В родной Одессе его называли «Ромкой-актером» — в самом веселом городе Черноморья его воспринимали не просто как своего, но как неотъемлемый элемент городской жизни, неизбежный и любимый, как Молдаванка, где он вырос, или Привоз, где торговала пирожками его бабушка. Той, старой Одессы, в которой мирно жили люди разных национальностей, где предпочитали смеяться над оппонентами, а не сжигать их живьем, уже, увы, нет. Теперь не стало и Ромки-актера, народного артиста России, актера Театра миниатюр Романа Андреевича Карцева. Он умер 2 октября, не дотянув до 80-летия нескольких месяцев. «Известия» вспоминают замечательного актера, кумира нескольких поколений зрителей.
Роман Андреевич (Аншелевич) Кац родился в Одессе 20 мая 1939 года в интеллигентной еврейской семье. Одессит в нескольких поколениях, он, наверно, с детства был предназначен для нелегкой доли артиста-юмориста: еще в школе юного Рому не раз выгоняли из класса за ужимки и кривляния.
Впрочем, аттестат он всё же получил — и пошел работать наладчиком на швейную фабрику «Авангард». Там и состоялось его первое знакомство со сценой — сперва с любительской, в драмкружке Дома культуры моряков и в самодеятельном студенческом театре «Парнас-2». Именно в нем он встретил двух своих лучших друзей — и свою судьбу. Виктор Ильченко стал постоянным партнером Карцева почти на четверть века, а Михаил Жванецкий... впрочем, объяснять, кто такой Михаил Жванецкий, наверно, не нужно никому.
Вскоре 22-летний Рома Кац переехал в Ленинград, где в 1962 году поступил наконец на службу в настоящий профессиональный театр — Театр миниатюр Аркадия Райкина. Именно мэтр эстрады и предложил молодому артисту взять псевдоним Карцев: по мнению Аркадия Исааковича, фамилия Кац звучала слишком уж обыденно. Возможно, была и другая, понятная каждому жившему в СССР, причина: антисемитизм, официально осуждавшийся, был обыденным явлением и в театральной среде. Вскоре в город на Неве переместились и партнер Карцева по сцене Ильченко, и автор практически всех их знаменитых миниатюр Жванецкий.
Дальнейшее, как говорится, уже история: дуэт Карцева и Ильченко стал одной из самых популярных «боевых единиц» отечественной эстрады. На их концерты попадали «по блату», пластинки «Мелодии» с записями их выступлений шли по категории «дефицита». Карцев — с Ильченко и без — не просто «играл» миниатюры Жванецкого; он проживал на сцене эти, часто сюрреалистические по содержанию, «маленькие комедии». Иногда одним движением бровей, взмахом руки ему удавалось превращать просто смешное в почти диссидентское заявление — для советского актера, даже столь любимого публикой, занятие весьма рискованное.
Вспомним знаменитых «Раков» — благодаря Карцеву бессмысленный, казалось бы, монолог принял, если смотреть на него серьезно, черты настоящего абсурдистского спектакля. Это речь «маленького человека», но не гоголевского Башмачкина, не трогательного в своей беспомощности любимого героя жалостливых русских классиков. Это речь предсказанного Мережковским «грядущего хама» — причем без какой-либо привязки к общественному или политическому строю.
Карцеву, одному из интеллигентнейших людей русской театральной сцены, вероятно, именно в силу этого врожденного чувства такта удавалось, как почти никому, прочувствовать — еще на закате советской эпохи — будущее торжество циничного бескультурья и холодной демагогии. Характерна здесь его самая, пожалуй, знаменитая роль на экране. Его Швондер в «Собачьем сердце» Владимира Бортко в 1989 году воспринимался как пародия на советского функционера; пересматривая фильм сегодня, пожалуй, замечаешь у председателя домкома черты мелкого беса — герой Карцева не менее органично смотрелся бы и на позиции какого-нибудь старшего менеджера по продажам.
Сарказм Карцева, столь редкий на советской сцене, явно заставлял ерзать в креслах и многих зрителей последовавшей за крушением социалистического строя эпохи первоначального накопления капитала.
Наверно, в этом и причина, что последние роли этого, без всякого преувеличения, великого комического актера и на сцене, и в кино были отмечены заметным налетом трагизма. Администратор в «Старых клячах» Рязанова, Максимилиан Андреевич Поплавский в «Мастере и Маргарите» всё того же Бортко, разумеется, смешны — по-иному Роман Андреевич, жизнелюб и оптимист, просто не умел — но всё же вызывают у зрителя и сочувствие.
Последние месяцы артист тяжело болел, но не сдавался. После перенесенного летом инсульта заново учился ходить, но... Сегодня, наверно, первый раз имя Карцева будут произносить, утирая слезы не смеха, а горечи утраты. Ушел настоящий народный артист, бывший своим для жителей теперь уже нескольких стран. Но для смеха границ не существует — как не бывает их и для скорби.