«Революции начинаются, потому что правители не учитывают уроков мировой истории» | Статьи

Знаменитая немецкая актриса Диана Крюгер представила на Берлинале-2012 французский фильм «Прощай, моя королева» и сразу попала в список претенденток на главную актерскую награду кинофестиваля. С исполнительницей роли королевы Марии-Антуанетты встретилась корреспондент «Известий».

— Журналистам вы сказали, что ни в коем случае не осуждаете Марию-Антуанетту, которая о чаяниях французского народа даже не подозревала.

— Знаете, даже в отпетом злодее можно найти симпатичные черты, а Мария-Антуанетта далеко не отрицательный персонаж. Моя задача усложнялась тем, что о ее жизни и смерти написано множество книг и сценариев, ее поступкам уже даны оценки, и вряд ли что-то может изменить исторически сложившееся мнение. А я просто пыталась ее «очеловечить», пообщаться с ней как женщина с женщиной. Поэтому мне и был интересен этот проект: мы хотели рассказать о деталях частной жизни высокопоставленного человека безо всякого официоза. Еще я стремилась показать, как под влиянием обстоятельств фривольный образ мышления моей героини становится более зрелым. За три первых дня французской революции она переродилась. А еще через несколько дней рухнул весь ее мир.

— Многие говорят, что эта ситуация современна и актуальна и по сей день.

— И я тоже так считаю. Человек, пришедший к власти, в первую очередь жаждет насладиться материальными благами, строит себе замки из золота и слоновой кости и обосабливается от тех, кому это не нравится. Такие люди теряют чувство реальности и не понимают, чего хочет их народ. Революции начинаются потому, что некоторые правители не извлекают уроков из мировой истории.

— В 2008 году вы были членом жюри Берлинале и знаете, как проходит обсуждение конкурсных фильмов. По вашему ощущению, как нынешнее жюри может оценить фильм «Прощай, моя королева»?

— Смешно, что все считают фестивальное жюри каким-то великим ареопагом. Результаты фестиваля — это просто среднее арифметическое вкусов нескольких профессионалов. И я точно знаю, что каждый следующий год не похож на предыдущий. Думаю, фильм «Прощай, моя королева» и так удостоился великой чести. Во-первых, он был выбран в конкурс из сотен других фильмов. Во-вторых, стал фильмом открытия, а это значит, что к к нему — повышенное внимание. Мы были первыми на красной дорожке, мы задали тон фестивалю. К тому же у меня здесь особенная роль — у себя на родине, в Германии, я представляю французский фильм. И мое присутствие в нем делает это кино немножечко немецким.

— У вас немало поводов гордиться собой — во французском фильме вы, немка, сыграли на прекрасном французском языке. В Голливуде говорите на хорошем английском. Это шпилька в адрес американских актеров, которые, как правило, не знают иностранных языков. И ваша героиня в «Бесславных ублюдках» отпускала шутки на эту тему. Известно, что для фильма «Тигровые отряды» вы серьезно занимались русским.

— Для меня важно ощущать себя европейской актрисой в частности и европейским человеком в целом. С точки зрения культуры Европа — самый продвинутый континент мира. Я стремлюсь ему соответствовать. Не люблю, когда мне «пришпиливают» национальность или помещают в контекст кинематографа какой-либо отдельно взятой страны. Поэтому я готова на эксперименты, на зубрежку языков и диалектов. Что касается русского, то он мне легко не дается. Очень сложный язык, прекрасный в своей мелодичности.

— Вы только что вернулись из России. В каком фильме там снимались?

— Это французская комедия Паскаля Шомеля с рабочим названием «Унеси меня на Луну». Снимали 10 дней, и это было весело. Работали в ночные часы в московском метро, днем — на Красной площади. Оба эти места просто великолепны. Я, конечно, никого не удивлю, если скажу, что в Москве было холодно. Зато мне очень понравилась российская съемочная группа — в вашей стране работают большие профессионалы.

Сирота при королеве

Фильм Бенуа Жака рассказывает о последних днях Марии-Антуанетты (Диана Крюгер), увиденных глазами служанки Сидони (Лея Сейду), любимой чтицы королевы. Первые дни Великой французской революции остаются за кадром, а в центре — беззаветная и безответная любовь французской монархини к графине Габриэль (Жюли) де Полиньяк (Виржини Ледуайен). Фаворитка вызывает жгучую ненависть двора, по Версалю расползаются слухи, долетев до Парижа, они обрастают множеством удивительных подробностей.

Единственным человеком, которому Мария-Антуанетта решается доверить свою тайну, оказывается чтица Сидони. «Ты когда-нибудь хотела прикоснуться к женщине?» — спрашивает она, не замечая влюбленных глаз чтицы. Что королеве служанка, если даже судьба монархии отходит для нее на второй план.

Преданная и проданная королева приказывает Сидони обменяться с де Полиньяк платьем, чтобы вывести фаворитку из Версаля и тем самым спасти от расправы взбунтовавшейся черни. Не предполагая, что совершает по отношению к Сидони такое же предательство, жертвой которого стала сама.

Финал этой драмы слишком хорошо известен, и режиссер, надо отдать ему должное, не пытается пересказать нам учебник истории. Картина заканчивается неожиданно просто — карета уезжает вдаль под внутренний монолог Сидони: «Я сирота. Я служила королеве. А сейчас я никто». Затемнение.

То, насколько близки были королева и фаворитка, остается по сути тайной. Жако обходится без подглядываний в замочную скважину, а зрителям остается догадываться о происходящем в меру своей информированности или испорченности. Как призналась на пресс-конференции Диана Крюгер, «я не верю, что Мария-Антуанетта была лесбиянкой, если вас это интересует». В общем, история не об этом.

Историческую тему Бенуа Жако решает, как принято это называть, «в документальной стилистике»: камера практически все время находится в движении, неотступно следуя за героиней Леи Сейду. Так мог бы снять исторический фильм Ален Маркоен, если бы братьям Дарденн вдруг пришла в голову такая идея.

— Есть два способа снимать историческое кино, — сказал режиссер, представляя фильм. — Первый — постараться воссоздать эпоху, погрузиться в материальный мир и быть как можно более точным в деталях. Второй — забыть о том, когда это происходило, и попытаться рассказать историю, как если бы она случилась сейчас.

То, что выглядит логичным в теории, на практике кажется не таким очевидным. Подчас с фильмом происходит обратное — исторический антураж раздражает навязчивостью, а замысел режиссера — лишить историческое кино традиционной условности — больше напоминает формальный эксперимент. Заставляя усомниться в искренности высказанной им сентенции, что кино — инструмент правды.