Среди звезд советского театра и кино Владимир Зельдин — рекордсмен не только по количеству прожитых лет, но и по их качеству: до последнего он хранил верность актерскому ремеслу. 10 февраля исполняется 105 лет со дня рождения великого актера. «Известия» вспоминают о долгой счастливой жизни Владимира Зельдина.
Долгий путь
В актерской профессии, где одним из главных инструментов служит человеческий организм, лишь самые ответственные, дисциплинированные и любознательные сохраняют работоспособность до последних дней. Впрочем, к выбору этой профессии, рискованной, ненадежной и не гарантирующей сытой жизни, юный Владимир отнесся довольно безответственно и легкомысленно. Актерство совершенно не было предметом его детских и отроческих мечтаний, хотя первые детские театральные впечатления хорошо отпечатались в его памяти. В своих мемуарах «Моя профессия: Дон Кихот» он вспоминает тверское детство и походы в клуб при Пролетарской мануфактуре:
Автор цитаты
«Спектакли я обычно смотрел из оркестровой ямы — из-за папы. Помимо того что папа организовал в городе музыкальную школу, он еще и руководил местным оркестром»
Однако грезил Зельдин о балете и в 12 лет отправился поступать в Государственную балетную школу Большого театра. Папа Владимира, которого он считал «дирижером от Бога», к балету, однако, относился с понятной опаской — точнее, к закулисной жизни балетных, полной превратностей. Поэтому заботливый отец напугал приемную комиссию, что у мальчика больное сердце и он просто не выдержит необходимых физических нагрузок. Сообщение приемной комиссии, что принять-то они его могут, но особых успехов в танцах он никогда не достигнет, стало для Владимира первой жизненной трагедией.
Лишь к 16 годам он перестал воспринимать трагически расставание с мечтой о балете и «возмечтал о военном поприще», тем более что к этому моменту уже два года носил военную форму трубача в оркестре Высшей пограничной школы. Туда его устроил друг отца, когда тот умер — Владимиру пришлось зарабатывать, чтобы кормить семью. Но и с военной карьерой не задалось — получив аттестат об окончании школы, он пошел учеником слесаря на завод «Опытный передатчик», хотя эта прозаическая работа романтичного юношу совершенно не прельщала.
Объявление о том, что производственно-театральные мастерские при Театре им. Московского областного совета профессиональных союзов набирают актерский курс, он увидел совершенно случайно и откликнулся на него из чистого любопытства:
Автор цитаты
«Не знаю, как мне это пришло в голову, но я отправился на экзамены. Помню, даже не удосужился как-то к ним подготовиться»
Трудно, конечно, рекомендовать этот метод всем поступающим в театральные вузы — просто наплевать на исход экзаменов, но у Зельдина, не ощущавшего ни малейшего волнения перед прослушиванием и воспринимавшего всё это как детскую игру, неожиданно для него самого получилось. Составляющие своего успеха он описывает как весьма нехитрые:
Автор цитаты
«Читал я громко, внятно. Голос у меня и тогда казался хорошо поставленным. Думаю, надо сказать за это спасибо папе. За счет занятий музыкой и пением в детстве голос развился, тоньше стал слух. Он-то и не позволял мне жевать слова. Значит, читал я громко и внешне выглядел «ничего себе»
Ненастоящий грузин
Специфика фактуры начинающего артиста Зельдина заключалась в том, что он был «ничего себе» не в распространенном рабоче-крестьянском стиле, а в довольно аристократическом и, что сыграло еще более важную роль в его актерской судьбе, не совсем в русском. Внешность молодого Зельдина, сочетающая южный знойный темперамент с хрупкой утонченностью, сама по себе словно переносит мгновенно влюблявшихся в актера зрительниц в Севилью или Верону. Но сначала, окончив мастерские и поступив в 1935-м году в Театр МОСПС, он нередко играл лиц кавказских и азиатских национальностей.
Так, в спектакле «Мятеж» по Д. Фурманову он являлся узбеком в крайне эффектной студенческой массовке:
Автор цитаты
«...мы выходили в стеганых халатах, подпоясанные по всем восточным правилам платками, в тюбетейках, с национальной утварью в руках. Я даже что-то пел на самом настоящем узбекском языке»
А в спектакле по пьесе Н. Погодина «Снег» группа геологов отправлялась в горы, где встречала аборигена в черкеске с газырями, исполняющего темпераментный танец картули, — это и был молодой артист Зельдин, физически ощущавший, как костюм и грим сразу дают актеру особую пластику и новую осанку.
Играл грузина он и тогда, когда на спектакль «Генеральный консул» в Театре транспорта попала ассистентка Ивана Пырьева, искавшего актера дагестанской наружности для фильма «Свинарка и пастух». Она заметила исполнителя роли захваченного кровожадными японцами в плен пограничника Гоглидзе. Сам Зельдин чувствовал себя в этой роли блистательно:
Автор цитаты
«Был у моего Гоглидзе даже довольно эффектный диспут на политические темы с каким-то высокопоставленным японцем. После этой сцены зал, как правило, нам всегда аплодировал»
«Живой, легкий, весь искрится», — так описала ассистентка поразившего ее артиста Ивану Пырьеву, вызвавшему Зельдина на пробы, где большинство его конкурентов составляли настоящие кавказцы из тбилисского Театра им. Ш. Руставели. Бытует популярная байка, будто Пырьев долго не мог сделать окончательный выбор и опросил женскую часть группы, единогласно потребовавшую Зельдина. Как считал сам актер, не это обстоятельство оказалось решающим:
Автор цитаты
«Пырьев снимал, конечно, сказку. И ему понадобился не реальный герой, не приземленный. А значит, не совсем настоящий грузин»
Но и относительно каких-то внутренних качеств, которые привлекли режиссера, у Зельдина тоже есть своя версия:
Автор цитаты
«Видимо, в первом разговоре со мной Пырьеву что-то «показалось». Не знаю что. Может быть, лиричность моя понравилась, застенчивость, только еще пробивающаяся «интеллигентность»
Интеллигент в доспехах
Эту проклевывающуюся интеллигентность Пырьев принялся активно вынимать из актера в следующей же их совместной работе — «Сказании о земле Сибирской», вышедшем в 1947-м и мгновенно сделавшем Владимира Зельдина всесоюзной кинозвездой. В «Сказании» режиссер предложил артисту роль абсолютно противоположного плана, в которой трудно узнать благородного джигита Мусаиба:
Автор цитаты
«В «Свинарке» я снялся в роли простого дагестанского пастуха, а тут вдруг — белая кость, знаменитый московский пианист во фраке и белоснежной бабочке. Там — герой абсолютно положительный, тут — отрицательный, но посложнее: интеллигент, честолюбец, немного сноб. Человек влюбленный, но при этом немного с гнильцой, законченный эгоист»
Персонаж Зельдина, которого он играет с неожиданным оттенком манерной изломанности, оттеняет главных героев, в которых всё — настоящее, подлинное, хтоническое, между тем как в пианисте всё какое-то показное, демонстративное, космополитическое: «Меня знает вся страна и вся Европа, и глумиться над своим искусством я не позволю даже вам».
Забегая вперед, можно заметить, что в этом типичном «гнилом интеллигенте» уже содержится в зародыше характер персонажа, которого Зельдин сыграет через 20 с лишним лет, — профессора Серебрякова в «Дяде Ване» Андрея Кончаловского: эту роль актер считал своей лучшей работой в кино. Трудно с ним не согласиться, глядя, как «герр профессор», жалующийся на подагру, ноющий, кокетничающий, фарисействующий, обиженный на всё человечество, тянет жилы из окружающих, переливаясь всеми трагикомическими оттенками. Но это не просто карикатура на умника-интеллигента, замысел режиссера и актера был гораздо тоньше и осуществился блестяще:
Автор цитаты
«Решали мы характер Серебрякова так, чтобы можно было поверить, что в него когда-то влюбилась златокудрая Елена Андреевна. Поэтому он и выглядел так элегантно, держался прямо и с таким небрежным достоинством. Мы трактовали Серебрякова так, чтобы можно было догадаться, отчего это Дядя Ваня был им настолько околдован»
Зельдин, всегда ставивший театр на первое место в своей жизни, сожалел, что сыграть Чехова на сцене ему так и не довелось. Но такова, возможно, оказалась плата за театральный мегауспех артиста в песенно-танцевально-фехтовальном амплуа: бесспорной, абсолютной вершиной зельдинской театральной карьеры стал Альдемаро в легендарном спектакле «Учитель танцев» по пьесе Лопе де Вега, премьера которого состоялась в 1946 году на сцене Театра Советской армии, главного театра в жизни Зельдина, прослужившего в нем более 70 лет.
В «Учителе танцев» Владимир Зельдин проявляет невероятную грациозность и прыгучесть поистине балетного толка, словно летает по сцене, и пляшет так отчаянно, словно берет реванш за всю свою несостоявшуюся балетную карьеру. В роли Альдемаро Зельдин выходил на сцену более тысячи раз и в последний раз сыграл ее в 60 лет. Однако, как оказалось, до пенсии актеру было еще далеко — «третью молодость» подарил ему режиссер Юлий Гусман, случайно встретивший на фестивале «Киношок» 87-летнего Зельдина, посетовавшего, что он очень соскучился по большой сцене. И тогда Гусман затеял проект с постановкой бродвейского мюзикла «Человек из Ламанчи», всем вокруг казавшийся неосуществимым ввиду преклонного возраста актера.
Скептики, однако, оказались посрамлены, увидев, как 95-летний Дон Кихот/Сервантес носится по сцене с копьем, фехтует и поет вживую. Эта работа Владимира Зельдина была отмечена множеством премий, а спектакль все 150 раз шел с аншлагом в огромном зале Театра Российской армии. Он продемонстрировал не только идеальное соответствие героя и исполнителя, но и позволил Владимиру Зельдину словами Дон Кихота сформулировать жизненное кредо самого артиста, жившего невероятно скромно для звезды такого калибра и последовательно отказывавшегося от привилегий и материальных благ, которые предлагались ему на самом высоком уровне: «Ничего не называй своим, кроме своей души».