Пожар в соборе Парижской Богоматери прошлой весной дал Парижу приток туристов. А митинги «желтых жилетов» имели минимальный негативный эффект, если вообще какой-то. О том, почему негативные события не всегда плохо сказываются на отрасли, как бороться с овертуризмом и почему российских путешественников в мире всё больше, «Известия» побеседовали с директором регионального комитета по туризму Иль-де-Франс Кристофом Деклу.
— За последние годы в Париже произошло немало драматических событий. Как с негативным шлейфом от них справлялась туристическая отрасль?
— Перед атаками 2015 года у нас было около 45–46 млн туристов в Париже и округе (речь о нескольких, почти одновременных терактах 13 ноября 2015 года в Париже и пригородах, в результате которых погибли 130 человек и более 350 были ранены. — Прим. «Известия»). В 2016 году мы потеряли больше 1 млн туристов и около €1 млрд дохода. После этого вся туристическая индустрия стала перепридумывать, как вернуть людей: города вокруг Парижа стали переделывать сервис, ведь иначе они могли полностью потерять туристов. Мы работали и работаем над коммуникативными кампаниями, разными для разных аудиторий. И за три года мы выросли до 48 млн.
— А как туристы отреагировали на пожар в соборе Парижской Богоматери и прошлогодние выступления «желтых жилетов»? (После пожара 15 апреля в соборе, построенном в XII–XIV веках, обрушились шпиль, часы и кровля; стоимость восстановления оценивается в €1 млрд. Движение «желтых жилетов», названное так из-за светоотражающих жилетов, которые носят его участники, зародилось в конце 2018 года в ответ на повышение цен на топливо, затем требования протестующих расширились, в том числе до отставки президента Эммануэля Макрона. — Прим. «Известия»).
— Пожар в Нотр-Дам-де-Пари привлек к нам больше туристов. Потому что люди хотели увидеть, как собор выглядит после пожара. Даже если они не могли попасть внутрь, очень многие фотографировали его снаружи, чтобы привезти домой воспоминание о том, каким стал Нотр-Дам.
— Смогли ли вы измерить этот рост?
— Нет, но по крайней мере мы никого не потеряли. Но мы знаем, что люди приезжали, потому что торопились увидеть собор в таком виде.
Интересная вещь также произошла с выступлениями «желтых жилетов». Когда это началось, я был здесь, в Москве. И россияне были впечатлены — не скажу, что напуганы, потому что вас не так-то просто напугать, — потому что международные СМИ показывали горящие машины, слезоточивый газ. При этом «желтые жилеты» не имели серьезного влияния на туристическую индустрию, потому что их выступления проходили раз в неделю в выделенных местах в Париже по полдня. Так что ни один турист не пострадал. Это имело влияние только на туристов из Средней Азии, потому что они любят ходить на Елисейские поля и жить в отелях вокруг Елисейских полей. И они боялись, что что-то плохое может произойти.
У нас пока нет цифр по общему количеству туристов в 2019 году. Но мы полагаем, что они будут на уровне 2018 года — 48 млн. Или даже немного выше. Туристы в Париже были очень понимающими. На них манифестации не произвели большого впечатления. У нас даже были туристы, которые просили устроить им индивидуальную экскурсию на митинг, но мы этого не сделали.
— Как вы считаете, есть ли туристы, которые ездят сейчас в Гонконг, чтобы посмотреть на митинги? Появится ли такой новый вид протестного туризма? (Масштабные акции против закона об экстрадиции из Гонконга в Китай начались прошлой весной и продолжались на протяжении года; полиция отреагировала на них жестко, так, в ноябре задержала сразу 400 протестующих в университетском кампусе. — Прим. «Известия»).
— Не думаю, что появится. В Гонконге некуда ходить, потому что везде полиция. И вообще Азия в ближайшие три месяца будет очень сложным местом в плане туризма из-за вируса. По ним это очень сильно ударит. (По состоянию на 15 февраля 2020 года после вспышки коронавируса в китайском городе Ухань в конце 2019 года больше 1 тыс. человек погибли, около 42 тыс. человек сейчас заражены, 4 тыс. вылечились. — Прим. «Известия»).
— Это затронет и Францию?
— Уже, мы теряем китайских туристов.
— Будут ли люди в принципе путешествовать меньше из страха заразиться?
— Мы пока не знаем, слишком рано говорить. Это то, за чем мы следим. Но пока это специфическая географическая проблема.
— Кто вообще сегодня чаще едет к вам? И какое место занимают российские туристы?
— Рост и падение количества туристов в первую очередь зависит от экономики. Сейчас количество туристов из России растет — 30% в прошлом году. Всё зависит от экономики. Так, китайцы росли последние 10 лет, США росли. (В 2018 году Париж и его округу посетили 256 тыс. туристов из России, это 10-е место среди стран, Китай на 5-м месте с 799 тыс., США на 1-м с 2,4 млн. — Прим. «Известия»).
Директор Офиса по туризму Парижа Коринн Менего рассказал «Известиям» об образе Парижа, который «продают» российским туристам, и о том, что они предпочитают в городе смотреть:
Есть общий образ направления, который представляет глобальные ценности Парижа: инновации, перемены, монументы и культурные мероприятия. Но мы меняем приоритеты в зависимости от того, с какой аудиторией мы работаем. Для россиян мы выделяем культуру: выставки, монументы, музеи; вероятно, также гастрономию. Для американцев будет упор на еду. В Европе сфокусированы на двух вещах: семейном отдыхе и путешествиях выходного дня — им интересны выставки, которые можно посетить в выходные. Это не рассматривают туристы из более далеких стран. Странно будет, если китайские туристы приедут на одну выставку. Россиян всегда очень интересуют монументы. Доход их изменился с 1990-х годов. Так что мы должны адаптироваться к растущему спросу. Вообще глобально гораздо больше людей разбогатели за 20 лет. И они берут гораздо больше денег в поездку, хотят дорогих хороших вещей. В отличие от очень молодых людей, которые ищут совсем другое. И в России мы нацелены больше на миллениалов. Они не останавливаются в одинаковых отелях, ищут новые места, где можно, например, поесть что-то необычное.
— Страдает ли Париж от овертуризма — деградации популярных у туристов мест, разрушения их самобытности, экологического ущерба и уменьшения качества жизни людей, проживающих в этих местах и поблизости?
— Мы делали исследование внутри Парижа, в пригородах. У нас только 3% жителей региона против туристов. 3% против 20% в Венеции и Барселоне и 9% в среднем в европейских городах.
В Париже нет овертуризма. После нашей пресс-конференции (разговор происходил 10 января во время пресс-конференции, посвященной туристическому потенциалу Парижа и Парижского региона. — Прим. «Известия») здесь будет пресс-конференция, продвигающая Эйфелеву башню. Можно подумать, что она не нуждается в продвижении. Но они здесь. И будет больше россиян, которые приедут посмотреть на Эйфелеву башню.
Парижу в этом смысле вообще очень повезло как городу, который традиционно посещает много туристов. Все главные достопримечательности находятся рядом с местами, где не живут люди. Так что туристы не производят неудобств. К тому же нам есть что предложить туристам в округе. И если поехать, например, в Фонтенбло, там не будет много людей.
— Есть ли у вас идеи для ваших коллег из других городов, как бороться с овертуризмом?
— Проблема с Барселоной в том, что город закрыт, — за его пределами нечего смотреть, только пляж и море. Венеция — то же самое. В Париже у нас целый регион, где есть Фонтенбло с его Средневековьем, импрессионизм в Овер-сюр-Уаз, где умер и был похоронен Ван Гог, и много чего еще.
Так что задача в том, чтобы, во-первых, расширять границы того, что может быть интересно туристам, за пределы города. Во-вторых, регулировать. Если мы знаем, что в Лувре выкуплены все билеты, например, с 9 утра до полудня, бессмысленно посылать туда еще туристов. Лучше отправить их куда-нибудь еще, а потом отправить в Лувр позже. В этом наша роль — регулировать, когда и куда люди идут. Похожая ситуация в Амстердаме. Они перестали продвигать город и провели коммуникационную кампанию, посвященную поведению туристов в городе. Пытались заинтересовать их чем-то за пределами города и повлиять на поведение внутри города. И это сработало.