Публика обычно сходит с ума по актерам — именно им приходится нести на себе бремя вселенской славы. Режиссерам чаще остается тихий восторг ценителей и интеллектуалов, «режиссерское кино» и «режиссерский театр» — по определению искусство «не для всех». Бывают, однако, и исключения — редкие, ибо, чтобы заслужить народную любовь, режиссеру (хоть в театре, хоть в кино) необходим тонкий талант затрагивать самые глубинные струны души в каждом, без исключения, зрителе. И если бы талант, честность и доброту научились измерять в точных единицах, у Марка Захарова значения, скорее всего, зашкаливали бы. Сегодня Марка Анатольевича не стало — и «Известия» вспоминают о человеке, подарившем нам «Формулу любви», «Поминальную молитву» и «Того самого Мюнхгаузена».
Он и сам чем-то напоминал главного героя одного из самых своих известных фильмов. Ироничная, но добрая улыбка, чуть усталый взгляд всегда неуловимо грустных глаз... Слава театральная пришла к нему еще в начале 1960-х, после постановки шварцевского «Убить дракона» в Студенческом театре МГУ. Пьеса понятным образом резонировала с тогдашними настроениями в обществе — и символично, что последним большим нетеатральным проектом Захарова (и, как ни удивительно, единственным его кинофильмом — все самые знаменитые его картины снимались для ТВ) стала в 1988 году новая версия истории Ланселота и Дракона, куда менее оптимистичная, чем за четверть века до того. Захаров словно предчувствовал, что до гибели реального «дракона» оставалось каких-то три года — и что хаос, который воспоследует, погубит не одну добрую некогда душу и не одного хорошего некогда человека.
Пресс-служба театра «Ленком»:
Половина труппы театра находится сейчас в Санкт-Петербурге на гастролях. В частности, Инна Чурикова и Дмитрий Певцов играют «Аквитанскую львицу». Актеры, занятые в «Юноне и Авось», отыграв спектакль, вылетели в Москву. Все потрясены известием о кончине Марка Захарова
Впрочем, тогда всё это было впереди — а пока, в 1969-м, вся страна упоенно цитировала письма красноармейца Сухова ненаглядной Катерине Матвеевне: «Добрый день, веселая минутка... народ подобрался покладистый, можно сказать, душевный, с огоньком... Простите великодушно, небольшая заминка. Докончу в следующий раз». Мало кто знал, что тексты сочинил режиссер Московского театра сатиры, мельком упомянутый в титрах М. Захаров. В 1973-м он встал у руля московского же «Ленкома» — который уже не оставил до самой смерти. Туда, «на Захарова», рвались театралы всей страны — а публика попроще приникала к голубым экранам каждый раз, когда не щедрое на новинки советское ТВ повторяло безусловные хиты: «12 стульев» с Мироновым, «Обыкновенное чудо» и «Того самого Мюнхгаузена» с Янковским, «Формулу любви», научившую полстраны выговаривать сложную фамилию Мгалоблишвили.
Цензура на ТВ парадоксальным образом была снисходительнее, чем на большом экране — возможно, лишь потому, что кинематограф Ленин обозначил как важнейшее из искусств, а про телевидение дать ценные указания не успел по независящим от него обстоятельствам. Так что в посте вестей с полей и выступлений дорогого Леонида Ильича советский человек часто получал возможность, что называется, глотнуть воздуха — и фильмы Захарова были в этом отношении почти чистым кислородом. Он говорил иносказательно, конечно, — иначе в те времена говорить так, чтобы тебя услышала вся страна, а не пара сотен потребителей «самиздата», было просто невозможно. Но в Бургомистре, Короле, Главнокомандующем, Министре-администраторе зрители видели вовсе не сказочных персонажей. Захаров вольно адаптировал исходные тексты, акцентируя иногда те стороны, о которых, возможно, не задумывались (или не решались задумываться) сами авторы. И для большинства зрителей именно его трактовка пьес Шварца и даже всенародно любимого романа Ильфа и Петрова стала классической, абсолютной.
Иван Агапов, народный артист РФ, актер театра «Ленком»:
Нахожусь в шоке. Что мне сказать про Марка Анатольевича? Великий режиссер, изумительный человек, любимый учитель, основатель театра... Для меня, как и для всего театра, это невероятное потрясение. В июне он появился на «Хрустальном балу» в честь директора «Ленкома» Марка Борисовича Варшавера. А в августе вдруг заболел воспалением легких и попал в больницу. В последний раз мы виделись с Марком Анатольевичем в конце сезона. На сбор труппы в сентябре он не пришел, хотя из больницы уже выписался и рвался в бой... У нас в семье горе...
Гремели на всю страну и его ленкомовские постановки. Он и для сцены умел выбирать материал, который в точности попадал в тон с настроениями в обществе. «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» и «Юнона и Авось» — первые советские рок-оперы. «Оптимистическая трагедия», вывернувшая наизнанку главную «революционную» пьесу советского театра. «Поминальная молитва», впервые за долгие годы затронувшая еврейскую тему — и тему поднимавшего в конце 1980-х голову антисемитизма. Список будет долгий, едва ли не каждая премьера Захарова становилась событием не только театральной — общекультурной жизни. Не стала исключением и последняя — «День опричника» по Сорокину, вновь продемонстрировавшая самое главное качество Захарова-художника — не бояться говорить неприятную правду со сцены, даже если она задевает людей в чинах и званиях куда выше, чем главный режиссер. Он долго бился с Драконом — и в конечном счете, пожалуй, победил...
Иосиф Райхельгауз, народный артист РФ, худрук театра «Школа современной пьесы»:
Есть режиссеры способные, есть талантливые, есть выдающиеся, а есть великие. Это как в горах, где возвышаются отдельные пики, которые даже не так просто измерить, но понятно, что они выше остальных. Русский театр в XX веке дал миру целое высокогорье. Это Станиславский, Немирович-Данченко, Мейерхольд — гении, титаны, которых мы не застали. А потом пошли те, кого наше поколение уже имело счастье знать лично — Товстоногов, Эфрос, Ефремов, Любимов… И, конечно, в этом же ряду — Марк Анатольевич Захаров. Это человек, который тем, что он делал и как работал, своими великими спектаклями и фильмами, учениками продемонстрировал высочайший уровень мастерства. Можно сказать, в русской культуре появилось понятие «Марк Захаров». И это могло относиться и к кино, и к театру, и к педагогике, и к его гражданскому существованию.
Он и правда был главным режиссером страны — может быть, не для ценителей-эстетов, обитателей закулисья и экспертов по слухам и скандалам — но для обычного зрителя, идущего в театр, чтобы прикоснуться к Прекрасному. С самим Захаровым скандалов, впрочем, связано было ничтожно мало (нет смысла поминать, да и повод, конечно, не тот) — для человека, многие годы возглавлявшего один из главных театров страны, достижение почти невероятное. Всё же театр, увы, — идеальная питательная почва не только для великого, но и для низменного; мало где в мире искусства так цветут зависть и обман. Захаров, впрочем, всегда был выше соблазнов, выше завистников и выше льстецов (которых, понятно, хватало в окружении). Дело, наверно, в том, что всё свое театральное служение, растянувшееся на долгую и полную триумфов жизнь, Марк Анатольевич оставался верен какому-то сверхъестественному нравственному камертону, который, похоже, был у него «встроен». Камертону, не позволявшему фальшивить самому и дававшему нужный тон другим. Людей с таким свойством вообще не много — и сегодня стало меньше еще на одного.
Евгений Князев, народный артист России, ректор Театрального института им. Б. Щукина:
Ушла наиярчайшая личность, которая держала театр долгие годы на таком подъеме, что туда хотелось и попасть в качестве зрителя, и стать членом труппы... Становится очень грустно. И так как Марк Анатольевич был учителем, мне бы хотелось, чтобы его начинания, его дело произрастало в его учениках. Чтобы они были настоящими, чтобы это всё продолжалось. К сожалению, смерть — это единственная правда, этого нам никому не избежать, но воспринимать такие новости очень больно. Я всегда любил «Ленком», у нас училась дочь Захарова — Саша, а он с большим уважением относился к нашей школе, несмотря на то что сам преподавал в ГИТИСе, смотрел наших выпускников и принимал к себе в театр. И мне это было очень приятно.