В музейно-выставочном комплексе Российской академии художеств открылась экспозиция акварелей и литографий Артура Фонвизина «Остановись, мгновенье...». Крупнейшая за долгое время ретроспектива советского мастера демонстрирует, как в самые драматичные времена можно оставаться самим собой и упрямо создавать фантазийный мир, прекрасный и гармоничный вопреки всему.
К технике акварели Фонвизин пришел в 1930-х, когда ему было уже под 50. И хотя он получил известность еще до революции — в частности, с успехом участвовал в ключевых выставках «Голубой розы» и «Бубнового валета», — именно работы на бумаге, созданные с середины 1930-х до 1960-х, считаются наиболее показательными для зрелого стиля Фонвизина.
Они и демонстрируются на ретроспективе Академии художеств. А в качестве дополнения здесь представлены литографии по работам Фонвизина, выполненные его ученицей Аллой Беляковой. В тиражной графике, все-таки не столь впечатляющей, на первый план выходит прихотливость линии и некоторая игрушечность фигур. Тогда как акварели покоряют, конечно, цветом — расплывающиеся пятна полупрозрачной краски, порой граничащие с абстракцией, рождают поэтичный, воздушный образ, полный очаровательной недосказанности.
Казалось бы, какая недосказанность в эпоху прямолинейных лозунгов? И может ли быть столь размытой линия рисунка, если линия партии — как никогда четкая? Немудрено, что официальное искусствоведение сталинских лет отторгало Фонвизина, обвиняло в формализме. Но формалистом он не был — просто жил в каком-то своем измерении и времени.
Изображал лошадей и наездниц (серия «Цирк»), барышень и кавалеров, будто сошедших со страниц куртуазных романов («Едет к милой корнет молодой»), совершенно несоветские ню (нежнейшая «Леда», где эротический сюжет выдают лишь едва намеченные контуры) и оммажи аристократическому искусству прошлого. Так, центральная работа в новой экспозиции — «Инфанта», аллюзия на «Менины» Веласкеса. Портрет розовощекой девочки в пышном придворном платье переливается и пылает оттенками красного.
Праздничное звучание характерно и для самой обширной серии Фонвизина. С детства влюбленный в цирк, художник бесконечно воплощал один и тот же сюжет: наездницу на лошади. Но каждый раз композиция приобретала новое воплощение — то игривое, то парадное, а то — символическое.
Здесь уместна параллель с Кандинским. Кстати, Фонвизин учился в Мюнхене как раз в то время, когда там жил родоначальник абстракционизма. И в их искусстве гораздо больше общего, чем кажется на первый взгляд. Оба живописца стремились освободить цвет и форму от оков реальности — пусть и по-разному. И оба создавали свои «маленькие миры» (вспомним название знаменитой серии гравюр Кандинского). А эмблемой этих миров был всадник — романтический персонаж, преодолевающий земное притяжение.
Но в отличие от устремленного в «космос искусства» Кандинского, Фонвизин всю жизнь вдохновлялся земным — человеком и природой, хоть и всегда преображал их своей фантазией. На выставке в Академии художеств есть, например, портреты Аллы Беляковой — на одном из них простую советскую девушку мастер представляет в аристократическом образе Леди Гамильтон. Показательны и два рисунка с изображением Моцарта: акварельная прозрачность и особая светящаяся чистота образа, кажется, идеально соответствуют персонажу.
Что и говорить о множестве букетов — цветы художник рисовал всю жизнь, не уставая восхищаться их красотой, будь то пионы, розы или простые полевые растения. И все они у Фонвизина светятся изнутри, мерцают, переливаясь множеством оттенков и бликов.
Но настоящим сюрпризом для ценителей творчества Фонвизина оказывается сельский пейзаж «Домик в Пирогово» и два образа Георгия Победоносца, взятые автором с икон. В столь не типичных для него сюжетах можно найти ключ ко всему художественному миру автора. Воспевая в своих акварелях сиюминутную изменчивую красоту и апеллируя к традициям далекого прошлого, Фонвизин на самом деле говорил о вечном, вневременном. И сегодня он для нас современнее, чем когда-либо.