Российского инженера Юрия Кирдюшкина, которого 5 октября 2016 года задержали на Филиппинах по подозрению в перевозке наркотиков, уже полтора года не выпускают на свежий воздух. Гражданин РФ вынужден круглые сутки находиться в изоляторе тюрьмы Metro Manila District Jail Annex 2, где содержатся иностранные заключенные. Защита 33-летнего россиянина утверждает, что он стал жертвой распространенного в регионе способа вербовки так называемых слепых мулов, когда под предлогом перевозки обычных вещей человеку подбрасывают наркотики. Когда Юрий Кирдюшкин сдавал багаж в Латинской Америке, выяснилось, что у его сумки сломано колесо, и поэтому он завернул ее в полиэтилен. После прилета на Филиппины упаковка и замок сумки оказались вскрытыми, так же как и переданное ему содержимое багажа — несколько коробок, которые лежали внутри. До настоящего момента не представлено никаких доказательств того, что найденные в багаже Юрия Кирдюшкина наркотики не были подброшены. В интервью «Известиям» россиянин, отрицающий вину, рассказал об условиях содержания в Metro Manila District Jail Annex 2, языковом барьере и надежде на возвращение домой.
— Вы находитесь в филиппинской тюрьме уже более двух лет. Условия вашего содержания за это время изменились?
— Изначально я находился в общем бараке вместе с ВИЧ-инфицированными и людьми, у которых был выявлен туберкулез. В бараке было около тысячи заключенных. Учитывая, что температура воздуха доходила до 50°C, порой было нечем дышать. Слава богу, организм у меня закаленный, я справился. Спустя год всех иностранцев перевели в отдельное здание — речь идет фактически об изоляторе. Несмотря на антисанитарию и экстремальные ситуации, первое место было лучше, поскольку мы имели возможность каждый день выходить на улицу. На территории между бараками была баскетбольная площадка, сетка для игры в волейбол и бадминтон, стол для настольного тенниса и пространство, где было разрешено раз в неделю играть на музыкальных инструментах. Мы могли пользоваться библиотекой и общей беседкой.
Уже почти полтора года я всего этого лишен. Сейчас все иностранцы, а нас тут около двухсот человек, вынуждены 95% времени проводить в камерах размером 5x8 м. Спим на нарах — четыре спальных места на пять человек. Выход на свежий воздух не предусмотрен. Прогулкой называется возможность сделать 20 шагов по коридору между камерами. Выпускают из камер только по будням, максимум на два часа. Я не вижу неба — над головой бетонный потолок, вокруг бетонный пол и бетонные стены. Более года я фактически не был на свежем воздухе. Увидеть окружающий мир получается только тогда, когда нас увозят на слушания. Воды в кране нет — мы передаем из камеры в камеру шланг и наполняем бочку. Принимать душ есть возможность только в случае, если остается вода.
— Почему иностранцев отделили от местных заключенных?
— На территории главного корпуса произошла потасовка между филиппинцами и корейцем, которого пырнули шилом и выбили зубы. Когда он вернулся из госпиталя, всех иностранцев ночью перевели в изолятор — якобы для нашей безопасности.
В целом ситуация с безопасностью не самая лучшая. Погромы и стычки происходят регулярно. Однажды на несколько дней отключилось электричество, в тюрьме начались беспорядки, и за один день было убито трое заключенных. В канун 2016 года снова возникли проблемы со светом. Я пошел на баскетбольную площадку прогуляться и стал свидетелем бойни — арестанты убивали животных, которые находились в небольшом загоне. Наутро везде валялись внутренности и головы. Незабываемая картина.
— Из каких стран больше всего заключенных?
— Из иностранцев доминируют китайцы. Есть ребята из Кореи, Японии, Малайзии, Нигерии, Индии и Мексики. Довольно много американцев.
— Как сказалось на вашем здоровье двухлетнее нахождение в тюрьме?
— Я чувствую себя в целом удовлетворительно, стараюсь не обращать внимания на такие мелочи, как пищевые отравления. На туберкулез нас проверяют раз в год, и в этом смысле у меня тоже всё в порядке. Из-за плохого питания очень сложно соблюдать диету. Нормально кушать получается, когда приходят редкие посетители и приносят «человеческую» еду. Представители русской диаспоры навещают меня два раза в месяц, сотрудники посольства — каждые два месяца.
Местная еда однообразна. Готовится бульон из мясных субпродуктов с капустой и соевыми ростками. Отдельно подается рис. Это мы и кушаем три раза в день. Пищу разносят по камерам, никаких напитков не предусмотрено. Другую еду можно купить в местном магазине — поставки бывают раз в неделю, и товар там мгновенно заканчивается.
— Как вы проводите время?
— Мой день проходит в ожидании, депривации и молитве. В общем бараке мне удалось дважды принять участие в спортивных соревнованиях. С моим ростом в 180 см я был ключевым игроком нашей баскетбольной команды. Также я занимался воркаутом и йогой.
Сейчас всё сложнее из-за полной изоляции. Чтобы поддерживать физическую форму, мы с сокамерниками отжимаемся «лесенкой». За полчаса успеваем отжаться по 500 раз. Стараюсь как можно больше читать, пишу записки. Я пытался договориться с администрацией тюрьмы о создании библиотеки, но моя попытка не увенчалась успехом. К сожалению, книги, которые я накопил за год, у меня конфисковали. Сейчас разрешают брать от посетителей одну или две.
Несмотря на то что в каждой камере должен находиться телевизор, в ноябре прошлого года у нас его забрали — за то, что заключенного поймали с сигаретами и телефоном. Увы, любой повод придраться выливается в ограничение наших минимальных привилегий. Хорошо, хоть чемпионат мира по футболу успели посмотреть.
— Как справляетесь с языковым барьером?
— Языковой барьер рушится каждый день. На английском здесь мало кто говорит. Волей-неволей начинаешь привыкать к местной речи. Например, если филиппинец кивает и морщит лоб, это значит, что он не знает. Я уже могу сформулировать простой вопрос на тагальском. Но понимаю только в рамках бытовых моментов. Я даже смог принять участие в программе по подготовке учителей, которые должны преподавать заключенным, не имеющим начального образования. Успешно прошел курсы и получил сертификат. Других русских здесь нет. Конечно, тем, у кого есть соратники по национальности, языку и культуре, легче переносить нехватку живого общения.
— Как оцениваете свои шансы на освобождение?
— Сейчас непонятно, долго ли будут тянуть мое дело. До сих пор не понимаю, почему нет решения по освобождению под залог. За шесть судебных заседаний, которые состоялись в прошлом году, выступил всего один свидетель со стороны прокуратуры. Но он не стал ничего придумывать и сказал всё, как было. Прокуратура настаивает на том, чтобы выступили и другие свидетели. Они могут вообще не прийти в суд, но если они это сделают и скажут правду, то шансы на мое освобождение максимально повысятся. Содействовать возвращению на родину может и вступление в силу подписанных между Россией и Филиппинами договоров об экстрадиции и взаимной правовой помощи по уголовным делам.
Я понимаю, что мое дело трудно подвести под какую-то международную классификацию. Тем не менее очевидно, что меня обманом заманили в деятельность по транспортировке неизвестных веществ. При этом до сих пор непонятно, на каком этапе мне подбросили наркотики. Когда я сдавал багаж на злосчастный рейс из Сан-Пауло в Манилу, ничего незаконного или подозрительного выявлено не было. А до этого я уже пересек с этой сумкой две границы и прошел три международных аэропорта.
— Что помогает вам не падать духом?
— Вера, надежда и любовь. Вера в Бога, поддержка родных и близких придает уверенности, что это еще не конец моей жизни. В момент отчаяния молитва и концентрация на чем-то простом помогают успокоиться. Например, я считаю собственные шаги и постепенно перестаю паниковать. Помогают мысли, что я не совершил ничего плохого, что заставило бы мою жизнь оборваться так нелепо. Конечно, иногда кажется, что я больше не вынесу этого. Чаще всего это происходит из-за отсутствия общения с родными людьми и внешним миром. Появляется ощущение, что жизнь проходит мимо. Тем не менее я живу надеждой, что выдержу эти испытания, смогу выстроить жизнь заново и помогать тем, кто оказался в подобной ситуации. Но в первую очередь надеюсь увидеть самых дорогих для меня людей. Раньше я не осознавал, какой силой обладает любовь. Если бы не она, боюсь, я бы не справился.