«Тест на человечность Европа проваливает годами»

Гендиректор отделения «Врачи без границ» в Германии Флориан Вестфаль — об эмоциональной стороне миграционного кризиса
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Дмитрий Коротаев

С 1 апреля Евросоюз приостановил деятельность по спасению мигрантов у побережья Ливии из-за невозможности договориться о том, какие страны должны принимать этих людей. Крайне скованы в своей поисково-спасательной работе и неправительственные гуманитарные организации — ни одно из государств не хочет предоставлять их судам свой флаг из опасений в дальнейшем оказаться пунктом приема тысяч мигрантов из Африки. О том, что сейчас творится в Средиземном море и ливийских лагерях для беженцев, и остались ли страны, где соображения человеколюбия преобладают над политическими интересами, «Известия» поговорили с гендиректором немецкого отделения «Врачей без границ» в Германии Флорианом Вестфалем.

— Миграционный кризис, о котором в 2015 году писали чуть ли не каждый день, давно перестал быть центром внимания международной прессы. Можно ли говорить, что он в стадии завершения?

— Во-первых, нужно отметить: европейская составляющая глобального миграционного кризиса всегда была очень мала по сравнению с тем, что мы наблюдаем в других частях света. Например, одна Уганда только в 2016 году приняла в общей сложности больше беженцев из Судана, нежели вся Европа по Средиземному морю.

Во-вторых, внимание СМИ к событиям в Средиземном море действительно поубавилось. И это связано с тем, что на воде стало куда меньше спасательных кораблей и организаций, которые рассказывали о ситуации с мигрантами от первого лица. А также с тем, что всё больше людей, подобранных на море как ливийской береговой охраной, так и торговыми кораблями, с некоторых пор в принудительном порядке отправляются обратно в лагеря на территории Ливии. Там они попадают в абсолютно ужасные условия содержания под стражей, включающие многократные злоупотребления, подверженность болезням и недоедание. Поэтому из повестки европейских СМИ тема беженцев как-то выпала.

Спасенные беженцы на борту испанского военного корабля в рамках общеевропейской «Операции София»
Фото: Global Look Press/Michele Amoruso/ZUMAPRESS

Но есть и те, кто не потерял интерес к этой теме. В Германии всё еще имеется значительная прослойка людей, которая не готова принять политику европейских правительств по выдавливанию беженцев обратно в Ливию.

— Морская часть общеевропейской «Операции София», благодаря которой с 2015 года на море было спасено почти 50 тыс. человек, окончательно свернута — страны ЕС оставят лишь патрулирование Средиземного моря с воздуха. Это произошло из-за того, что в Евросоюзе так и не договорились, кто примет спасенных на море мигрантов. Какие у этого могут быть последствия?

— К сожалению, решение покончить с морской частью «Операции София» в Средиземноморье — очередной шаг в европейской политике, которая всегда в первую очередь фокусировалась на недопуске людей в Европу. Все эти годы власти стран ЕС во главу угла ставили исключительно задачу максимально сдерживать людей, спокойно принимая тот факт, что вследствие такого курса люди либо тонули в море, либо подвергались ужасам длительного содержания в ливийских лагерях для беженцев. Приостановка морской части операции — еще один показатель того, что Европе нет никакого дела до гибнущих в море людей.

Мы всегда заявляли, что поиск и спасение в Средиземном море не имеют ровным счетом ничего общего с политикой, здесь речь о спасении жизней людей, которые в противном случае просто утонут. И такая гуманитарная деятельность — ответственность исключительно Евросоюза и стран, входящих в него. Негосударственные организации никогда не должны были взваливать это на себя. Но мы и другие НКО взяли поисково-спасательные операции на себя, потому что правительства ЕС проявили безответственность в деле спасения человеческих жизней.

Испанское морское судно со спасенными мигрантами на борту
Фото: Global Look Press/Guillaume Pinon/ZUMAPRESS

— У каждой медали, как известно, две стороны. И у европейских правительств, которые не хотят принимать людей чуждой культуры и другой религии, часто необразованных, тоже есть свои доводы. Пытались ли вы понять эту позицию?

— Когда происходит дорожное происшествие и пострадавшему вызывается скорая помощь, никто не задает вопрос, хороший он человек или плохой, переходил ли дорогу в неположенном месте и не спровоцировал ли тем самым аварию. «Скорая» просто спасает человека, потому что такая у врачей работа. Поиск и спасение на море — то же самое.

Возьмем пример с норвежским круизным лайнером, про который все недавно писали (23 марта лайнер Viking Sky с 1373 пассажирами на борту попал в шторм у западного побережья Норвегии и едва не угодил на подводные скалы. — «Известия»). Никто же не задавался вопросом, не ошибся ли капитан. Первым делом спасали людей, потому что это просто правильная вещь и тут двух точек зрения быть не может.

Круизный корабль Viking Sky у западного побережья Норвегии после отказа двигателя
Фото: REUTERS/Frank Einar Vatne/NTB Scanpix

Так и с мигрантами. Сначала спасите, а потом на индивидуальной основе разбирайтесь с каждым конкретным случаем, кто имеет основания для получения статуса беженца, а кто нет. Но нельзя обрекать людей на гибель просто потому, что вы не знаете заранее — бежит ли человек от войны или по экономическим причинам. Выяснить это можно уже на следующей стадии.

— С самого начала миграционного кризиса беженцы стали для Европы предметом ожесточенных споров на тему того, кто их должен приютить. Было и есть явное желание вывести эту проблему, так сказать, на аутсорсинг посредством создания лагерей для мигрантов вне ЕС. Осталась ли на данный момент хоть одна страна в Европе, которая бы ставила соображения гуманизма выше политических соображений?

— Нет, к сожалению, таких сейчас нет. Я вот из Германии, и думаю, мы видели очень сильную демонстрацию солидарности в 2015 году и со стороны правительства, и особенно со стороны немецкого общества. Но, увы, политика правительства радикально поменялась с тех пор в прямо противоположном направлении.

Особенно остро отсутствие солидарности заметно на примере Греции. Там сложилась катастрофическая ситуация: люди на протяжении всей зимы живут под пластиковыми навесами, без удобств, без воды, без медицинской помощи. И это происходит на территории ЕС — богатейшего объединения в мире. Оно совершенно спокойно взирает на то, какой ужас происходит в одном из государств союза, у которого есть все необходимые средства, команды медиков и экспертов — то есть всё, чтобы изменить ситуацию в корне. Но ЕС предпочитает этого не делать.

Жизнь беженцев в лагере «Мориа» на острове Лесбос
Фото: Global Look Press/Eurokinissi/ZUMAPRESS

Проблема еще и в том, что внутри самого ЕС страны вроде Греции остаются практически один на один с этим грузом. Греческое правительство, конечно, не отреагировало на этот вызов так, как должно, но и не получило сколь-либо существенной поддержки от стран ЕС, чтобы дать людям на своих островах уважение человеческого достоинства, условия, которых заслуживает любой на планете.

Так что, к сожалению, элементарный тест на человечность Европа проваливает годами.

— Для большинства сторонних наблюдателей беженцы — некая обезличенная масса непрошеных гостей. Но иногда одна частная история способна тронуть сердца миллионов — как было, к примеру, с братьями Аланом и Халибом Курди, чьи тела вместе с трупом их матери вынесло в сентябре 2015 года к побережью турецкого Бодрума и в честь которых назвали один из кораблей спасателей. Есть ли какая-то человеческая история, которая больше всего потрясла лично вас за годы работы в MSF?

Морской спасательный корабль «Алан Курди»
Фото: Global Look Press/imago stock&people

— Таких историй, которые потрясли лично меня, было много… В прошлом году на Лесбосе (греческий остров, где появились одни из первых лагерей беженцев. — «Известия») я встретил афганца, жившего в половине контейнера со своей женой и четырьмя детьми — все младше 11 лет. То есть они впятером уже много месяцев подряд жили примерно на 10 кв. м. Но эти условия были неплохими по сравнению с тем, как жили другие… Этот человек рассказал мне, как по пути через Иран и Турцию его жену постоянно насиловали, как он ничего не мог с этим поделать, как это травмировало всю семью. Дети, конечно, не очень понимали, что происходило, но видели, что между родителями что-то сломалось. И когда мы общались, он сказал: моя собственная жизнь меня уже мало интересует, но я хочу, чтобы у моих детей было будущее. Хочу, чтобы они могли спокойно выходить из дома, ходить по улицам и возвращаться и чтобы при этом мне не приходилось каждый раз за них беспокоиться.

У меня самого сын, ему 11 лет. Я прекрасно понимаю, о чем говорил тот афганец. И думаю, поймет любой — мы все люди и родители, мы все хотим базовой безопасности и ждем, чтобы наши правительства гарантировали нам эту безопасность. У нас куда больше общего с мигрантами и беженцами, чем мы готовы принять.