Классическое искусство актуальнее работ, создаваемых на злобу дня, появление картин импрессионистов в Эрмитаже в свое время было более смелым шагом, чем выставка Яна Фабра, а эксперименты Александра Сокурова в жанре инсталляции вслед за Италией будут показаны в российских городах. Об этом директор Эрмитажа Михаил Пиотровский рассказал «Известиям» на открывшейся в Венеции международной арт-биеннале.
— Главный петербургский музей курирует наш павильон — и это впервые. Почему вы пошли на такой шаг?
— Скорее, музей впервые участвует как главный герой, а не просто как хранитель или создатель вещей. И потому это большое событие: на выставке современного искусства, где много своих выкрутасов и особенностей, мы напоминаем о том, что есть такое явление, как музей. Рассказываем, что, во-первых, всё искусство, когда бы оно ни было создано, это часть одной большой истории искусства, а во-вторых, классическое искусство намного больше созвучно современности, чем то, что создается как бы на злобу дня.
— Если сформулировать кратко, о чем ваш проект?
— О музее. Мы всё время объясняем, что музей — важнейшая культурная институция, потому что он сохраняет память и заставляет ее работать, а память — это единственное, что отличает человека от животного.
— Привлечь кинорежиссера Александра Сокурова к работе — ваша идея? Повлиял его снятый в Эрмитаже «Русский ковчег»?
— Ну, это имя светилось в наших разговорах с самого начала, когда Семен Михайловский (комиссар Российского павильона. — «Известия») предложил, чтобы павильон курировал Эрмитаж. Мы знали, что без Сокурова здесь что-то делать бессмысленно. Связь Александра Николаевича с музеем — это не только «Русский ковчег». Он всю жизнь живет в Эрмитаже.
— Тем не менее для него это новый опыт: прежде он инсталляций не делал.
— Да, но это новый опыт и для нас тоже, потому что мы здесь предприняли синтез искусств: соединили архитектуру — на входе в павильон стоят ноги атлантов, видеоинсталляции — то, что сделал Сокуров, живопись — учебные работы студентов Академии художеств, и театр — имитирующие сценическое действие фанерные инсталляции Александра Шишкина-Хокусая.
— Как вы оцениваете дебют Сокурова в новом для него жанре?
— Я думаю, что Александр Николаевич продемонстрировал потрясающий уровень. В его видео, созданных для павильона, вроде нет ничего особенного: оживающие фигуры классических полотен. Но когда это делает Сокуров, получается гениально. Я как раз на днях случайно прочитал цитату художника, учителя Веласкеса Франсиско Пачеко, где он говорит, что изображение, фигуры должны выходить из рамы. Вот именно это у Сокурова и получилось.
— В последнее время Эрмитаж уделяет много внимания современному искусству. Можно вспомнить нашумевшие выставки Яна Фабра, Ансельма Кифера. Проект в Венеции вписывается в эту линию?
— Эрмитаж всю жизнь занимается современным искусством. Екатерина II покупала произведения непосредственно из мастерских художников, Николай I собирал современное искусство... Когда в Эрмитаже появились импрессионисты и постимпрессионисты, это было куда более смело, чем Фабр или что-то еще. Так что мы просто продолжаем традицию. Может быть, в последнее время ее немного усиливаем.
В России сейчас сложно существовать современному искусству, поэтому все главные музеи страны стали его опекать. Мы начали его не только показывать, но и собирать, завели соответствующий отдел. Раз аналога MoMA (крупнейший нью-йоркский музей современного искусства. — «Известия») в Петербурге пока не получается, мы решили как-то помочь этому направлению, показать, что современное искусство работает и в классическом музее.
— Тем не менее это иной взгляд на современное искусство, нежели тот, что доминирует на Венецианской биеннале и других подобных мероприятиях.
— Безусловно. Я вообще считаю, что современного искусства не существует. Есть искусство сегодняшнего дня, которое останется или не останется в истории. А из того, что остается, выстраивается прямая линия истории искусства. Нет принципиальной разницы между собакой Поттера и кошкой Пикассо (имеются в виду картины «Цепная собака» голландского живописца XVII века и «Кошка, поймавшая птицу» испанского художника XX века. — «Известия»). Этому музей и учит.
— К вопросу о том, что останется: вы включили работу Ансельма Кифера из его эрмитажного проекта в постоянную экспозицию. Есть ли вероятность, что какие-то из представленных в русском павильоне вещей войдут в собрание музея?
— Вероятность есть, но, поскольку мы в данном случае имеем дело со сложной инсталляцией, этот проект надо каждый раз разбирать и собирать заново. Однако мы обязательно покажем его в самом Эрмитаже, кроме того, уже есть договоренность с Ольгой Свибловой, директором московского Мультимедиа Арт Музея, о том, что мы продемонстрируем проект в МАМе. А затем повезем его в том или ином виде во все российские эрмитажные центры — Казань, Омск, Владивосток...
Кстати, Александр Николаевич не всё, что хотел, успел в Венеции сделать, у него есть еще планы, он может реализовать их в российских версиях экспозиции. Так что это будет такая живая выставка, дополняемая и модифицируемая.
— Как вы лично участвовали в разработке ее концепции?
— У меня в должностной инструкции написано, что я «без доверенности представляю интересы Эрмитажа». Этим я и занимался. Разумеется, я участвовал в первом отборе, когда обсуждалось, что это будет в целом. Конфигурация авторов, включающая Сокурова, — то, на чем я настаивал. Потом я разговаривал и с Сокуровым, и с Шишкиным-Хокусаем... Мы верили, что, поскольку эти люди выросли с Эрмитажем, всё будет так, как надо.
— Можно ли сказать, что эрмитажные центры в целом будут ориентированы на современное искусство?
— По-разному. В московском центре, который пока еще не открыт, будет только современное искусство, в Амстердаме — всякое. Но каждый раз это набор, который представляет Эрмитаж как культурное явление.
— Мероприятия типа Венецианской биеннале всегда обозначают какой-то тренд в искусстве. Видите ли вы его в этом году, и если да, как оцениваете?
— Думаю, появился тренд на то, чтобы подчеркивать национальную идентификацию павильонов и авторов. Хотя недавно была, напротив, полная ее нивелировка — все любовались индивидуальностью художника. Мы как раз созвучны этому новому движению, потому что Эрмитаж — это и есть национальная идентификация России.
Справка «Известий»Михаил Пиотровский в 1967 году окончил отделение арабской филологии восточного факультета Ленинградского университета, в период учебы прошел стажировку в Каирском университете.
В 1991-м после смерти отца, Бориса Пиотровского, возглавлявшего Эрмитаж, был приглашен заместителем директора музея по научной работе. В 1992-м назначен его директором. Академик РАН, действительный член Российской Академии художеств. Член президентских советов по культуре и искусству и по науке и образованию. Лауреат Госпремии России.