Мария Грозная

14 января юбилей народной артистки СССР и уникальной женщины отметят в Колонном зале Дома союзов. Именно на эту сцену в феврале 1928-го юная Маша впервые вышла с сольным концертным номером... Она прожила 86 лет, потеряла мужа - "худрука" своей жизни Александра Менакера и единственного сына - любимого целой страной Андрея. Что помогло ей выстоять под ударами судьбы? Об этом Елена Ямпольская побеседовала с Татьяной Егоровой, бывшей актрисой Театра Сатиры, автором книги "Андрей Миронов и я".

известия: Таня, так или иначе с этой семьей связана практически вся твоя жизнь. А когда ты впервые узнала о существовании Марии Мироновой?

татьяна егорова: Как все мои ровесники - едва ли не с рождения. Помню себя лет в пять или в шесть - как я бежала по коридору коммунальной квартиры и кричала: "Включайте скорее радио! Миронова и Менакер!". У нас в комнате уже сидело человек семь ребят, репродуктор на полную мощь и хохот стоял дикий. Хотя что мы понимали? Толком ничего. У них с Менакером основной темой была семья: муж, жена, воспитание ребенка, школа...

и: Это еще и интонационно невероятно смешно - вне зависимости от смысла.

егорова: Поэтому Марию Владимировну и узнавал на улицах каждый второй - даже в те времена, когда телевидение оставалось редкостью.

и: Под конец жизни она говорила: "Я популярна в двух местах - на Ваганьковском кладбище и на Даниловском рынке"...

егорова: Тогда началась вторая волна славы - с горьким привкусом. Стали мешками приходить письма на адрес "Москва, Кремль, матери Андрея Миронова". В Кремль ее действительно часто приглашали - на разные приемы. Однажды она показывает мне фотографию: сидит, вся такая торжественная, гордая, в Грановитой палате. Я говорю: "Мария Владимировна, вы просто Иван Грозный!". Через несколько дней она - как бы между прочим: "Таня, а вы знаете, что наш род восходит к Ивану Грозному?". Я говорю: "Судя по вашему характеру - наверняка". Ну, ребенок. Душа ребенка, а ум государственный. Когда ее спрашивали: "Мария Владимировна, что надо сделать в России, в первую очередь?". Она отвечала: "Все помыть. Окна, двери, полы, посуду - чтобы блестела. Тогда мы начнем жить по-другому".

и: Помню, она говорила: "Квартиру можно убирать квадратом, а можно - крУгом...". В смысле - или выметая пыль из всех углов, или кое-как. И еще учила меня: "Запомните: если в доме чистые окна и чистая люстра, то кажется, что и вообще чисто".

егорова: Она великолепная хозяйка была. И такой дачи, как у Марии Владимировны, не было больше ни у кого. Не в смысле роскоши - за малые размеры они с Менакером называли эту дачу "бензоколонкой". Но с каким вкусом там все было сделано! Ты же помнишь: словно домик из "Синей птицы". Красные окна, красные изнутри двери, открытая веранда под соснами, море пионов, море флоксов. Яблони, которые она сама посадила, за которыми ухаживала до последней возможности. Голубые елки, которым теперь уже шестьдесят лет. Сейчас там другие хозяева, чужие люди, они эту дачу купили, дом снесли и построили что-то, похожее на гигантский бронетранспортер. Только голубые елки и остались.

и: Она знала в лицо и поименно всех политиков новой России и имела личную точку зрения по любому вопросу. До сих пор помню, как она припечатывала: "Наши экономисты с кроткими лицами эпохи Возрождения..." Или про депутатов в Думе: "Почему они воздерживаются? Воздержание полезно при совершенно иных обстоятельствах...".

егорова: Такого масштаба личность - государственного. Я ее называла "Эпоха Владимировна". Как-то в детстве она гуляла с родителями в Сокольниках. Это был 1915 год, шла Первая мировая война. Там же гуляла царица Александра Федоровна со своими дочерьми. У императрицы на шее висел ящичек для пожертвований в пользу раненых. Отец дал Маше золотой, она подбежала, на цыпочки встает, но никак не достанет до этого ящичка. И тогда Александра Федоровна перед ней нагнулась, чтобы та смогла опустить денежку. Так Мария Владимировна начинала жизнь - ей кланялись коронованные особы.

Потом, уже после Великой Отечественной, она придумала такой почин - играть эстрадные концерты для детей, у которых погибли родители. Актеры выступали бесплатно, а весь сбор шел сиротам. И Сталин прислал ей с нарочным благодарственную грамоту. Она ее повесила на стену.

В 90-е годы Мария Владимировна была председателем Общественного совета московского Дома актера и очень много для него сделала. Именно она выбила огромное здание на Арбате - бывший Минкульт СССР, когда старый дом на Тверской сгорел. Прошло немного времени - и на такую роскошную площадь, конечно, нашлись другие желающие. Что делать? Катастрофа. А тут очередная встреча с творческой интеллигенцией в Кремле. Мария Владимировна стоит на улице и видит: неподалеку Ельцин в окружении охраны. Она маленькая была - им всем по карман, но очень хваткая. А хваткий характер - это судьба. Она тихонечко подошла, сделала ручки "лодочкой" и между здоровыми мужиками пронырнула к Борису Николаевичу. Наверное, кому-то другому они бы не позволили, а ее пропустили. Она смотрит снизу вверх и говорит: "Борис Николаевич, отняли ведь у нас Дом актера. Это не по-людски". Он сказал: "Ну, приходите ко мне". Она пришла в назначенное время и сидела до трех часов ночи в приемной, дожидаясь, пока он не подписал окончательный указ о передаче здания.

А с Наиной Иосифовной она просто дружила. И когда Ельцин неожиданно улетел в Чечню, первая леди пришла не к кому-нибудь, а именно к Марии Владимировне. Просто позвонила в дверь. Мария Владимировна угостила ее своим фирменным супом "рататуй"...

и: Он же "суп без ничего" или "суп без никогда"...

егорова: Поговорили, Мария Владимировна ее успокоила, а тут и телефон зазвонил - что все в порядке.

и: Ты прекрасно знала и мать, и сына Мироновых. На твой взгляд, Андрей был похож на Марию Владимировну по человеческим качествам? Или это полные противоположности?

егорова: По человеческим качествам он был похож на Менакера. Тонкий, мягкий. У Марии Владимировны корни купеческие и крестьянские. Каждое лето она ездила отдыхать в деревню Старое Березово Тамбовской губернии, к своей тетке Анне Ивановне, которая учительствовала до конца жизни. А прожила она больше ста лет и умерла, потому что, спускаясь в погреб, упала и повредила позвоночник... Стиль Марии Владимировны - оттуда, от деревенского корня.

и: Лубочный.

егорова: Да. А Менакер был представителем классического стиля, петербургского. Поэтому она собирала расписных петухов, вятские игрушки, а он - фарфор и гравюры. Последняя книга, которую он читал перед смертью, - воспоминания Бенуа.

и: На столе у Марии Владимировны такую книгу трудно представить.

егорова: У нее, скорее, Голсуорси - "Сага о Форсайтах". И газеты, журналы в огромных количествах.

и: Как они вообще сошлись - столь разные люди?

егорова: Это любовь. Она - красивая, крепкая, яркая, ведьма голубоглазая. А Менакер был самый веселый человек на свете. Остроумный, смешливый - Андрей эти качества у него перенял... Почему я в итоге оказалась рядом с Марией Владимировной? Вот - как мне кажется. Она сама по себе была человеком мрачноватым. Но при этом очень хорошо знала, что ей надо в жизни. Нужен был под рукой какой-то веселунчик. Ей понравилось, что я легкая, улыбчивая, хохотушка. И она позволила мне приблизиться.

и: Когда ты впервые пришла к ней после смерти Андрея? Как совершалось это сближение?

егорова: Был день похорон, 20 августа 1987-го...

и: Дождь был, холод. Казалось, что у Андрея, лежащего на сцене Сатиры, очень короткий, свежестриженый ежик на голове. И Мария Владимировна рядом с гробом. А по всем окрестным улицам мокли под дождем и плакали девчонки-школьницы вроде меня...

егорова: Когда выносили гроб из театра, я потянулась и последний раз дотронулась до Андрея, до его волос. Тут Мария Владимировна меня схватила жесткой рукой и говорит: "Таня, вы не могли бы взять у администратора мое пальто?". Это такой ход был, знак: иди сюда, ты мне нужна. Я принесла ей пальто. Потом поминки в старом Доме актера. А нам в тот же день надо возвращаться на гастроли в Ригу, где Андрей умер. Я подошла к Марии Владимировне и говорю: "Мать, я сейчас улетаю...". Почему я к ней так обратилась, не могу объяснить. Мне вообще-то фамильярность не свойственна. Но я сказала именно так: "Мать, я сейчас улетаю. Как прилечу, сразу приду". Она сказала: "Хорошо, отец, я тебя жду".

и: И как она тебя встретила в твой первый визит?

егорова: Хорошо. Замечательно.

и: Плакала?

егорова: Нет. Ты же знаешь, ее называли "женщина, которая не плачет". Только говорила: "Почему я не Маяковский, почему не могу застрелиться?!". Потом, через некоторое время звонок: "Таня, что вы делаете? Вы не могли бы принести мне бородинского хлеба и лимон?". Я говорю: "Конечно, с удовольствием". И началось: "А почему вы мне не звоните? А куда вы пропали?" Так, постепенно, она на меня накинула аркан и притянула.

У нас было много времени - десять лет. Я приходила утром, когда она просыпалась, делала ей чай, и мы беседовали. Обо всем. Об Андрее, конечно. Она часто спрашивала: "Таня, за что мне это?! Почему именно мне?!".

и: У нее не было чувства вины перед тобой? Она никогда об этом не говорила?

егорова: Говорила. Все время. За руку брала и говорила: "Простите меня, простите!". Андрей тоже умел говорить "прости". Они были верующие люди. Мария Владимировна - с детства. Она и Менакер - первые, от кого я услышала: "Мы вчера были на выносе плащаницы". Я даже не знала, что это такое. Год был 1966-й или 67-й...

Маленькая, с родителями она ходила в тот, старый, храм Христа Спасителя. Рассказывала, как это было. Как пахло арбузом в воздухе, и это означало...

и: ...Что скоро весна. В этом отношении Москва не изменилась.

егорова: А в последний раз мы с ней вместе были в храме на Пасху, за полгода до ее смерти. Шли пешком, она просто на мне висела. Потому что друзей много, а отвезти никто не мог. Церковь рядом, в переулочке, новодел. Мы пришли, она села на скамейку: "Таня, какая бедная церковь!". Я говорю: "Мария Владимировна, она только что открылась, но это же не имеет значения. Смотрите, сколько людей". Все ее окружили - и батюшка, и прихожане, надарили ей подарков. Потом мы пришли домой, разговелись, выпили по рюмочке. Вино она не уважала, зато дома всегда стояла водка на рябине, на калине...

и: Андрей тоже был верующим человеком?

егорова: Он говорил: "Я боюсь Бога, маму и Ольгу Александровну Аросеву". Не могу сказать, что он ходил в церковь. Но он верил в Бога, он знал, что есть Бог. Все по-разному верят, главное - чтобы был внутри какой-то камертон, который определяет: вот это можно делать, а этого нельзя.

и: Но Андрей, как абсолютное большинство актеров, заглушал в себе этот камертон?

егорова: Театр в нем заглушал. Театр и кино. Жуткая профессия. Я благодарю Бога за то, что Андрей вывел меня из театра. После его смерти я поняла, насколько это страшное место, губительное. И ушла - как отрезала.

Я недавно нашла книжечку - подборку Андрюшиных интервью. Он такой мрачный... Говорит: "А дальше будет только хуже". Какие-то у него были предчувствия. Он часто повторял: "Танечка, я умру раньше тебя". Конечно, его изводила болезнь - фурункулез по всему телу. Надо было все бросить, отдохнуть, почистить организм, подумать о своей жизни. Но ему только Менакер и я говорили: "Отдохни, нельзя столько работать".

и: А Мария Владимировна?

егорова: Она почему-то предпочитала этого не замечать. Хотя любила его до потери сознания. Я думаю, тут причина в натуре. Менакер был не очень крепкой конституции человек, и Андрей в него. А Мария Владимировна была здоровяк. Она просто не понимала, как может быть по-другому. Ей все болезни казались несерьезными. А свое душевное состояние Андрей от нее скрывал. Откровенничать мог с отцом, но не с матерью. Надо еще учитывать, что в детстве он, в основном, жил с няней. Сначала война - у родителей фронтовые концерты. Ты же знаешь, как Мария Владимировна под Москвой в двух шагах от немецких окопов выступала, а потом шла в землянку и провалилась в болото. А кричать нельзя. Какой-то солдат ее вытащил - правда, уже без сапог, сапоги в болоте остались... Ну, и потом все время приходилось ездить, деньги зарабатывать. Миронова и Менакер богатыми людьми не были. Свою первую норковую шубу Мария Владимировна купила уже после смерти Андрея, на старости лет.

и: Скажи честно: в твоей жизни был период, когда ты ненавидела Марию Владимировну?

егорова: Нет.

и: Но она ведь доставила тебе много горя, когда противилась вашему союзу с Андреем?

егорова: Я всегда считала, что причина в нем самом. А потом это вообще забылось. Она мне говорила: "Дитя мое". А я ей: "Нет, это вы мое дитя". "Вы так похожи на Андрея!", - она мне говорила. Я: "А вы-то как на него похожи!". Такая же беленькая, широкие запястья, квадратные ладошки...

и: Ты говоришь, она часто спрашивала: "За что мне это?". По-твоему, ей удалось хоть как-нибудь ответить на этот вопрос?

егорова: У нее было земное, практическое мышление. Например, ее страшно мучило: "Кому я все это оставлю?!". Многое она продала - чтобы поставить памятник на могиле, оплатить барельеф Андрюшин на доме в Рахмановском переулке, где он вырос. Революционный фарфор, который собирал Менакер, она отдала в Музей декоративно-прикладного искусства. Квартиру - Бахрушинскому. Официально там теперь мемориальная квартира Мироновой и Менакера, но на их дом это совершенно не похоже.

и: Однако проблема "кому оставить" не была же главной.

егорова: Но она была мучительной.

и: И все-таки, на твой взгляд, за счет чего Миронова выжила после таких катастрофических потерь?

егорова: Олег Табаков пригласил ее к себе в театр. Она стала выходить на сцену. Кроме того, она вела безумную, мощную деятельность. Скажем, сидим на кухне. Звонок. Какая-то женщина из Чебоксар, незнакомая. Заболел ребенок, нужно устроить в больницу. Мария Владимировна начинает действовать. Обращается к знакомым, звонит врачу. Потом набирает номер в Чебоксарах, говорит: "Можете приезжать". Она бесконечно творила добро.

Конечно, ее поддерживало постоянное внимание прессы, телевидения. Она уставала, но чувствовала, что небезразлична людям. Дней за десять до ее смерти приехал Караулов брать интервью. Спрашивает: "Мария Владимировна, скажите, что сейчас должен сделать русский народ?". Она отвечает: "Напрячь совесть". Прямо как философ Ильин. Она стала мыслителем под конец жизни. Кто из нынешних может сравниться с ней по масштабу, скажи?

и: Понимаешь, в те времена еще сохранялась традиция уважения к крупным фигурам. А теперь все масштабное пытаются немедленно принизить, раздробить, опорочить. Потому и авторитетов больше нет. Марии Владимировне повезло - она вовремя доживала.

егорова: Да, Бог дал ей дожить красиво.