Ростислав Плятт, кажется, вполне мог бы дожить до этой более чем солидной даты. И посмотреть с вершины своих 110 лет, отмечаемых 13 декабря, с усталой понимающей усмешкой пастора Шлага или скрипичного мастера Николо Амати. В день юбилея великого актера «Известия» вспоминают о его жизненном и творческом пути.
Вечно молодой
Человек-театр, человек-праздник, душа любой компании и всенародный любимец, Ростислав Янович тем не менее всегда наотрез отказывался от официальных торжеств по поводу его круглых дат. Считал, что неприлично использовать личное, семейное событие для дифирамбов и славословия. Установленный на сцене длинный стол с президиумом представлялся ему кошмарным сном.
Однако застолье для узкого круга Плятт в честь дня рождения устраивал и делал это, по свидетельству очевидцев, красиво: не жалел денег на хороший ресторан, встречал гостей чуть ли не в смокинге, развлекал анекдотами, которых знал уйму.
Но случались годы — скажем, 1978-й, — когда было совсем не до юбилеев. В августе умерла главная любовь его жизни, муза и партнерша по сцене, легендарная Вера Марецкая. «Актрисы более блистательной я не знал», — говорил о ней Плятт. А тремя неделями ранее не стало его законной жены, тоже актрисы, Нины Бутовой, терпевшей этот многолетний служебный роман. Тогда на пороге 70-летия Плятт остался совсем один — детей у него не было.
Видимо, он никогда и не сожалел, что не обзавелся потомством. Его дети — многочисленные роли, а сцена — родной дом. Коллеги по Театру им. Моссовета, чтобы морально поддержать первого артиста своей труппы, устроили после спектакля в его честь капустник, спев на музыку Глинки: «Славься, славься наш старый чудак!..» Виновник торжества, награжденный по случаю юбилея орденом Ленина, хохотал громче всех. В нем странным образом уживались философ и клоун, хулиган и мудрец, ловелас и верный семьянин.
Заслуженная артистка России Галина Дашевская, работающая в знаменитом театре с 1964 года и не раз игравшая с Пляттом, рассказывала: «Ростислава Яновича обожали все и относились к нему удивительно тепло. Знаете, как называли его в театре? Пляттик! Он был прост в общении, никогда не кичился. Обожал молодежь, следил за нашим ростом, можно сказать, шефствовал над нами. Мог мягко сделать замечание, если был недоволен ходом спектакля: «Галюнь, ну что это такое? Поднимем талант!» Он жил для театра. Он заполнял собой, своей многогранной личностью сцену, но при этом был замечательным партнером. Больше аплодисментов, которые могли сбить атмосферу, ему было важно держать зал...»
В мемуарах, которые Плятт писал, уже будучи серьезно больным (он сломал шейку бедра и передвигался с трудом), есть такое признание: «Я прожил счастливую жизнь: никогда не знал простоев, играл что хотел и почти всю свою творческую жизнь провел под крылом у Завадского. Мне можно только позавидовать».
Жизнь для сцены
Баловень судьбы? Нет, едва ли его счастливую и плодотворную жизнь можно назвать легкой. Он рано, в восемь лет, лишился матери. Нередко играл в далеко не самых лучших пьесах и мог бы сделать в театре гораздо больше, если бы позволил драматургический материал. Или взять уже упомянутые запутанные отношения с Марецкой, бывшей женой Юрия Завадского, его учителя и главного режиссера. При всем пиетете, который Плятт к ней испытывал, он вспоминал, что Вера Петровна бывала пристрастной, несправедливой, своенравной. После смерти Завадского он делал ей предложение, она отказалась, сославшись на возраст...
Или отношения с властями. Плятт никогда не стремился к официозным лаврам, но и не был в оппозиции. Он не клеймил «врагов народа», но позже сожалел о своем конформизме: «Конечно, порядочный человек обязан был бы не просто промолчать, но вступиться».
От всех невзгод, от мук творчества, от одиночества его спасал легкий характер. А еще самоирония и жизнелюбие. Вот как описывал своего друга народный артист СССР Евгений Весник: «Подтянут, приветлив, радостен, остроумен, доступен, мгновенно включался во всяческие разговоры, имевшие отношение к юмору, творчеству, — и всегда элегантно, с юмором, уходил от интрижных пошептываний по углам и за дверью, от истерических жалоб и претензий, от актерской болтовни, проявлений самоуверенности в суждениях о ком-то или о чем-то».
Для Плятта примером для подражания стал Чарли Чаплин, с которым он познакомился и пообщался в 1966 году, в Лондоне, оказавшись в туристической поездке. Вместе с несколькими коллегами он чудом попал в студию, где великий режиссер снимал «Графиню из Гонконга». «Какая там старость! — восхищался Плятт. — Он порхал, как ветерок, правдивый в каждом сантиметре, обаятельный, озорной, легкий...»
Вряд ли кто-то сравнится с Пляттом в тяге к розыгрышам, в отваге и мастерстве, с которым он проделывал на репетициях и во время спектаклей свои, как говорила Фаина Раневская, еще одна его великая партнерша по сцене и экрану, «пляттские шутки».
Он любил вспоминать, как в молодости его доставили в милицию за купание на спор голым в Москве-реке (по другой версии — в фонтане) прямо у стен Кремля. Времена были далеко не вегетарианские, и такая шутка могла бы дорого ему обойтись, да, к счастью, незадолго до этого на экраны страны вышла комедия «Подкидыш», и Плятта, сыгравшего в ней странного, нелепого холостяка-геолога, уже узнали и полюбили. Дело замяли.
Став профессиональным актером, он обожал менять внешность, придумывая для своих персонажей грим и костюмы, но еще юношей Плятт, мечтавший о сцене, скорректировал себе фамилию и отчество: «Предъявляя свой паспорт там, где это требовалось, я очень часто замечал некую озабоченность в лице милиционера, когда он читал «Плятт Ростислав Янович, русский» и затем пристально вглядывался в меня. Это продолжалось до той поры, когда меня стали узнавать по фильмам. А из-за «Яновича» многие считали меня прибалтом».
Его отец был обрусевшим поляком, Иваном Плятом, но в семье его звали на польский манер Ясик — от имени Ян. Вторую букву «т» Ростислав добавил к фамилии сам. Фамилия отца казалась ему слишком короткой для афиши, а отчество слишком простым.
Голос в эфире
Для огромной страны Ростислав Янович рано стал своим не столько благодаря работе на сцене (в Театр им. Моссовета в его «золотой век» было очень трудно попасть) и не киноролям (да, были «Подкидыш», «Весна», «Сердца четырех», но культовые «Семнадцать мгновений весны», «Иду на грозу» и «Визит к Минотавру» случатся гораздо позже). Его прославило радио, где Плятт с его поставленным голосом, четкой дикцией, проникновенными, бархатными интонациями всегда был востребован.
Работать у микрофона он начал в начале 1930-х, причем сперва в качестве диктора. Он проявлял себя в радиостудии в разных качествах — читал, пел, играл, разве что, как шутил сам, не занимался настройкой музыкальных инструментов. Еще он говорил, что на радио «нет беспляттных передач» и что когда он будет прощаться с жизнью, из радиоточек может прозвучать юмореска, записанная им для программы «С добрым утром». По иронии судьбы почти так оно и случилось...
Особенно Ростиславу Яновичу нравилось участвовать в передачах для маленьких радиослушателей. К тому же именно детские программы и спектакли имели высокий рейтинг у взрослой аудитории. Чего стоит хотя бы растянувшийся на несколько десятилетий аудиосериал «Клуб знаменитых капитанов», где Плятту досталась роль Робинзона Крузо. Многие работы, созданные им в молодые годы, в домагнитофонную эпоху, к сожалению, не сохранились, поскольку шло вещание в живом эфире. В начале Великой Отечественной войны Плятт остался в Москве и читал на радио военные сводки, антифашистскую публицистику и письма с фронта.
С радио связана и очень личная его история: в Доме радиозаписи на улице Качалова (ныне она снова Малая Никитская) он нашел вторую жену и одновременно... потерял одного из лучших друзей. После смерти своей первой супруги Плятт какое-то время жил один, а после отважился и сделал предложение одной своей доброй знакомой — Людмиле Маратовой. Она работала диктором Всесоюзного радио, после преподавала в ГИТИСе. Маратова была моложе его на 20 лет, но главная проблема — состояла на тот момент в браке с Николаем Литвиновым, которого тоже знала и любила вся страна.
Его называли радиоволшебником. Кто из родившихся в СССР не помнит «Радионяню» и фирменную литвиновскую фразу «Здравствуй, дружок! Хочешь, я расскажу тебе сказку?» Николая Владимировича (он был не только актером, но и режиссером) и Ростислава Яновича, ровесников, связывали долгие годы совместной работы в студии и годы дружбы. Конечно, Литвинов порвал с ним и дружеские, и творческие связи. И, как говорят, даже перекрыл Плятту кислород на радио. Людмила Маратова была с Пляттом до последних дней и тяжело перенесла его смерть...
Можно долго перечислять пляттовские роли (многие из которых, увы, стали достоянием театральных анналов и киноархивов), вспоминать его розыгрыши. Но главное-то другое. Да, он был выдающимся артистом, добрым, интеллигентным, отзывчивым, обаятельным и красивым человеком. Но он олицетворял собой большее. Как верно заметил Евгений Весник, «с уходом от нас таких, как Плятт, мы теряем высокую родословную или, извините, породу артистов! Именно породу!»