130 лет назад, 9 января 1890 года, родился Карел Чапек, автор «Войны с саламандрами», «Средства Макропулоса» и слова «робот», один из крупнейших чешских писателей всех времен. Журналист Алексей Королев для «Известий» вспомнил, почему такой человек мог появиться только в Праге между двумя мировыми войнами и какую роль в его жизни сыграл старший брат Йозеф.
Остров свободы
Есть такое понятие — homo unius libri. Человек одной книги. В широком смысле, писатель, создавший либо всего одно выдающееся произведение вообще, либо один-единственный шедевр, перед которым меркнет вся его остальная библиография. В этом статусе нет ничего презрительного или высокомерного. «Людьми одной книги» могли бы назвать себя Грибоедов и Маргарет Митчелл, Плиний Младший и Харпер Ли, Сервантес и Шолохов. Неплохая компания, в общем.
Карелу Чапеку повезло немного меньше. Его наследие признается бесспорной классикой не только чешской, но и мировой литературы, пьесы до сих пор идут в театрах, а по романам защищают диссертации. Тем не менее Чапек остается в нашей памяти — такова уж ее, памяти, жестокая ирония — автором даже не одной книги, а одного слова. Это несправедливо — и справедливо. Попробуем разобраться, почему.
Чехословакия первых 20 лет своего существования — так называемая Первая республика — была очень странным местом. Из всех соседних осколков Габсбургской империи, если не считать (до 1933 года) собственно Австрии, она одна сумела стать подлинно демократическим (и, что гораздо важнее, свободным) государством.
В Венгрии и Польше были вполне себе авторитарные режимы, к тому же помешанные на национализме. Чехословакия, при всех постродовых травмах, оставалась многонациональной динамично развивающейся страной, в которой чехи, словаки, немцы, украинцы, поляки, венгры, эмигранты из Советской России чувствовали себя относительно комфортно. Ну настолько, насколько вообще могла быть комфортной жизнь в Европе между двумя мировыми войнами.
В новом государстве царил плюрализм общественных настроений, а такая почва — самая благодатная для культуры и искусства. Чешская литература быстро — и блистательно — переболела темой Первой мировой, явив миру не только «Бравого солдата Швейка», но и гораздо более мрачные по настроению произведения Рудолфа Медека и Франтишека Лангера. Модный по всей Европе экспрессионизм тоже не оставил чехословацких писателей равнодушным.
Но вместе с тем именно в это время и в этом месте родился удивительный гений Карела Чапека, в котором природный юмор и мрачноватое отношение к окружающей действительности вылились в невероятную по силе фантастическую прозу — едва ли не лучшую в континентальной Европе той эпохи.
Без приключений
С точки зрения полицейского досье он прожил довольно скучную жизнь. Выходец из небедной и культурной семьи, Чапек получил блестящее образование. Смолоду писал и заодно очень интересовался живописью (его старший брат Йозеф — крупный чехословацкий художник) — и как любитель, и как профессионал: докторская диссертация Чапека называлась «Объективный метод в эстетике применительно к изобразительному искусству». Затем работал журналистом и штатным драматургом знаменитого пражского театра «На Виноградах». Умер в своей постели за несколько дней до того, как в его дом пришли оккупировавшие Чехию немцы.
Чапек был крупнейшей фигурой чехословацкой культуры и заметным членом национального истеблишмента. Но все эти анкетные данные — всего лишь несколько неважных строчек из энциклопедии.
Он всегда много и усердно сочинял: очень любил новеллистику (десяток сборников первоклассных рассказов) и детскую литературу (к сожалению, на русском изданную мало и не всегда удачно), занимался литературоведением и политической публицистикой, выпустил несколько книг путевых заметок. О романах и драматургии и говорить нечего: Чапек, кстати, никогда не замыкался жанрово, его социальный роман на современную тематику «Гордубал» до сих пор любим чехами и многократно экранизирован.
Но всё же, будем честными, для всего остального человечества Чапек — это автор трех вещей. Одного романа, одной пьесы и одного слова. Поговорим о них отдельно — хронологически и в обратном порядке.
Правда жизни
«Война с саламандрами» (1936) — конечно, главный чапековский роман, его фундаментальное высказывание, не только литературное, но и общественно-политическое. Чапек был гуманистом, либералом и антифашистом, все угрозы, которые несет миру гитлеровский режим, были ему к 1936 году предельно ясны. Иносказательная форма для манифестаций подобного рода была в то время в большой моде. Но, разумеется, «Война с саламандрами» — не памфлет и тем более не сатира.
История разумных земноводных, сперва порабощенных человеком, а потом, в свою очередь, поработивших человечество, — это не только о политике, но и об этике (в том числе биоэтике, хотя такой научной дисциплины тогда и не было), и о человеческой психологии, и даже об экологии: так ли уж разумен человек, вырывающий другое живое существо из естественной среды его обитания. После «Войны с саламандрами» Чапека в пятый раз выдвинули на Нобелевской премию (а всего он номинировался семь раз, каждый год с 1932-го по 1938-й).
«Средство Макропулоса» (1922) — самая известная из чапековских пьес, фантастическая комедия (определение авторское), причудливая история вроде бы об эликсире бессмертия, на деле — о праве человека на выбор и на то, чтобы решать судьбы других людей в собственных целях. В этой комедии никого не высмеивают, а пожалуй что и всех жалко, даже несостоявшихся сверхчеловеков. (Если вы хотите себе составить представление о том, что не писал Чапек в «Средстве Макропулоса», посмотрите советский мюзикл «Рецепт ее молодости» Евгения Гинзбурга с Людмилой Гурченко в главной роли — крепко сбитый, по-своему обаятельный, но имеющий с оригиналом только общую сюжетную канву.)
В отличие от «Средства» «R.U.R.» («Универсальные роботы Россума»,1920) трудно назвать безусловной творческой удачей. Довольно проходная антиутопия (жанр, модный в то время) о восстании вышедших из-под контроля андроидов тем не менее осталась навсегда в памяти человечества. Именно благодаря одному из слов в заглавии, слову, которое вошло во все языки мира (и у чешского языка это, кажется, единственный дар подобного рода цивилизации).
Не очень большой секрет, что слово «робот» придумал другой Чапек. Карел хотел назвать своих искусственных людей «лаборжами» — от латинского labor, труд. Но ему самому слово это не нравилось, и он, как всегда, побежал за советом к старшему брату. Карел застал Йозефа в мастерской, за работой, и тот, желая поскорее избавиться от мешавшего ему посетителя, предложил первый пришедший в голову вариант — robot (по-чешски robota — барщина, повинность).
«Роботы Россума», строго говоря, были скорее андроидами — в нашем нынешнем понимании слова. Но термин вошел во все языки мира: от китайского робота-пылесоса до нашего космического робота «Фёдора» все в неоплатном долгу перед сегодняшним именинником.