95 лет назад, 28 марта 1925 года, родился Иннокентий Смоктуновский, актер, которому никакие поясняющие определения просто не нужны. Журналист Алексей Королев для «Известий» вспомнил, сколь непрост был путь Смоктуновского к славе и почему вдохновенные безумцы — далеко не единственный типаж, который ему так удавался.
Вне игры
С таким лицом можно было играть Бога. Нет, дело тут не в пресловутой «несоветскости» и тем более не в «аристократизме» (в конце концов, породистой внешностью обладала масса отечественных актеров первой величины — от Астангова до Ливанова-младшего). Нет. В облике Смоктуновского так причудливо точно смешались детскость, немного отстраненное безумие и какое-то запредельное, потустороннее всемогущество, что ему, по сути, всю жизнь не нужно было «играть». Просто смотреть в камеру или зал и произносить текст. Остальное зритель — без малейших усилий и даже отчасти не отдавая себе в происходящем отчета — додумывал сам.
Между тем обстоятельства жизни Смоктуновского — почти до четвертого десятка лет — кажутся решительно неподходящими для актера, видимо, занимающего в отечественной профессиональной иерархии первое место. Он родился в неописуемой глуши Западной Сибири, в деревне, основанной переселенцами из Белоруссии. Фамилия его отца была Смоктунович, в семье намекали на шляхетское происхождение их рода; впрочем, шляхтой в Польше всегда считался каждый второй.
Так или иначе, жили Смоктуновичи зажиточно, по обстоятельствам тех лет семья считалась кулацкой. Ее и раскулачили, отец-мельник отсидел год за «эксплуатацию рабочей силы», но в колхоз идти отказался. Смоктуновичи перебрались в город — сперва в Томск, потом в Красноярск, бедовали и голодали. В 1941-м отец ушел на фронт и вскоре пропал без вести, два года спустя призвали и Иннокентия.
Он воевал всерьез — две медали «За отвагу» тому бесспорное доказательство, побывал в плену, партизанил. Плен биографию кулацкого сына, разумеется, не украсил, и после демобилизации ни о каких крупных городах и престижных вузах не было и речи. Нужно было возвращаться домой.
До фронта он успел позаниматься в школьном драмкружке и подрабатывал статистом в Красноярском театре. Туда, в студию при театре, Смоктунович и пошел учиться — высшего профессионального актерского образования он так и не получил.
Провинциальное танго
Почти 10 лет он мотался по провинции — Норильск, Махачкала, Грозный, Сталинград. Сменил фамилию на Смоктуновский — сведения о причинах разнятся: кто говорит, из-за неблагозвучия, кто — из-за «борьбы с космополитизмом». Когда наступили более вегетарианские времена, перебрался в Москву, где ему сперва тоже отчаянно не везло: «не тот типаж». Слишком много интеллигентского, чужого, нереалистичного, неземного. Классику играть может, бравурную советскую драматургию о плавках и чекистах — нет.
Разумеется, ему повезло — должно было повезти. Экранизаторы повести будущего диссидента и эмигранта, а тогда простого лауреата Сталинской премии Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» никак не могли найти артиста на роль Фарбера — нервозного, болезненно честного интеллигента-еврея, командира стрелковой роты. Смоктуновский попал в эту роль идеально. Все его «недостатки» оказались тем, чем они и были на самом деле — уникальными драматическими скиллами, умением воздействовать на зрителя самыми скупыми ремесленными средствами, взглядом, жестом, случайной интонацией.
Фильм этот — он называется «Солдаты» и вышел в прокат в 1956-м — в силу последующих обстоятельств жизни Некрасова оказался подзабыт. Между тем именно в «Солдатах» все впервые увидели того Смоктуновского, который будет с нами следующие четыре десятилетия.
Но славы — подлинной славы — пришлось подождать еще год. Георгий Товстоногов тоже искал актера. Человека, способного сыграть князя Мышкина в его «Идиоте» в Большом драматическом театре Ленинграда. Евгений Лебедев — он репетировал роль Парфена Рогожина — посоветовал Товстоногову Смоктуновского.
Спектакль, премьера которого состоялась 31 декабря 1957 года, стал не просто легендой — многие считают его лучшей драматической постановкой в истории советского театра вообще. Мышкин Смоктуновского — нелепый, но вовсе не безобидный безумец с ясной головой и огромным сердцем — стал эталоном исполнения этой роли, ее единственным возможным прочтением. Сам Смоктуновский играл Мышкина очень тяжело, всякий раз на надрыв и одновременно наощупь. «Я сыграл его двести раз. Если бы пришлось еще двести, я бы сошел с ума сам».
Аристократия духа
Мышкин, Гамлет и царь Федор Иоаннович — три великие роли Смоктуновского — кажутся персонажами настолько похожими как психологические типы, что велик соблазн говорить об «амплуа». Но именно это и будет величайшей ошибкой. Да, вероятно, Смоктуновскому было весьма комфортно играть людей не от мира сего — тут нельзя не вспомнить не только Деточкина из «Берегись автомобиля», но и Циолковского в «Выборе цели», и Войницкого в «Дяде Ване». Однако так сужать его актерский диапазон — значит не просто не любить Смоктуновского, но и не знать его.
Ему абсолютно шикарно удавались, скажем, «неочевидные подонки» — типаж сложнейший, мало кому посильный. Иркутский губернатор Цейдлер в «Звезде пленительного счастья» и финляндский губернатор Бобриков в «Доверии», Карл V в «Легенде о Тиле» и Сальери в «Маленьких трагедиях», барон Геккерн в «Последней дороге» и Плюшкин в «Мертвых душах», император Юстиниан в «Руси изначальной» и кардинал Флёри в «Гардемаринах, вперед!».
Нетрудно заметить, кстати, сколь неровны эти фильмы по качеству. Смоктуновский вообще снимался довольно много — в том числе и в откровенной чепухе вроде «Уникума» или «Загадочного наследника». Этому есть вполне рациональное объяснение — по большому счету, он не прижился ни в одной труппе, а актерская жизнь в СССР была устроена таким образом, что стабильный доход давало только положение театрального премьера. Но, быть может, он просто старался наиграться, компенсировать затянувшийся простой в молодости.
Другой стереотип о Смоктуновском опровергнуть сложнее. Принято было считать, что, условно говоря, «в джинсах ему неуютно». Действительно, Смоктуновский — в первую очередь актер классического, в крайнем случае — костюмного репертуара. Современников он играл нехотя и даже, пожалуй, шаблонно (Деточкин как бы не в счет).
Меж тем все почему-то забывают о роли, которая наряду с Гамлетом и Деточкиным безусловно входит в тройку его лучших киноработ — Илья в «Девяти днях одного года». Фильм этот принято считать бенефисом Баталова, а ведь именно на контрасте с героем Смоктуновского с его невероятной смесью растерянности и самоуверенности и получился столь ярким баталовский Гусев.
Признание, пришедшее к Смоктуновскому далеко не в юности, оказалось, однако, своевременным и всеобъемлющим. Он регулярно получал ордена, премии и почетные звания, нравственная репутация его при этом была безупречна — он подписывал, скажем, письмо к Брежневу против попыток реабилитации Сталина.
Но самую неожиданную и, быть может, самую почетную награду Смоктуновский получил в день собственных похорон в августе 1994-го — именно ему первому участники траурной церемонии захлопали: до того традиции так прощаться с актерами в России не существовало.