16 октября 1853 года Турция объявила войну России. Правда, у султана фактически не было иного выхода — Николай I сделал всё возможное, чтобы это произошло. Вскоре в конфликт на стороне Османской империи вступили Англия, Франция и Сардинское королевство, а Пруссия и Австро-Венгрия заявили о своем «дружественном нейтралитете» — по сути, они тоже поддержали коалиции. Россия оказалась одна против всего Старого Света. «Известия» вспоминают, как такое стало возможно.
Два брата
Существовавшая на тот момент система отношений в Старом Свете сформировалась после наполеоновских войн и вошла в историю как Венская. Ее контуры были определены на знаменитом «танцующем» дипломатическом конгрессе в столице Австрии в 1815 году, но неожиданное возвращение Бонапарта с Эльбы не позволило странам окончательно подписать договор. Впрочем, это уже была формальность, которую уладили осенью 1818 года на конгрессе в Ахене. Целью новой системы стало предотвращение большой европейской войны, для чего предлагалось все возникающие континентальные проблемы решать путем переговоров пяти ведущих стран — России, Англии, Австрии, Пруссии и Франции. Образно это назвали «европейским концертом», в котором, как в оркестре, каждый играет свою партию для создания единой симфонии под названием «мирная и счастливая Европа».
Основополагающим принципом «пентархии» — власти пяти — стало взаимоуважение и добровольное соблюдение «баланса сил» между ведущими игроками. Второй целью было сохранение существующих империй и недопущение революций — «великие державы» договорились не поощрять национально-освободительные движения и помогать друг другу в случае необходимости. Кстати, первым такой пример подал Александр I, ради сохранения порядка отказавший в помощи грекам, поднявшим восстание против турецкого владычества. Несмотря на то, что на помощь эллинам со своим отрядом рвался его адъютант, генерал русской армии Александр Ипсиланти.
Николай политику брата по отношению к Османской империи не разделял и грекам помог. По Адрианопольскому мирному договору, который увенчал успешную для России войну 1828–1829 годов, Греция получила независимость, а Сербия и Дунайские княжества (Молдавия и Валахия) — автономию. При этом Николай действовал вполне в духе Венской концепции, согласуя свои решения с европейскими державами и не нарушая баланс сил и интересов. Россия даже отказалась от большей части захваченных нашими войсками территорий.
Восточный, как его принято было называть, а по сути, Османский вопрос, стоял в европейской повестке несколько особняком. Венский конгресс его не рассматривал, да и в Священный союз императоров султана по религиозным соображениям не пригласили. То есть равноправным участником европейской политики Турция не считалась, хотя имела свои отношения со всеми «великими державами». В то же время она не могла не быть частью большой политики, поскольку свои интересы в отношении огромной Турции в той или иной степени имели все ведущие европейские страны, разве что, кроме Пруссии. Австрия прямо соседствовала с Османской империей, имея с ней множество территориальных споров на Балканах, и была не против разжиться за ее счет. Англия стремилась контролировать Египет и мечтала о создании Суэцкого канала (его начали строить как раз во время Крымской войны, правда, французы), но более всего заботилась о своих колониальных владениях, граничащих с Россией и Османской империей на юго-востоке.
Благополучие «владычицы морей» строилось на торговле между востоком (Азией) и западом (Европой), посему земли, лежавшие посередине, в любом случае были в сфере их интересов. Собственно, как и Франции, которой очень хотелось закрепиться в Леванте. К тому же, в 1852 году президент Луи-Наполеон Бонапарт провозгласил себя императором Наполеоном III, и новый титул ко многому его обязывал. Память о славных временах его дяди просто требовала активных действий на внешнеполитической арене. С 1830 года французские войска присутствовали в Алжире, который в 1848 году был объявлен частью Франции. С этого плацдарма Наполеон внимательно поглядывал на восток, в сторону Египта и Леванта, или Великой Сирии. В этом вопросе французы конкурировали с британцами, порой достаточно жестко.
Но это лишь интересы, а на деле существовала пусть и застрявшая в средневековье, но большая и многолюдная Османская империя. И никто из европейских правителей не мог позволить себе излишнюю активность, памятуя о пресловутом «балансе сил». Все старались влиять на ситуацию негласно. За взятки в Стамбуле можно было получить выгодные концессии, таможенные послабления, льготы на торговлю и т.д. Сейчас это назвали бы политикой «мягкой силы», а в середине XIX века просто именовали дипломатией. И лишь Россия пренебрегала этим оружием.
В 1844 году Николай побывал в Лондоне и откровенно предложил премьер-министру Роберту Пилю договориться о дележе Османской империи в случае ее развала. Прямодушный русский император обещал, что он не претендует на территории, но ни за что не отдаст проливы Босфор и Дарданеллы британцам и французам. Как следует из дневника Николая, стороны устно обо всем договорились, но через несколько лет Пиль неудачно упал с лошади и скончался. Однако планы России на востоке стали понятны всем заинтересованным сторонам. И немало всех напугали.
Кавалерийский характер
В отличие от своего брата Александра, Николай политиком не был. Он не любил интриговать и хитрить — это не вписывалось в его систему ценностей. Он всегда оставался честным солдатом, а кодекс рыцаря предполагал открытое противостояние с врагами. И людей вокруг себя Николай подбирал по тем же принципам: он ценил преданность, управляемость, порядок, четкое выполнение приказов. Творчество и инициатива поощрялась лишь в рамках, установленных должностным регламентом. Наверное, в этом были свои плюсы, но минусов оказалось больше.
Бюрократизм, равнодушие и корысть пронизали все уровни государственной службы, большинство проектов существовали лишь на бумаге, реальные же дела были невероятно затруднены бумажной чиновничьей волокитой и поборами. Казнокрадство никуда не делось, просто оно приобрело иные, государственные масштабы. И особенно это стало заметно в военной отрасли, где русская армия стремительно отставала от конкурентов.
«Генералы всегда готовятся к прошлой войне», — грустно констатировал много лет спустя Уинстон Черчилль, и его афоризм удивительным образом подходил к ситуации николаевской России. Наш генералитет, в юности ходивший в лихие штыковые и кавалерийские атаки под Бородино и Лейпцигом, жил категориями наполеоновских войн, хотя мир уже был другим. Мы прозевали революцию в стрелковом вооружении — на смену гладкоствольным ружьям пришли нарезные винтовки Тувена и конические пули Минье. Дальность и мощь их выстрелов в четыре раза превосходила образцы, стоявшие на вооружении нашей армии. И не то чтобы в России о них не знали, просто относились с пренебрежением. Нарезные штуцеры были в арсенале нашей армии, но в небольшом количестве и использовались в основном унтер-офицерами, да и то не во всех частях. Аналогичная история произошла с флотом. Мы отлично знали о преимуществах железных винтовых пароходов и разрывных бомбических снарядов — они были у нас на вооружении. Но исчислялись эти новшества единицами, тогда как конкуренты успели полностью переоснастить свои вооруженные силы.
Отчасти такое грустное положение было связано с технологическими проблемами, отчасти с бюрократическими и политическими. Николай стремился максимально оградить страну от иностранного влияния, боялся «крамолы либерализма». Это легко объяснить, если вспомнить, что его царствование началось с восстания декабристов. Добровольный изоляционизм и ставка на свои силы тормозили развитие промышленности и приводили к технологической отсталости. Это уже не говоря, о совершенно вопиющем для европейского цивилизованного общества крепостном праве, отмену которого правительство Николая вроде бы готово было обсуждать, но решений не принимало. Хотя к 1850 году уже все страны Старого Света избавились от этого рудимента средневековья.
Головокружение от успехов
Перелом в политике Николая произошел на рубеже 1840-х — 1850-х годов. То ли четверть века у власти притупили в нем чувство реальности, то ли успешный рейд 140-тысячной армии генерала Ивана Паскевича по Венгрии в 1848 году сыграл с императором злую шутку. Русские войска буквально спасли Австрийскую монархию, вернув на качающийся трон восемнадцатилетнего Франца-Иосифа, после чего Александр Герцен и назвал Николая «жандармом Европы».
Сам факт ввода войск вполне вписывался в концепцию «европейского концерта» и «Священного союза», если бы не одно но — этот шаг Николай предпринял без традиционных консультаций с остальными членами «пентархии». Другое дело, что три участника этого союза — Австрия, Франция и Пруссия сами оказались захлестнуты революционной волной, но всё же готовность России к вооруженному вторжению впечатлила и насторожила Европу. А успех операции окрылил русских патриотов.
Камнем преткновения стала Турция. 9 января 1853 года Николай в беседе с послом Британии в Петербурге сэром Гамильтоном Сеймуром снова поднимает вопрос о договоренности стран на случай краха Османской монархии. Именно в этом разговоре император образно назвал Турцию «больным человеком Европы», который в любой момент может умереть. Император просил донести до британского правительства российские предложения на этот случай: славянские области на Балканах — становятся отдельными государствами под протекторатом (защитой) России. Египет и Крит достаются Англии. С другими участниками «европейского концерта» Николай считаться не собирался, видимо, полагая, что после недавних событий они уже не являются серьезными игроками. По слухам, посол был так изумлен прямотой императора, что выходя из кабинета, оступился и упал. Но материалы в Лондон, естественно, отправил.
Николай был уверен, что Франц-Иосиф после чудесного спасения будет на стороне России, а торговые противоречия Англии и Франции в Средиземноморье не позволят им объединиться. Турцию он не собирался рассматривать всерьез. И все эти выводы оказались ошибочными. Мнение об Османской империи Николай сформировал еще во время первой египетской войны, когда наша эскадра спасала Стамбул от восставшего египетского наместника Мухаммеда Али. Но молодой правитель Абдул-Меджид провел решительные реформы, и страна, пусть не сразу, встала на путь прогресса. Османские султаны еще докажут свою жизнеспособность и продержатся на троне даже дольше, чем российские монархи...
Относительно позиции Австрии Николай тоже заблуждался. Пусть в войну на стороне коалиции Франц-Иосиф не вступил, но открыто предъявил ультиматум России, угрожая ударить в тыл нашим частям на Балканах. О Франции и Англии даже говорить не приходится — они не только смогли договориться, но и вместе выступили против России.
И нельзя сказать, что императора не предупреждали. Например, канцлер и министр иностранных дел граф Карл Васильевич Нессельроде в письме к нашему послу в Лондоне барону Филиппу Ивановичу Бруннову от 2 января 1853 года прямо писал, что активность России на турецком направлении может иметь пагубные последствия. Причем картину он излагал весьма точно. Канцлер исходил из той мысли, что новый император Наполеон III «не может не питать завоевательных стремлений», но агрессия в Западной Европе «вызвала бы несомненную коалицию против Франции, которая могла бы повлечь за собой новое падение династии Наполеонидов». Поэтому ему оставалось только обратиться на Восток. Такое предприятие, по мнению канцлера, могло показаться Наполеону легко осуществимым. «Соединенные морские силы Турции, Англии и Франции будут иметь большой перевес над русским флотом. Проникнуть в Черное море, разорить там русскую торговлю, сжечь приморские города, снабдить подкреплениями кавказских горцев — всё это, соединившись втроем, не требует очень разорительных жертв...»
Один и без оружия
Однако Николай до поры пребывал в счастливом неведении и действовал исходя из личных представлений о реальности. Осторожные советы престарелого канцлера (Нессельроде было уже за семьдесят) на императора впечатления не произвели. В феврале 1853 года Россия направила в Стамбул посольство во главе с адмиралом Александром Сергеевичем Меньшиковым для предъявления требований османскому султану: закрепить за православными приоритет над христианскими святынями в Иерусалиме и признать протекторат России над православными подданными Османской империи. Они составляли почти треть населения страны.
Первый вопрос был связан с требованием Франции предоставить преференции в служении и ключи от спорных храмов Иерусалима католическим священникам. Но это был скорее жест: по большому счету спор христианских конфессий не интересовал турок, но они могли таким образом выразить свое благожелательное отношение к французам (католикам) или русским (православным). Второе же требование было для султана совершенно неприемлемым. Гарантом безопасности православных подданных Османской империи считался сам султан, и требование добровольно уступить эти права другому монарху было как невыполнимым, так и оскорбительным. При этом турки понимали, что ожидаемый отказ станет поводом к войне, а османская армия находилась в процессе реформирования и к боевым действиям была не готова. Во всяком случае, в одиночку.
Началась игра с затягиванием переговоров и консультациями с представителями Франции и Англии для получения гарантий военной помощи. Россия в этих дипломатических хитросплетениях участия не принимала, Меншиков вел себя нарочито дерзко. В итоге, он демонстративно вернулся на ожидавший его корабль, надеясь вынудить турок дать конкретный ответ. Подождав несколько дней и не дождавшись турецкой делегации, адмирал покинул Стамбул.
1 июня 1853 года Николай разорвал дипломатические отношения с Турцией, а через два дня 80-тысячный русский корпус без объявления войны пересек границу, чтобы взять дунайские княжества Молдавию и Валахию «в залог, доколе Турция не удовлетворит справедливым требованиям России». Канцлер Нессельроде умолял Николая не предпринимать активных шагов в Европе, а ограничиться действиями против Турции на Кавказе, что «великие державы» готовы были не замечать, но император был неумолим.
Это был прямой вызов остальным странам «пентархии», так как Николай не координировал с ними действий своих вооруженных сил. Вскоре представители Англии, Франции, Пруссии и Австрии собрались в столице последней и приняли совместное решение, известное как Венская нота. Это была последняя попытка избежать большой войны и дать возможность всем выйти из щекотливой ситуации не потеряв лицо. В духе Венской системы. Николай вроде бы готов был на соглашение с европейцами, но не желал ни в чем уступать туркам, считая это потерей чести. Султан же просил минимальных изменений в формулировках, спасая свое достоинство.
Ситуация опять зашла в тупик, хотя Николай уже начинал понимать, что, по всей видимости, ему предстоит иметь дело не только с турками. Понимал это и Абдул-Меджид, уже получивший гарантии помощи от Англии и Франции. Перед султаном вдруг появилась возможность решить свои проблемы с Россией имея в союзниках всю Европу, причем этот шанс своими необдуманными шагами подарил ему сам противник. Глупо было отказываться от такого подарка. 9 октября 1853 года Абдул-Меджид потребовал от русской армии в двухнедельный срок очистить принадлежавшие Турции Дунайские княжества, а когда это не было сделано, 16 октября объявил России войну. Первого ноября Николай принял вызов.
Видимо, Николай до последнего момента рассчитывал, что Англия и Франция ограничатся политическим воздействием. Но вскоре стало ясно, что они готовы к вооруженному конфликту. Даже Австрия открыто заявила, что готова ударить не по туркам (а Николай в письме предлагал Францу-Иосифу присоединиться к дележу Балкан и занять Черногорию), а по русскому корпусу, если он не покинет Дунайские княжества. Но и тогда Николай не понял, что его политика ведет страну в тупик. Россия еще будет радоваться ноябрьскому триумфу черноморской эскадры около Синопа, но позже вынуждена будет сама затопить свой победоносный флот в Северной бухте.
Оборона Севастополя и Петропавловска будут заведомо безнадежными кампаниями, в которых русским воинам кровью придется расплачиваться за амбиции и ошибки своего монарха. Они не могли победить в той войне, но им удалось спасти честь русского оружия.