Отмечаемое 15 февраля 100-летие Большого драматического театра им. Г.А. Товстоногова — событие не только для его родного Санкт-Петербурга, не только для всей России. Это юбилей мирового значения. «Известия» вспоминают вехи истории легендарного, но по-прежнему живого театра.
«Великие слезы, великий смех»
В историю Большого драматического вписано так много славных, громких и любимых имен, что и в подробной летописи не избежать лакун и пропусков, что уж тут говорить про скромную юбилейную заметку. Даже формальное перечисление блестящих актеров, выходивших на подмостки исторического здания на набережной Фонтанки, займет немало места: в золотой период труппу составляли, как это видится теперь, исключительно корифеи — Смоктуновский и Юрский, Лавров и Басилашвили, Шарко и Доронина, Лебедев и Луспекаев, Копелян и Стржельчик, Борисов и Тенякова, Макарова и Трофимов, Полицеймако и Рецептер, Ивченко и Толубеев, Фрейндлих и Крючкова, Неведомский и Демич, Усатова и Попова, Штиль и Заблудовский, и так далее, и так далее. А как обойти вниманием художников, музыкантов, драматургов, режиссеров?
Первым художественным руководителем этого легендарного театра был Александр Блок. В холодном, голодном, страшном 1919 году великий поэт-символист получил предложение о сотрудничестве от актрисы Марии Андреевой, гражданской жены Максима Горького, ставшей после революции комиссаром театров и зрелищ Петрограда. Андреева — не только инициатор создания БДТ (наравне с Горьким, Анатолием Луначарским и Александром Бенуа, его идеологами), но и одна из главных звезд. Правда, уже в 1926 году она завершит свою артистическую карьеру, целиком отдавшись общественной деятельности. Труппа нового театра была сформирована актером Николаем Монаховым из двух театральных коллективов — Театра трагедии, которым руководил Юрий Юрьев, и Театра художественной драмы, возглавляемого Андреем Лаврентьевым. Эти три полузабытых сегодня имени тоже очень важны для театральной истории.
Блок, пришедший в БДТ в конце первого сезона и проработавший там два года, вплоть до своей кончины, успел повлиять на художественную политику «героического театра для героического народа». Шекспир, Шиллер, Гюго, Мережковский, Гольдони — с постановки их трагедий, романтических драм и высоких комедий начался творческий путь нового коллектива. Представляя пролетариату произведения классиков, Большой драматический, который Блок называл театром «великих слез и великого смеха», должен был с революционным пафосом осознавать и осмысливать свое время.
БДТ вполне оправданно мог бы обрести посвящение Александру Блоку, но шестьдесят лет, начиная с 1932 года, он был театром имени Максима Горького. И не только потому, что тогда имя «буревестника революции» присваивали чему угодно. Нет, в данном случае в логике властям не откажешь: Горький — действительно один из основателей Большого драматического, хотя его произведения появились на его сцене далеко не сразу. Как драматург он был представлен лишь в начале 1930-х пьесами «Егор Булычев и другие» и «Достигаев и другие», а уже позже — «Варварами», «Мещанами», «Дачниками» и «На дне» (премьера состоялась в 1987 году, на ней присутствовали Михаил Горбачев с супругой).
«Ужасный Гога»
В 1992 году по ходатайству труппы театр получил имя Георгия Александровича Товстоногова. Именно его чаще всего и вспоминают в связи с БДТ — «великий и ужасный Гога» руководил им 33 года. Зимой 1956 года, за несколько дней до очередного дня рождения театра, 40-летний режиссер был представлен труппе. Его, на тот момент успешного руководителя другого ленинградского театра — имени Ленинского комсомола, буквально призвали, уговорили, приговорили спасать БДТ, уже несколько лет находившийся в творческом кризисе. Рассказывали, что на иных спектаклях актеров на сцене было больше, чем публики в зале. Разболтавшаяся под коллективным руководством труппа не желала кому-то подчиняться. На первой встрече Товстоногов сказал артистам: «Запомните: я несъедобен!» И начал железной рукой реформировать и строить театр, собирать труппу, которую после признают лучшей в СССР, уникальным актерским ансамблем.
Товстоногова называли и театральным диктатором, и императором, и деспотом. Он без обиняков заявлял подданным своего маленького царства, что единолично решает, что ему ставить и кто будет играть. Многих это обижало, любой бунт подавлялся. Однако результатом диктатуры стали спектакли, вошедшие в анналы сценического искусства. Художественная смелость Товстоногова заключалась, в частности, и в том, что, оставаясь верным традициям русского психологического театра, он экспериментировал, искал в классике новые смыслы. Режиссер-философ, он творил умное искусство, демонстрируя силу новизны, свежесть прочтения и оригинальные актерские работы.
Одним из первых его шедевров стало воплощение на сцене романа Достоевского «Идиот». Работа шла мучительно. Премьера состоялась 31 декабря 1957 года. Четыре часа публика сидела, затаив дыхание. Наутро Иннокентий Смоктуновский, сыгравший князя Мышкина, проснулся знаменитым. Сегодня об этом спектакле написана уже целая библиотека.
— Это была самая дорогая для меня роль, — признавался артист. — Роль, запавшая в душу и оставшаяся там навсегда.
Публике казалось, что Смоктуновский ничего не играл, а жил, страдал и умирал на глазах у всего зала. Созданный им образ стал откровением. Кто-то даже думал, что он реально сумасшедший. Журнал «Театр» писал после премьеры: «Игра Смоктуновского так щедра и богата, состоит из такого множества первоклассных тонкостей, что не истощается желание опять очутиться лицом к лицу с главным в этой игре и делать для себя новые открытия по частностям ее».
Уход Смоктуновского из БДТ Товстоногов воспринял как измену. Переживал тяжело, но подобного он не прощал. Потому Смоктуновский и не сыграл Чацкого, хотя выбор для постановки пьесы Грибоедова был сделан во многом ради него. Но «Горе от ума», премьера которого состоялась в 1962 году, стало еще одним шедевром Товстоногова.
Роль Чацкого досталась Сергею Юрскому, чей недавний уход из жизни, безусловно, омрачил столетие БДТ. Двадцать лет Юрский являлся важной фигурой этого театра, и его вынужденный переезд в Москву в 1978 году вместе с супругой Натальей Теняковой стал еще одной потерей для Большого драматического. Чацкий в исполнении Юрского, артиста-интеллектуала, артиста-гражданина, воспринимался зрителями не классическим персонажем из школьной программы, а современником. Говорят, что, когда на роль Чацкого ввели вторым составом другого актера, зрители писали на стенах: «Чацкий — только Юрский!»
Еще одна фантастическая роль Юрского — Осип в «Ревизоре» (1972). Критики писали, что в его исполнении слуга, второстепенный персонаж, становился мотором всего действия. Он выглядел так, словно явился из другой эпохи. Критик Александр Смелянский отмечал, что Юрский «играл Осипа особняком от всего спектакля, мало был с ним связан, но внутри, в своих собственных границах, образ был разработан с поразительной актерской смелостью. Смело трактованная эпизодическая роль стала не только открытием нового характера, тут просвечивала вся поэтика Гоголя».
«Бабушка русского банкета»
Долгие годы в БДТ был не только великий главный режиссер в лице Товстоногова, не только грандиозные актеры, но и выдающийся завлит. Театровед Дина Морисовна Шварц пришла в Большой драматический вместе с Товстоноговым и всю жизнь оставалась для него первым советчиком, правой рукой, каменной стеной, главной поклонницей. И она же была единственным человеком, кто осмеливался с ним спорить. Отвечая за литературную часть, она влияла на репертуар, следя за тем, что пишут главные драматурги страны, открывая и привлекая в театр новых авторов, делая инсценировки прозы и, конечно, работала с критиками. Но ее влияние было гораздо большим. Георгий Александрович сравнивал ее с зеркалом, говорил, что свои спектакли он мог бы ставить и без ее помощи, но ему невозможно представить себе, как без участия Шварц он мог бы строить свой театр. Олег Басилашвили уверен, что без Дины Товстоногов не добился бы и половины своего успеха: «Они были как Станиславский и Немирович-Данченко, только не было между ними ссор».
В театре, где Шварц дневала и ночевала и была в курсе всех дел и настроений, ее за глаза прозвали «бабушкой русского банкета»: редкая закулисная пирушка проходила без участия завлита. Именно там, в неформальной обстановке, она узнавала, кто чем дышит. Когда Дина Морисовна умерла и в театре были устроены поминки, кто-то всерьез спросил: «А почему нет Шварц?»
Нельзя не упомянуть и сценографа Эдуарда Кочергина. С 1972 года он главный художник БДТ, сделавший в союзе с Товстоноговым тридцать спектаклей. О главреже Кочергин написал мемуары «Медный Гога», а в интервью вспоминал о нем так: «Главное сейчас — амбиции. У Товстоногова амбиции были другого порядка. Однажды я его спросил: «В чем суть вашей профессии?» Он ответил: «Философия крошки Цахеса: всё хорошее — всё мое». То есть он брал лучшее от всех людей, что его окружали, а не демонстрировал себя...»
Место силы
В годы «правления» Товстоногова Большой драматический стал одним из символов города на Неве, местом паломничества театралов всей страны. Приобрел мировую известность. Его называли флагманом советского театра. Но было бы странно превращать этот текст в панегирик, утверждая, будто театр лишь двигался от победы к победе. Нет, конечно. Знаменитая труппа БДТ забредала в художественные тупики, переживала провалы, знавала периоды кризиса и творческого застоя. Понятно, что Товстоногову приходилось играть по правилам того времени. Отсюда и малоудачные премьеры, посвященные очередным съездам партии, годовщинам создания СССР и прочим красным датам календаря. Но гастроли товстоноговского театра — и в Москве, и в других городах — всегда становились важнейшим культурным событием. Их ждали, их воспринимали как праздник.
Принято считать, что эпоха Товстоногова и его авторский театр умерли вместе с ним в 1989 году. Георгий Александрович ушел внезапно, не оставив наследника. После потери большого мастера, безусловного лидера, для Большого драматического наступили трудные времена. Худруком был выбран выдающийся артист Кирилл Лавров, главной задачей которого было сохранить театр-дом и найти главного режиссера. Спектакли с разной степенью успеха делали приглашенные постановщики, иногда талантливые, иногда случайные. Но это был «уже не тот БДТ». Да он и не мог быть «тем», товстоноговским. Труппа постарела, лишилась нескольких сильнейших фигур, ей пришлось заново определять свое место в меняющейся системе ценностей.
Еще при жизни Лаврова в театре появился в качестве главрежа и затем несколько лет с достоинством и мудростью руководил труппой первоклассный мастер Темур Чхеидзе. Он вписал в историю БДТ несколько замечательных спектаклей. Однако Большой драматический перестал говорить со зрителем на актуальном и остросовременном языке. На нем стояло клеймо провинциальности. В 2013 году Чхеидзе сам написал заявление об отставке, объяснив, что театру нужны масштабные и радикальные перемены, пойти на которые сам он не готов.
Эту перезагрузку уже пять лет осуществляет Андрей Могучий, получивший широкую известность своими авангардными постановками и до этого неожиданного для многих назначения служивший в Александринском театре. Многие критики считают, что Могучий реанимировал БДТ. С ними солидарны зрители, которые вернулись в театр (в 2013 году посещаемость составляла 56%, сейчас — аншлаги). Открывая историческое здание после трехлетней реконструкции, новый лидер театра сказал: «Мы кланяемся золотой эпохе Георгия Александровича Товстоногова. Будем соответствовать той высокой планке». Но делает он, конечно, свой театр. И как знать, может быть, когда-нибудь историки театра будут говорить и об «эпохе Могучего».