Андре-Марк Делок-Фурко: "Если бы не ваш Октябрь, был бы я богатым болваном"

Француз Андре-Марк Делок-Фурко, внук и наследник русского мецената и коллекционера Сергея Щукина, живет на два дома и две страны - в Париже и Санкт-Петербурге. В каждом из домов особая атмосфера: страсть к декорированию - фамильная черта Щукиных. Об истории семьи, особенностях стиля обоих домов Андре-Марк Делок-Фурко рассказывает обозревателю "Известий" Лидии Шаминой в своей парижской квартире. <?xml:namespace prefix = o />

"Декорации лестницы делал Матисс"

известия: Вы что-нибудь помните о парижской квартире вашего деда?

Андре-Марк Делок-Фурко: Первый раз я попал туда сразу после войны, совсем маленьким. Каждую весну мы с бабушкой выезжали на дачу в Довиль, которую она снимала на все три летних месяца. В сундуки совершенно по-русски, за месяц до отъезда, начинали складывать белье, посуду, одежду, книги. Поскольку бабушка никогда не помнила, что на даче есть, а чего нет, абсолютно все бралось из парижского дома. У меня до сих пор сохранился один из сундуков. На лето мебель и люстры в парижской квартире накрывали чехлами, ковры скатывали и везде рассыпали нафталин. Это безмятежное время длилось до 1954 года, когда не стало бабушки. Потом квартиру продали.

известия: Не жаль было? Могла бы быть мемориальная квартира, пусть даже для вашей семьи.

Делок-Фурко: Моя бабушка, Надежда Афанасьевна Миротворцева, была второй женой деда и до своих восьмидесяти лет знала только, что она жена богача Щукина. Хотя дела обстояли совсем не так роскошно, как ей представлялось. Но она старалась этого как бы не замечать: журфиксы, музыкальные вечера, икра, русская кухарка и горничная, как если бы она была по-настоящему богатой дамой. Это не нравилось детям первой жены деда, Лидии Григорьевны. Моя бабушка появилась в жизни Щукина, вдовца в годах, когда дети Лидии Григорьевны были уже взрослые. А тут вдруг никому не известная учительница музыки из Новгорода. Первое, что можно подумать, -авантюристка. Когда она родила девочку Ирину, мою мать, у деда началась новая жизнь. Он не хотел вызывать ревности старших детей, переселился из основного дома - княгини Трубецкой на Знаменке - в маленький особняк на Садовом кольце, напротив небоскреба на площади Восстания, на углу Садового и Никитской улицы. Я думаю, эта маленькая девочка, новая семья для него стали даже важнее коллекции. Хотя бы потому, что в главном доме остались основные богатства: сделанные Матиссом по заказу деда знаменитые "Танец" и "Музыка" - они украшали парадный вход. Матисс же делал декорации для лестницы. Но дед все оставил - и переселился.

известия: Долго они там прожили?

Делок-Фурко: Как мне рассказывала бабушка, около 1914 года он сказал: "Мне немало лет, состояние мое в порядке, у нас есть дочь. Но политическая ситуация не внушает доверия. Делаем бумаги, что я передаю коллекцию городу, я закрываю дела, собираем все деньги и едем жить за границу. Хочешь - купим виллу в Италии, на Лаго-Маджоре, или на Женевском озере и просто будем наслаждаться семейной жизнью. Или поедем в Китай - выбирай!" Но бабушка сказала: "Не могу. Я русская, я должна жить в России. На каникулы, на отдых - пожалуйста". Но тут началась война, и в августе 1918 года им пришлось уехать совсем.

Детям от первой жены, которые приехали позже, Щукин приобрел дом на Лазурном берегу, а для новой семьи купил квартиру на rue Wilhem. Я помню там несколько картин Дюфи, которые в конце концов, конечно, проели. Еще была мрачноватая живопись Анри Ле Фоконье - возможно, как напоминание об утраченном иконостасе Гогена, который дед собирал с такой страстью и который так бездарно разрознили в советской России.

"Дед невероятно талантливо выбирал ткани"

известия: Вас воспитывали русским или французом?

Делок-Фурко: До двенадцати лет я рос как бы в двух странах. Приходил на rue Wilhem - и там все было русское: няня, разговоры, всегда накрытый стол, галоши, выставленные в передней, - все как в России. Перед Пасхой из буфета торжественно извлекались специальные деревяшки для гнета пасхи - почему-то кухарка их выставляла на окно. Сестра бабушки, Вера Афанасьевна, по вечерам читала нам вслух. До сих пор помню рассказ, как застрял поезд в степи и как богатым предлагали делиться с бедными детьми. Первую книгу, которую я, пятилетний, прочел сам, про себя, была "Сибирячка" Лидии Чарской: я обалдел от восторга, что через чтение можно открыть весь мир.

Едва я выходил из подъезда - начиналась Франция: тяжелые времена, конец войны, ничего не достать. После смерти бабушки все русское в моей жизни кончилось, я стал больше француз. Но вообще, размышляя о жизни деда и его коллекции, я сделал для себя вывод: нужно быть благодарным судьбе. Если бы не ваш революционный Октябрь, был бы я богатым болваном, болтался по ресторанам, не знал, куда деньги девать.

известия: Тем не менее вы прямой наследник коллекции деда. Вас не мучают сожаления, что ее у вас как бы отняли?

Делок-Фурко: Наследство действительно колоссальное: пятьдесят Пикассо, тридцать восемь Матиссов, не говорю о других - и все это оценивается сейчас в три миллиарда. Но случись так, что мне бы ее отдали, что бы я стал делать с этими картинами? Дрожать, что украдут? А если бы они мне надоели? Продать? Невозможно: двести тридцать восемь картин щукинского собрания - это просто крах рынка русской живописи. Нет, их место на родине, я хочу одного - соединить коллекцию, ведь именно в своем единстве она представляет явление искусства.

известия: Что-то сохранилось из вещей, вывезенных из России?

Делок-Фурко: Несколько книг деда, чашки бабушки, старинный самовар. Я помню, как его ставили по вечерам. В России я купил к этим чашкам красивую скатерть. Мне кажется, это дедовский вкус и способность к декорированию. Хотя он обнаружил в себе эту способность ненароком. Дед был прирожденный коммерсант, но вдруг у него, что называется, открылся глаз. Например, он невероятно талантливо выбирал ткани. Я думаю, на него повлияло путешествие в Индию - он дважды был там со своей первой женой, Лидией Григорьевной. Они привезли множество тканей, он научился разбираться в рисунках, цветах и орнаментах. В России потом он давал заказы уже по собственным эскизам - и мануфактуры производили обои, ткани, платки. Это мог бы быть большой бизнес, он был гений на этот счет. Но богатство как таковое его не интересовало. Бабушка рассказывала мне, что в его дневниках нашла запись о путешествии в Индию: "Что я, вегетарианец и аскет, делаю в этой роскоши?" Потому что их сопровождало двадцать восемь верблюдов, пятнадцать бедуинов-прислужников, два драгомана (переводчика), повар и слуга, и во время путешествия он должен был задавать пиры, что его, видимо, раздражало.

Я тоже равнодушен к роскоши. Мы с женой не коллекционеры. Но что-то оригинальное всегда тащим в дом.

известия: Как вот эти стильные алюминиевые стулья?

Делок-Фурко: Кстати, я украл их из Министерства культуры. В моем кабинете меняли мебель, старую посчитали хламом, и она была никому не нужна. Я говорю: "Не выбрасывайте, я домой заберу". А это Мис ван дер Роэ, между прочим. И у меня их пять штук, все 1920 года.

известия: А что это за фотография на камине?

Делок-Фурко: Это Лондон, 1941 год. Генерал де Голль вручает награду моему отцу, полковнику Пьеру Фурко.

"Мы не можем жить как свиньи"

известия: Как вы оказались в Петербурге?

Делок-Фурко: Я начал ездить в Россию с 1989 года. Тогда хотели организовать Французско-русский университет в Москве и в Петербурге, и меня прочили в ректоры в Санкт-Петербурге. И по этим делам я стал ездить часто и даже купил квартиру.

известия: Как вам удалось? Вы же иностранец.

Делок-Фурко: Знакомые чиновники помогли. Дом старый, совершенно особенной атмосферы, расположен в тупике в районе Владимирской площади. Когда мы первый раз туда попали, грязь была непролазная. Помню, вечером иду я домой, передо мной дама в шубе из чернобурки, лаковые шпильки, шагает уверенно, шикарная такая. Заворачивает в подворотню, а там совершенно глухие ворота - только низкая лазейка внизу. Так дама эта, ничуть не сбавив шага, вдвое согнувшись, вдруг привычно ловко ныряет в узкую щель. Я остолбенел - и слышу, как за воротами опять цокают ее каблуки!

Как было не купить там квартиру? Один этот проход решил дело. Мы поняли, что нельзя не воссоздать стиль сталинской эпохи времен пятидесятых: авантюризм и сопротивление. Что-то покупали в комиссионках, тогда это было недорого, а больше собирали по помойкам. Самая замечательная находка - советский водопроводный кран, когда одна длинная трубка и для раковины, и для ванны. Там нет никакой роскоши, все просто, картины - подарки друзей, лампы сделаны руками Кристины. Великолепный туалет - оранжевого цвета. Квартира на последнем этаже, и нам удалось устроить что-то вроде террасы - мы зовем ее "наша изба, наша дача". Оттуда открывается замечательный вид.

известия: Где вы брали стройматериалы? Из Франции везли?

Делок-Фурко: Нет, Кристина нашла каких-то умельцев, они принесли настоящие деревянные рамы времен СССР. Мы вообще использовали только русские материалы. Теперь у вас все можно достать, особенно на строительных рынках. И Кристина, она здорово по-русски научилась говорить, легко налаживает с работягами контакты.

известия: А ментальность? Наверняка быт Петербурга отличается от парижского.

Делок-Фурко: Конечно, нас очень раздражал мусор. Дворников нет, консьержек нет. Один раз мы с Кристиной не выдержали, надели резиновые перчатки, взяли ведра, щетки и убрали двор сами.

известия: Соседи обалдели?

Делок-Фурко: Они не понимали, как это можно. Одна соседка подошла и спросила, зачем мы это делаем. Я ответил, что думаю: "Мы не можем жить как свиньи".

известия: В Париже вы теперь живете в районе Бастилии. Почему выбрали этот район?

Делок-Фурко: Когда мы с Кристиной были студентами, конечно, центром вселенной был Латинский квартал. И у нас неподалеку была квартирка - в этом районе нам нравилась, как говорят французы, ambiance, атмосфера. Но теперь это абсолютно туристический район, жить там нельзя. А на северо-востоке еще сохранились кусочки старого Парижа, который я любил с детства. Зелени много, садиков. Тихо, в подъезде старый лифт. Да тут и дешевле, чем в центре. Но квартира пока в полуготовом состоянии. Со стилем окончательно не определились, еще думаем, что и как сделать. Со службой в Ангулеме покончено, дом наш уже сломали, тот стиль надо забыть, хотя много вещей в Париже уже прописалось - как-то подошли по стилю. Те, на счет которых я сомневаюсь, еще на складе, да и места в парижской квартире куда меньше, чем в ангулемском доме. А самое главное - у нас множество планов, мы еще не знаем, где будем жить. Через полтора года я пойду на пенсию. Может, переселимся в Петербург.

известия: Что вы там будете делать?

Делок-Фурко: Кристина будет делать лампы и продавать, я могу писать и преподавать. Жизнь там дешевле, а моя французская пенсия не слишком шикарная.