Бывают такие писатели, которые, кажется, заглянули в голову к каждому из своих читателей, поняли всех и каждого, а вот мы про них очень мало что понимаем. Джером Дэвид Сэлинджер знал всё про всех. 1 января исполняется сто лет со дня рождения одного из самых любимых и загадочных писателей ХХ века — и литературный критик Константин Мильчин решил специально для «Известий» хоть немного разобраться в его полной тайн жизни.
Тайны и ложь
До сих пор — хотя прошло больше полувека с момента публикации «Над пропастью во ржи» — молодые люди разных возрастов по-прежнему узнают в Холдене Колфилде самих себя, свои проблемы, мучения, метания. Некоторые из них потом даже идут и стреляют в Джона Леннона, но, это, слава богу, исключения из правил.
Сэлинджеровские стиль и язык, манера изложения и то, как его герои рассказывают о себе, иногда кажутся обескураживающе простыми. Вместе с общим безумием вокруг текстов Сэлинджера (а фанатизм появился еще в 1960-х годах) эта кажущаяся простота становится питательным бульоном для эпигонства разного рода. Писатели уже несколько поколений открыто или завуалированно пытаются переиначить или осовременить «Над пропастью во ржи». Была даже попытка написать роман от лица постаревшего героя, который возвращается в те места, где разворачивалось действие канонического текста, но книга вышла столько плохой, что я даже не буду давать подсказку, называя имя автора и название.
Подражать Сэлинджеру сложно, а может, и просто невозможно. При этом в пантеон главных писателей ХХ века он вошел с крайне скромным литературным наследием: один роман, несколько повестей, рассказы. Это впечатляющая карьера — быстро прославиться, заработать всю славу мира и часть всех денег мира, а потом наплевать на этот мир. Уйти в отшельничество и самоизоляцию. Хочется так.
Хотя многое про Сэлинджера, про историю его формирования как человека и писателя, про его путь и про его мотивации остается тайной, есть воспоминания современников и знакомых, в том числе и его собственной дочери, которые, впрочем, скорее о ней самой, чем о ее великом отце. Благодаря этому мы имеем некоторое количество биографий, в основном средних — выделяется, пожалуй, лишь «Сэлинджер» Кеннета Славенски, книга подробная, насколько это возможно в ситуации. Вышедший год назад фильм с Кевином Спейси в роли наставника Сэлинджера «За пропастью во ржи» — достаточно точная экранизация этой биографии. Из всех этих книг о писателе можно составить относительно полное представление о том, кем нужно быть, чтобы создать один из величайших романов века молодежных бунтов против взрослого мира.
Рецепт для героя
Для начала нужно побунтовать самому. Не в смысле выйти на баррикады, а в смысле восстать против родительской воли, отказаться от пути, которые они для тебя определили. Отец Сэла (как называли его поклонники) был достойным человеком, торговал мясом и молокопродуктами, надеялся, что сын пойдет по его стопам. Но Джером Дэвид Сэлинджер торговать едой не хотел, учиться он тоже в общем-то не очень хотел, а хотел чего-то, чего не очень понимал сам. Тут недоучился, там недоучился, наконец оказался в Колумбийском университете, где слушал курс лекций о рассказах. И даже написал несколько своих, один из которых так понравился преподавателю, что тот опубликовал его в настоящем взрослом журнале. Но это всё еще никак не гарантирует успех, таких судеб миллионы, а Сэлинджер один.
Дальше у сегодняшнего юбиляра начинается роман с красивой девушкой, и не абы какой, а дочерью главного драматурга Америки Юджина О’Нила Уной. Но развитие романа, как и сам ход привычной жизни, нарушает война, Сэлинджер отправляется в Европу. И пока он там проходит обучение и готовится встретить смерть от немецкой пули на пляжах Нормандии, Уна выходит замуж за Чарли Чаплина. О чем наш герой узнает из газет. Потом высадка на континенте, сражения во Франции и в Арденнах. Сэлинджеру достается, он страдает от холода и ужасов, он видит последствия преступлений нацистов. Мы знаем, что в Америку он вернулся другим человеком.
Сэлинджер снова пишет, причем вроде как то же самое, что писал раньше, о современных американских молодых людях, но теперь уже это совсем другой человек, повзрослевший и много чего видевший, прошедший войну и ею психологически измотанный. Который при этом почти не будет писать про саму войну как таковую. Его военный опыт трансформируется во взрослость. Так что же, всем писателям нужно пройти через холод, сражения и военные кошмары? Но мы-то с вами прекрасно помним, что гарантии никакой, в двух мировых войнах участвовали десятки миллионов человек, оба конфликта дали нам десятки первоклассных писателей, от Эрнеста Хемингуэя и Михаила Зощенко до Нормана Мейлера и Виктора Некрасова, но и тут Сэлинджер все-таки такой один. Хотя, конечно, шок важен — послевоенный Сэлинджер совершенное другой, чем тот, что писал достаточно наивные рассказы в Колумбийском университете. Понятно, что все наши вопросы в известной степени бессмысленны. Но есть одна пара черт Сэлинджера, которые проступают сквозь его темную биографию не очень четко, но всё же явно. Это трудолюбие и перфекционизм. То немногое, что было опубликовано, — выстрадано и почти идеально.