс (ч.1 ст. 108 УПК РФ) предусматривает возможность применения к подозреваемым и обвиняемым по тяжким и особо тяжким статьям в сфере предпринимательской деятельности мер пресечения, не связанных с реальным лишением свободы. И изменить меру пресечения на более легкую может по закону не только судья, но и следователь.

— Но на практике следователям удобнее, когда обвиняемый сидит, в каком бы состоянии он ни был. А судьи доверяют следователям, а не адвокатам и врачам, — констатирует руководитель «Гулагу.нет» Владимир Осечкин. — В прошлом году, по статистике Мосгорсуда, следователи подали 11 720 ходатайств о заключении подследственных под стражу, и в 11 021 случаях они были удовлетворены.

В прошлом году в столичных СИЗО скончались 44 человека: 10 из них покончили с собой, у остальных были тяжелые заболевания, не входящие в перечень препятствующих содержанию под стражей. С начала года умерли, не дождавшись приговора, еще 20 человек.

По данным правозащитников, при избрании ареста или его продлении отсутствует процедура, позволяющая судьям сопоставлять и учитывать назначенное арестанту лечение с техническими и штатными возможностям медицинской части в планируемом месте принудительного содержания. Так, к примеру, в изоляторах временного содержания есть только фельдшеры (и только в рабочее время), а в каждом из СИЗО своя специфика, но во всех отсутствует большинство врачей-специалистов и нет необходимого оборудования.

В мае в Мосгорсуде было большое совещание на эту тему, и глава Мосгорсуда Ольга Егорова признала, что такая проблема существует. Заодно предложили создать независимую экспертную комиссию из авторитетных врачей, заключению которых могли бы доверять и следователи, и судьи.

— Но дальше разговоров дело не пошло: больше никаких подвижек по этой теме не было, никто из экспертов, ссылаясь на занятость, даже не захотел еще раз это всё обсудить и разработать конкретные меры, — говорит правозащитник, член ОНК Москвы Александр Куликовский.

В конце прошлого года правительство приняло постановление о том, что заключенные могут лечиться и в обычных гражданских больницах, на эти цели были выделены бюджетные деньги. Но они остались неизрасходованными, поскольку до сих пор отсутствуют договоры между региональными УФСИН и департаментами здравоохранения. Сами же заключенные получают помощь в минимальном объеме.

— Минздрав так и не разработал поправки, позволяющие финансировать медицинскую помощь заключенным из фонда ОМС. Врачи-специалисты появляются в СИЗО в исключительных случаях, выезд конвоя в районную поликлинику ради одного больного арестанта — не меньшая редкость, — констатирует Куликовский.

По словам адвоката Владимира Жеребенкова, перечень заболеваний, препятствующий дальнейшему пребыванию до суда под стражей, был принят два года назад, составляли его силовики, врачи в разработке участия не принимали.

— В этом перечне оказались болезни, которые вылечить уже невозможно, с этими болезнями выпускают арестантов только на собственные похороны, а не для лечения, — возмущается Жеребенков. Он защищал Веру Трифонову с тяжелой формой диабета, которую обвиняли в покушении на крупное мошенничество. По заключению врачей, она почти не видела, у нее отказала почка, в легких скопилась вода, и три раза в неделю ей нужно было делать гемодиализ. Но судьи четыре раза оставляли ее за решеткой, хотя на заседания ее приносили на носилках. В результате в апреле 2010 года Вера Трифонова скончалась в СИЗО.

— Сейчас у меня другой подзащитный, Сергей Оганов, и с ним история похожая. У него диабет, но ни лекарств, ни квалифицированной помощи ему не оказывается. Он сам себе колет инсулин в Лефортово, — рассказывает Жеребенков. — Прокуратура против ареста, мы против ареста, а судья идет на поводу у следствия. При этом следователь вообще заявляет, что и выпускать его нельзя, потому что он болен. Так, мол, подследственный будет прятаться по больницам и мешать работе. А так он будет в тюрьме и лечиться, и у следователя всегда под рукой.

Председатель ГД по делам общественных объединений и религиозных организаций Ярослав Нилов считает, что тяжелые больные очень часто остаются за решеткой не только из-за жестокости и неверия их в ухудшение здоровья следователей и судей, но и потому, что в СИЗО ослаблен общественный контроль.

— Становится известно лишь о самых вопиющих случаях, когда у арестантов есть на воле близкие, которые могут дойти до правозащитников и журналистов. Арестантов попроще вообще никто не слышит, — говорит Нилов. — Поэтому нужно усиливать роль ОНК, которые должны чаще посещать СИЗО. Мы подготовили поправки, по которым члены ОНК имеют право вести видеосъемку в следственных изоляторах и тюрьмах. Чтобы никто не мог уже говорить, что обвинения арестантов и правозащитников голословны.