Стартовала подготовка к 72-му Каннскому кинофестивалю, который состоится в мае. Отборщики начали поиск вероятных картин — участниц одного из главных в мире кинофорумов. В 2018-м членом фестивального жюри был неоднократный лауреат Канна режиссер Андрей Звягинцев, а в основном конкурсе участвовал фильм «Лето» Кирилла Серебренникова. Вице-директор «Юнифранс» по восточноевропейским странам Жоэль Шапрон, который проводит селекцию российских фильмов для престижного кинофорума, рассказал «Известиям» о каннских предпочтениях.
— С момента окончания предыдущего фестиваля какие тенденции в российском и мировом кинематографе появились, развились?
— Сложно сказать, что изменилось. Год — это совсем мало. Я не вижу большой разницы даже между тенденциями двух- трехлетней давности. Думаю, перемены занимают больше времени. Мне кажется, что делать сравнения надо каждые 10 лет. За этот срок многое происходит в мире, и главное — меняется взгляд режиссеров и сценаристов на мир.
Сейчас терроризм — настоящий бич. По всей вероятности, мы не сможем избавиться от этого ужаса еще много лет, и это отражается на содержании фильмов. Не исключено, что подобная тема будет возникать чем дальше, тем чаще, хотя раньше ее практически не было.
Еще один пример. Лет пять тому назад я видел столько русских фильмов на тему коррупции, что мог бы устроить из них целый фестиваль. Это не значит, что коррупции нет во Франции, но эта тема там не такая важная, как было пять лет назад в России. И сценаристы, и режиссеры считали, что это им близко.
Сейчас нам близка тема мигрантов, которая, может быть, не до такой степени интересует россиян. Но нужно время, чтобы возникла новая тенденция, новая тема. Это происходит постепенно. Что-то случается в обществе в течение довольно длительного периода — и творчество начинает осваивать новую тему, превращать ее в продукт для кинематографа, телевидения, театра, литературы.
— В какой стадии сейчас отбор фильмов на 72-й фестиваль?
— Пока собираем информацию — кто снимает, кто доснял, кто будет снимать, кто будет по всей вероятности готов, а кто нет. Надо представлять себе стартовую ситуацию — на что мы можем рассчитывать.
— В связи с нынешним международным положением России что-то изменилось в восприятии ее кинематографа?
— Восприятие страны сейчас не самое благоприятное, но это, к счастью, не затрагивает тему кино. Фестивали отбирают то, что хотят. Я предполагаю, что кому-то не понравилось, что мы отобрали «Лето» Серебренникова на 71-й Каннский фестиваль, но никто нам в этом не мешал. Мы показываем французское кино в России, как показывали и раньше. В этом отношении нет никаких изменений.
— «Лето» — действительно достойная картина для Каннского фестиваля или сыграл свою роль политический момент?
— Серебренникова мы выбрали не из-за его личной ситуации. Если нам нравится фильм, мы его берем. Не нравится — не берем. Были годы, когда на Каннском фестивале было по два фильма из России, и годы, когда не было ни одного. Годами немцы обижались на нас, потому что не было немецких фильмов в конкурсе. Но если Каннский фестиваль считает, что нет хороших фильмов из Германии, то не потому, что это такая политика, а потому, что отборщики не нашли ничего, на их взгляд, интересного.
— Отборщики или корреспонденты, по французской теминологии, — вне политики. А жюри? Там возможны политические решения?
— В жюри каждый рассуждает, как хочет. Но политическое решение не может касаться всего жюри. Это невозможно, поверьте мне. Я был переводчиком в жюри прошлого года (со Звягинцевым), сидел на всех дискуссиях. Вообще это мое седьмое жюри в Каннах. Я переводил Германа-старшего, Чурикову, Кайдановского...
На моей памяти не было принято ни одного политического решения. Когда кто-то говорил: «Вы понимаете, это все-таки очень важно для Африки, чтобы имярек получил приз», чаще всего кто-то отвечал: «Если это важно для Африки, что тогда скажут в Индии?» Убедить девять человек, что все они должны голосовать под влиянием политики, невозможно.
— Члены жюри не объясняли вам, почему они не заметили «Лето»?
— Потому что они отдали предпочтение другим фильмам. 20 фильмов, семь призов, все равно 13 фильмов остаются ни с чем. Наверное, против фильма сыграло то, что многие забыли, что было в Советском Союзе — как люди жили, как им не давали устраивать подобные концерты, как все это было подпольно, сложно…
Когда жюри не удостоило картину никакой награды, надо было просто посмотреть на лица кинокритиков. Они не понимали, почему «Лета» нет в списке призеров. Это очень необычная картина. Не байопик, но взгляд на похожую историю с очень хорошими актерами.
— В конце ноября вы вели круглый стол на Фестивале российского кино в Онфлере. Фестиваль был посвящен женщинам в кинематографе, и вы заметили, что некоторые фильмы не попали бы в программу Каннского фестиваля, не будь они сняты представительницами прекрасного пола. Гендерные предпочтения по-прежнему сильны?
— Действительно, по поводу одного или двух фильмов создалось впечатление, что кто-то попытался показать: «Смотрите-ка, у нас тоже фильм женщины-режиссера». Но когда картина того не стоит, это бьет мимо цели. У нас и так много плохих фильмов, снятых мужчинами. Зачем добавлять к ним плохую картину, снятую женщиной? Не надо делать так, чтобы обязательно было 50 «мужских» фильмов и 50 «женских». Квотирование в этом отношении абсолютно не помогает.
— Если будет официально признан «третий пол», речь, вероятно, тоже пойдет о квоте?
— Когда речь идет о творчестве, не надо обращать внимание на первый, второй и третий пол. Как и на прочие условия. В свое время каннская официальная селекция отказалась от упоминания стран: в каталогах не написано, откуда фильм — столько копродукции, что уже не поймешь, где корни. Режиссер — норвежец, а фильм снят на английском языке на итальянские деньги. Если женщина-режиссер, а сценарист — мужчина, чей фильм? Для меня это комплект. Режиссер как дирижер — это он собрал все компоненты. Моя позиция: я не буду выбирать картину только потому, что ее сняла женщина.
Повторюсь, акцент на равноправие был нужен. Но сейчас необходимо приостановить эту волну. Важно, чтобы женщины обучались киноделу на факультетах, где их практически не было раньше, и примерно в том же количестве, что и мужчины. Посмотрите, сколько женщин-режиссеров обучаются сегодня во ВГИКе. Там паритет уже есть. Дальше будем смотреть на результат. Есть талантливые женщины, есть бездарные мужчины — и наоборот.
— Есть ли какие-то вещи в российском кино, которые вам безоговорочно нравятся?
— Есть. Это — актеры. Русские актеры реально высоко оцениваются. Беда со сценариями, но это общая проблема. Российские продюсеры жалуются, что плохих сценариев полно, хороших мало. Французские говорят о том же. Не скажу, с чем это связано, но так и есть.
Вечный вопрос, касающийся русского кино: почему грустные драматические картины чаще всего на голову выше по качеству, чем комедии, легкие фильмы. Нас часто обвиняют, что мы отбираем только мрачное кино, но оно сделано почти всегда лучше, чем романтические ленты, мелодрамы. Впечатление такое: или снимают мрачно, потому что сами смотрят на жизнь таким образом, или снимают комедии, чтобы веселить людей, которые смотрят на жизнь очень мрачно.
— Что имеется в виду под мрачностью? Нет хеппи-энда?
— Не только. Сама тема фильма очень часто мрачная: кто-то болеет, кто-то умирает. Я не говорю даже о том, как заканчивается картина, просто сама тема довольно тяжелая.
— «Левиафан» — это мрачно?
— Да. И «Нелюбовь» тоже.
— Но это очень хорошее кино?
— Конечно. «Лето» где-то в середине — это не комедия, не драма. Можно также назвать «Аритмию» Хлебникова. Единицы делают кино о жизни без всяких мрачных проблем и не чисто комедию. Я смотрю массу фильмов и вижу 12 таких картины в год.
— В советском кино была та же ситуация?
— Советского кино много, оно разное в зависимости от периодов.
— Любимый период у вас есть?
— Наверное, 1920-е годы, когда люди реально занимались поисками. Кулешов, Маяковский, Эйзенштейн, Шуб, Преображенская, Роом... Их фильмы — уникальное явление. Люди пробовались во всех направлениях, и эта свобода, я считаю, была самой интересной. Потом — оттепель, это — «Баллада о солдате», «Летят журавли», «Застава Ильича», «Сорок первый», «Отец солдата». Эти фильмы и сейчас помнят.
Жаль, что забыли «Чистое небо» Григория Чухрая. Очень важная картина. Человек возвращается с войны, а все думали, что он погиб. Как жена к нему относится, что компартия с ним делает? Если он возвращается только сейчас, где он был — в лагере у немцев? Шпион? Потрясающая по теме картина…
Справка «Известий»После окончания русского факультета Сорбонны Жоэль Шапрон работал переводчиком-синхронистом. В 1995 году назначен ответственным за страны Центральной и Восточной Европы в компании Unifrance, занимающейся продвижением французского кино за рубежом. Сотрудничает с Каннским фестивалем, составляя для отборочного комитета предварительный список фильмов из стран бывшего СССР и Восточной Европы. Автор книг и статей по истории и теории французского и российского кинематографа.