Санкционное противостояние России и Евросоюза может затянуться на долгие годы. Об этом в интервью «Известиям» заявил посол РФ в Бельгии Александр Токовинин. Однако Бельгия, действуя в логике евроатлантических решений, относится к числу стран, выступающих за нормализацию диалога с Россией. Дипломат также рассказал об урегулировании кризиса в Совете Европы и о том, что, по мнению Москвы, стало препятствием на пути к безвизу с ЕС.
— Несмотря на консолидированную позицию ЕС, отношение стран, входящих в него, к России варьируется от нескрываемого радушия до откровенной враждебности. В какой точке между этими двумя полюсами находится Бельгия?
— Бельгия свои позиции вписывает в русло общих евроатлантических решений, но в то же время она относится к числу тех, кто настроен на нормализацию отношений с Россией и готов выбираться из санкционного тупика. Официальный визит премьер-министра Шарля Мишеля в Москву в январе 2018 года был продиктован именно этой логикой, уверенностью, что это отвечает интересам как Бельгии, так и всего Евросоюза.
— К слову о санкционном тупике. Наши дипломаты в ответ на вопрос, когда отменят ограничения, всегда говорят: «Когда в ЕС наберется необходимая критическая масса». Мы видим, что санкциями недовольны такие страны, как Венгрия, Греция, Италия. Входит ли Бельгия в эту критическую массу?
— Но что значит «критическая масса»? Понятно, что Россия и Евросоюз могут достаточно долго жить и при нынешнем неблагоприятном состоянии отношений между ними. Однако очевидно, что все от этого теряют и речь идет о сотнях миллиардов евро. Понятно, что завтра ничего не случится ни с Россией, ни с Европейским союзом. По существу, речь идет о стратегических интересах — хочет ли ЕС и дальше идти по санкционному коридору или намерен из него выходить? В Бельгии преобладает мнение, что без решения этого вопроса трудно строить надежное будущее. Россия и ЕС — самые крупные игроки в Европе от Атлантики до Урала, и от их отношений зависит, какой будет обстановка на европейском континенте. РФ, со своей стороны, открыта для нормализации, ЕС пока занимает иную позицию.
В прессе любят говорить, что Россия стремится навредить европейским странам, но это не имеет никакого отношения к действительности. Правда в том, что Москва концептуально считает ЕС важной опорой формирующегося полицентричного мира и хочет, чтобы он обрел самостоятельный голос в глобальных делах.
— Так странно получается: все говорят о необходимости изменить ситуацию и демонстрируют волю к действию, а самих действий — в частности, отказа от ограничений — никто не предпринимает.
— Вы знаете, как работают структуры ЕС. Поскольку решение формируется консенсусом, то совместная позиция складывается на основе наименьшего общего знаменателя, который учитывает подходы тех, кто в отношении России следует принципу «чем хуже, тем лучше». Тех, кто с помощью этой конфронтации пытается укрепить собственное положение. Но еще раз с удовлетворением подчеркну, что Бельгия к таким странам не относится.
— В России заявляют, что прекрасно могут жить и под санкциями. В ЕС также утверждают, что адаптировались к российским контрмерам. Получается, есть угроза, что страны так и останутся в условиях санкционного статус-кво?
— Конечно, есть.
— Такая санкционная ложка дегтя.
— Это не то что ложка — целая бочка. Санкции — это ведь инструмент давления в расчете на то, что Россия изменит свою позицию. Но эффект они дали нулевой, показав, что таким способом от РФ добиться ничего нельзя. Тем не менее в результате наносится ущерб перспективам развития — и России, и ЕС. И здесь мы исходим из того, что определяться должен Евросоюз. Москва к выправлению ситуации готова, но не мы же начинали. По последним решениям видно, что ЕС пока не созрел для перемен. Соответственно, впереди, возможно, еще долгий путь к нормализации отношений. В то же время отмечу, что я встречаюсь здесь с разными людьми на различных уровнях, и практически все они говорят: с этой ситуацией надо что-то делать. Число сторонников полноценных, устремленных в будущее отношений растет.
— В отличие от политического измерения, в экономической плоскости дела обстоят гораздо лучше. В последние годы товарооборот России с европейскими странами значительно вырос. Каковы здесь показатели Бельгии и чем этот рост обусловлен?
— В прошлом году общий показатель товарооборота составил около $12 млрд. Рост составляет порядка 20% в год, что близко к показателям в среднем по ЕС. Объяснение здесь простое: бизнес привыкает жить в сложившихся условиях. Насколько мне известно, ни одна из бельгийских компаний — а их больше 50 — из России не ушла. В Российской Федерации целый ряд бельгийских фирм работает на импортозамещение. Например, крупная химическая компания Solvay построила в Нижегородской области завод по производству поливинилхлорида, и он удовлетворяет значительную часть потребностей внутреннего рынка.
— Итальянские компании нашли способ обходить ограничения и вместо этикеток Made in Italy на своей продукции используют фразу Made with Italy. Вы видели в Бельгии нечто подобное?
— Здесь никакой хитрости не нужно — достаточно создавать предприятия на территории России. Тогда они не подпадают ни под какие ограничения. В целом санкции касаются далеко не всех направлений. В области энергетики здесь реализуется интересный инфраструктурный проект. В нем участвуют российская компания «Ямал СПГ» и бельгийская Fluxys LNG. В порту Зеебрюгге строится большой терминал для перевалки российского сжиженного газа с Ямала.
— Когда он будет запущен?
— Ожидается, что это произойдет в конце нынешнего года.
— Звучат различные мнения по поводу состояния инвестиционного климата в России. У бельгийских инвесторов есть опасения по части вложения средств в нашу страну?
— Дело в общей атмосфере. С учетом взаимодополняющего характера потенциалов РФ и ЕС ориентация на совместное развитие дала бы толчок и взаимным инвестициям между Россией и Бельгией. Еще до 2014 года озвучивалась мысль о том, что главная проблема в отношениях РФ и Евросоюза — дефицит стратегического доверия.
— Кто первым начал его подрыв? С санкциями понятно, но как быть с остальными, более фундаментальными противоречиями?
— Санкции стали следствием кризиса на Украине, а он, в свою очередь, случился из-за накопленных ранее негативных моментов. На этапе после окончания холодной войны был упущен исторический шанс, когда можно было запустить широкомасштабное сотрудничество в Европе, опирающееся на единое пространство безопасности. Еще Шарль де Голль говорил о пространстве от Атлантики до Урала, после холодной войны речь шла уже о территории от Атлантики до Тихого океана. Этот проект был возможен, и мы считаем: в том, что он не получился, виновата не Россия. Инерция мышления, расширение НАТО, попытка побыстрее прибрать к рукам геополитическое пространство на востоке Европы — все это проявления недальновидной политики наших западных партнеров.
В современном мире невозможно принимать решения без учета глобального контекста. Сегодня Европа — это уже не тот нервный узел, который определяет судьбы мира, как это было в период холодной войны.
— Но сейчас возникает проблема Договора о РСМД — при его развале Европа снова может стать таким узлом.
— Не хочу гадать. Будем надеяться, что до этого не дойдет. С учетом ускорения исторического развития, смещения его вектора на восток, в сторону Азиатско-Тихоокеанского региона, невозможно решать какие-либо крупные вопросы, не принимая во внимание общую обстановку в мире. Стремительное изменение глобального ландшафта обусловливает возрастание цены политических ошибок.
— Но что касается ДРСМД — чем чревата такая ситуация, особенно учитывая, что двусторонние контакты РФ и США сведены к минимуму?
— Это больше вопрос к коллегам, которые занимаются отношениями с НАТО. Очевидно, что вбрасывание факторов, взвинчивающих ситуацию, было бы колоссальной ошибкой.
— Не хотелось бы говорить только о плохом, ведь есть и хорошие новости. 24 июня Парламентская ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) решила вернуть российской делегации ее полномочия, а 26 июня окончательно подтвердила это решение. Получается, РФ остается в организации?
— Действительно, голосование с двойным перевесом было в пользу разумного компромисса, который открывает российской делегации путь для возвращения в ПАСЕ. И здесь я должен сказать, что Бельгия сыграла свою роль в выработке этого решения — автором доклада, который привел к такому исходу, является бельгийская представительница в Парламентской ассамблее. Немало личных усилий приложил и глава МИД Дидье Рейндерс, который шел на выборы генсека под лозунгом о том, что Европу надо собирать под одной крышей.
Хотелось бы верить, что эта история будет иметь благополучное продолжение. Ведь Совет Европы — фактически символ единого европейского гуманитарного пространства. Шаги, направленные на его разрушение, свидетельствуют о том, что в организации есть силы, заинтересованные не в сотрудничестве, а в том, чтобы снова делить Европу на части.
Парадокс: во время Хельсинкского процесса советским представителям говорили, что пора разрушать железный занавес, задавались вопросом, почему не отменяются визы. Сейчас все наоборот: Россия — за отмену визовых формальностей, а нам отвечают, что условия для этого не сложились.
— Сейчас в международных отношениях активно используются различные инструменты мягкой силы. Какой инструмент в этом контексте применяет Россия?
— Думаю, один из главных элементов — это российская культура, обладающая мощнейшим потенциалом. К примеру, сейчас в брюссельской опере идет российская постановка «Царя Салтана» Николая Римского-Корсакова — билеты достать очень сложно. И речь идет не только о классике — так, в Центре изящных искусств в бельгийской столице открывается выставка современного российского искусства.
У России и Бельгии — очень крепкие культурные связи. Например, вы знаете, что слово «спа», обозначающее сегодня любой водолечебный курорт, происходит от названия бельгийского городка под Льежем. Там 300 лет назад лечился водами Петр I, что во многом способствовало мировой славе этого курорта.
О переплетении исторических судеб и культур можно говорить очень долго. Важно помнить об этом выстроенном в течение веков фундаменте, на который опирается самосознание всех народов Европы. Думающие люди в Бельгии и в других европейских государствах это понимают.