Санкт-Петербургский театр балета имени Леонида Якобсона показал премьеру «Жар-птицы» в постановке британского хореографа Дагласа Ли. «Экспортная» русская сказка, созданная по заказу Сергея Дягилева для «Русских сезонов» в Париже в 1910 году, в новой версии полностью лишена этноколорита и никак не может считаться сочинением в стиле а-ля рюсс.
Спектакль молодого англичанина стал завершающей частью программы, два отделения которой состояли из наследия Леонида Якобсона. В преддверии 115-летия со дня рождения великого балетного новатора труппа, обязанная мастеру своим существованием, восстановила несколько его знаменитых миниатюр. Хореографические фантазии, навеянные образами эпохи романтизма и классицизма, были исполнены в обновленных декорациях и костюмах. За несколько десятилетий они нисколько не утратили прелести и обаяния новизны: «Па-де-катр» на музыку Беллини очаровывает прихотливым рисунком, в моцартовском «Секстете» радует тонкая игра света и тени, «Па-де-де» Россини привлекает шутливой интонацией. Миниатюра «Вестрис», созданная в свое время специально для Михаила Барышникова, смотрится как ода виртуозности и лицедейству. К слову, «Вестрис» был весьма достойно исполнен Леонидом Храпунским, который сумел передать ее ироничный и не лишенный эксцентрики характер.
К числу самых известных сочинений Леонида Якобсона принадлежит гротесковый мини-балет «Свадебный кортеж» на музыку Дмитрия Шостаковича. В 1975 году его премьера в Ленинграде была запрещена, но хореограф рискнул и показал «Кортеж» на гастролях в Москве, где балет, к счастью, получил «охранную грамоту», подписанную министром культуры Петром Демичевым. То, что имело репутацию «острого авангарда», а сегодня причислено к классике, сохраняет главное: это пример лаконичного пластического высказывания, обладающего неограниченной эмоциональной силой.
Если балетмейстер делает постановку, которая будет идти в один вечер с шедеврами Леонида Якобсона, он берет на себя повышенную ответственность. Даглас Ли, известный в России по своим работам в Пермском театре оперы и балета, в Петербург приглашен впервые. Для «Жар-птицы» он предложил собственное либретто. Известно, что Игорь Стравинский сочинял музыку для балета по готовому либретто и не мог отступить от пожеланий Сергея Дягилева и Михаила Фокина. Теперь ситуация изменилась: образы героев и сюжетные ходы постановщик ищет в музыкальном материале, вдохновляясь его оркестровыми эффектами и пульсирующими ритмами.
Сильная сторона этой версии «Жар-птицы» — не в новой трактовке сюжета о преодолении власти злых сил и, к сожалению, не в своеобразии хореографического языка, а в общей «атмосферности». Вместе со сценографом Эвой Адлер и художником по свету Сакисом Бирбилисом постановщик создает на сцене жутковатое пространство, где стерта грань между реальностью и вымыслом. Сочетание синих занавесов (основной цвет спектакля) и пугающей черноты – совсем не очевидный фон для истории, отсылающей к русскому фольклору. Зато протягиваются нити к иллюзионистам, фокусникам, магам.
Кащей одет в бархатный фрак и цилиндр, его свита забавляется с золотыми яблоками, и когда они оказываются во рту у артистов, поневоле приходят на ум факиры, способные глотать или извергать огонь. Смерть Кащея прячется в надувном шарике, без которого редко обходятся клоуны на манеже. Главный атрибут, сближающий эстетику спектакля с цирковым шоу, — мобильные ящики, по форме сродни тем, в которые иллюзионисты укладывают девушек перед «распиливанием». В каждую из конструкций вмонтированы лампы, для которых прописана собственная цветовая партитура. А завершается спектакль появлением мерцающей золотой пыли, высыпающейся с колосников.