Бремя "Тихого Дона"
Музеем-заповедником Михаила Александровича Шолохова руководит Александр Михайлович Шолохов, внук. Одно лицо с дедом: так же скуласт, курнос, белобрыс, только к усам прибавилась бородка, и улыбка не сходит с лица. Невысокий, крепкий Шолохов скачет по дорогам на верном "Тигуане" со скоростью 160 км в час, дабы обогнать гостей и по-хозяйски встретить их у ворот. Фасонит -- руль держит одной рукой. По дороге отвечает на вопросы, говорит красно, за словом в карман (вот она, генетика) не лезет.
"Ничего подобного российским музеям-заповедникам в мире нет. Коллеги из Европы приезжают -- ходят с закушенным от боли кулаком. У нас, например, сорок тысяч гектаров. Какая европейская страна может позволить себе отдать под музей такую территорию?"
"Через нашу центральную усадьбу в год проходит около 70 тысяч посетителей. А ведь есть еще те, кто приезжает не впервые и уже видел и автомобили в гараже, и фрак, в котором мой дед Нобелевскую премию получал, и кровать, на которой в 1984 году он умер… Принимать людей по большому счету негде. В частных гостиницах, где сервис тянет хотя бы на европейскую "троечку", даже экскурсантов из одного автобуса не расселишь. Добираться в Вёшенскую тоже не ближний свет. Это вам не посетить Москву по делам, а заодно зайти в Кремль. Получается, сюда едут целенаправленно, едут те, кого воспитывать не надо. А хотелось бы расширить круг. На мой взгляд, посещение Вёшенской, Михайловского, Спасского-Лутовинова, Ясной Поляны, шукшинских Сросток необходимо сделать факультативом для школьников. Музеи-заповедники сохраняют русский дух. Они формируют гражданина. Но при этом музейный продукт должен быть привлекательным. Конкурентоспособным на фоне прочих развлечений".
"Я -- казак только по материнской линии. Биолог, окончил МГУ, там же защитил диссертацию. Понял, что город это не мое, и вернулся сюда. Мама моя руководит в музее отделом центральной усадьбы. Отец -- Михаил Михайлович -- внештатный главный консультант. Может показаться: вот, нашли себе семейную синекуру. Но, право же, зачем приглашать посторонних, которые будут изучать жизнь Шолохова, если есть люди, которые проживали эту жизнь рядом с ним и знают ее досконально?"
"В музее работают 350 человек. Зарплаты маленькие, командировочные -- сто рублей в день. На реставрацию и эксплуатацию финансирования хватает, но опять все упирается в 94-й закон. К концу февраля нам сообщают, сколько мы сможем потратить на реставрацию. Март уходит на подготовку сметы. Апрель -- документация по проектам (каждый том толще "Тихого Дона"). Май-июнь -- конкурс. Потом выясняется, что тендер выиграла некая челябинская фирма, утверждающая, что выполнит работы раз в восемь дешевле средней цены. Опыта нет, но их это не смущает. Я такого допустить не могу, начинается борьба. В лучшем случае, если с подрядчиком повезло, к работе приступаем в июле. А там и холода на носу..."
"Доказывать, что "Тихий Дон" создал кто-то другой, -- все равно что убеждать женщину, будто ее ребенок -- на самом деле не ее. Она помнит, как он рождался, они с ребенком на одно лицо, генетическая экспертиза, в конце концов, подтверждает несомненное родство. А ей говорят: "Нет, мы лучше знаем, нам бабка за углом точно сказала..." Я думаю, Солженицын написал не только предисловие к книге "Стремя "Тихого Дона". Автор книги -- тоже он. Конечно, здоровья моему деду вся эта история не прибавила... Я сам долго спорил, приводил доказательства. Но однажды надоедает оправдываться. Как говорили в "Крестном отце", "это оскорбляет мой разум".
"Шолохов оплакивал и красных, и белых. Для него героев в Гражданской войне не было. Нельзя героически убивать своего брата, соседа, соплеменника. Деда пытаются поднять на флаг то коммунисты, то демократы. И те, и другие нетерпимы к чужому мнению. Когда ничего не выходит, не стыкуется, на деда же и нападают. Снова и снова заводят обсуждение, кто все-таки написал "Тихий Дон". И это означает, что Гражданская война в России не закончилась".