Восстановление прав российской делегации в Парламентской ассамблее Совета Европы (ПАСЕ) стало серьезным достижением, но переоценивать это событие не стоит: за те пять лет, что ПАСЕ работала без представителей Москвы, в организации успели сформироваться устойчивые антироссийские клише, которые продолжат влиять на парламентариев по инерции. Об этом в интервью «Известиям» рассказал председатель комитета Совета Федерации по международным делам Константин Косачев. Он также пояснил, что стояло за решением восстановить Россию в правах и какие задачи отныне предстоят Москве внутри организации.
— Как известно, вслед за решением о возвращении России делегации шести стран в знак протеста покинули зал заседаний. Правда, Литва и Грузия уже заявили о своем намерении остаться в ассамблее. Чем чреват этот протест?
— Я бы сейчас предостерег всех от эйфории. То, что произошло на летней сессии ассамблеи, — это, безусловно, серьезный результат, причем результат многолетних усилий российской делегации, чтобы вернуть в ПАСЕ принципы демократии и, если хотите, парламентаризма с большой буквы, который предусматривает диалог, а не навязывание монологов. И этот результат нельзя недооценивать, но его точно так же нельзя переоценивать.
Возвращение в ассамблею не было для нас самоцелью. Речь идет о том, чтобы восстановить там содержательный разговор по всему комплексу вопросов, которые накопились за все последние годы, в том числе и по так называемому российскому досье. И не надо обольщаться. Это досье в последние пять лет в наше отсутствие формировалось нашими недоброжелателями. Там сформированы устойчивые, я бы даже сказал, клишейные восприятия по таким сюжетам, как статус Крыма, ситуация на юге Украины, «дело Скрипалей», сбитый Boeing, положение секс-меньшинств в России, расследование убийства Бориса Немцова. По всем эти позициям напринималось огромное количество решений без нашего участия, и, естественно, эта инерция будет еще сохраняться некоторое время.
Тот демарш, который мы наблюдали, — это просто сотрясение воздуха. И у меня нет никакого сомнения в том, что эти делегации возобновят свое участие в деятельности ПАСЕ уже в октябре, а то и раньше.
Но дело не в таких демаршах. Ситуация серьезная, и она потребует очень кропотливой и нацеленной на длительную перспективу работы российской делегации в ПАСЕ. Нам предстоит восстанавливать справедливость, объективность в подходах и добиваться того, чтобы у других парламентариев возникала возможность разобраться в вопросах по существу, а не по сообщениям СМИ. Во-вторых, выработать на этой основе честное и объективное мнение и соответствующие рекомендации ассамблее.
— Восстанавливая Россию в правах, ПАСЕ дала нашей стране и несколько рекомендаций, — в частности, нас призвали сотрудничать с учреждениями по мониторингу прав человека, освободить украинских моряков, незамедлительно оплатить накопившийся долг и так далее, но ни слова про Донбасс и Крым, из-за которых, собственно, и начался кризис. Значит ли это, что тема Крыма на уровне Совета Европы, по сути, закрыта?
— Нет, просто тема Крыма и Донбасса скрыта за теми отсылочными резолюциями, которые там цитируются. Там есть отсылки к документам, которые ПАСЕ принимала в прошлые годы, и в них написано, что ассамблея подтверждает свои позиции, изложенные в этих резолюциях. Но плюсом к этому идут пять тем, вроде ЛГБТ, моряков, Boeing, поскольку их не было в тех резолюциях. Вот о чем идет речь.
— России не удалось с первой попытки утвердить кандидатуру вице-спикера. Какие у нас есть теперь альтернативы?
— Нам позиция вице-спикера ПАСЕ полагается по умолчанию как стране, имеющей статус главного плательщика. И мы эту позицию обязательно будем замещать.
Что касается персональных кандидатур. Когда я руководил в течение восьми лет российской делегацией в ПАСЕ, мы такие решения всегда принимали коллективно. Сейчас я не вхожу в состав делегации. Но как человек, имеющий опыт работы в ПАСЕ, я убежден в значимости этого поста, потому что вице-спикер — это человек, который входит в этом качестве в состав Бюро ассамблеи. А в бюро принимаются очень важные решения — в частности, о том, начать готовить какой-то доклад по запросу депутатов или положить эту инициативу под сукно, если называть вещи своими именами. То есть это серьезная структура, в которой нам обязательно надо быть представленными.
— А как вы считаете, стояла ли за решением ПАСЕ вернуть нам все полномочия отчасти и финансовая мотивация? Ведь в организации не раз открыто признавали, что приостановка российских платежей стала одной из причин финансовых трудностей организации.
— Нас в этом наши недоброжелатели пытались обвинять. Я все-таки исхожу из того, что решение принималось ПАСЕ по причине согласия с содержательной частью нашей аргументации, а не под давлением финансовых аргументов. Ведь мы просто обратили внимание наших коллег на то, что они своими решениями 2014-го и 2015 годов лишили российскую делегацию права голосовать, в том числе и за выборные должности, включая генсека, уполномоченного по правам человека, судей. И тем самым они своим решением, ограничив нашу делегацию в праве голоса, подвергли эрозии легитимность этих позиций и структур. И это было правовым аргументом, а не политическим или финансовым.
И мы видим, что сейчас наши коллеги с этим согласились. Потому что это очевидная несуразица, это противоречит принципам Совета Европы. Ведь у ПАСЕ по уставу всего два полномочия. Это выборы руководящих органов и формулирование рекомендаций в адрес комитета министров. То есть у структуры есть право рекомендовать что-то, но нет права ограничивать своим решением право парламентской делегации. Это они себе присвоили.
Мы столкнулись с этим кризисом и обратили внимание, что он случился по вине ПАСЕ. Мы уже добились существенной корректировки регламента, но это еще не окончательно. Мы убеждены, что любые санкции по — будем называть вещи своими именами — политическим мотивам должны быть устранены. Но пока этого не удалось сделать. И устранение их, я думаю, и будет одной из главных задач нашей делегации в ближайшее время.