29 сентября 1913 года в Нью-Йорке родился Стэнли Крамер, режиссер «Нюрнбергского процесса», «Корабля дураков» и «Этого безумного, безумного, безумного, безумного мира». Журналист Алексей Королев для «Известий» вспомнил творческий путь американского классика, которого в России всегда уважали больше, чем на родине.
Профессия: кинематографист
Даже если бы Стэнли Крамер не снял ни одного художественного фильма, он всё равно бы вошел в историю киноискусства, его фамилия значилась бы в любом профильном учебнике. Для объяснения этого парадокса нужно хотя бы пунктиром указать жизненный путь Крамера: несмотря на то что он родился в «Адской кухне», едва ли не самом неблагополучном районе тогдашнего Нью-Йорка да еще и в неполной семье, выходцем из трущоб его назвать трудно. Его мать работала в нью-йоркском офисе Paramount Pictures, дядя служил в отделе дистрибуции Universal. Трудоустройство в киноиндустрии было для молодого Крамера делом довольно естественным, причем начал он с самого низа: был реквизитором, монтажером, рисерчером в сценарном отделе, помощником продюсера. Подноготную кинопроцесса он всю жизнь знал идеально — и это помогло ему в его первой большой голливудской роли: продюсерской. Его компания сперва называлась Screen Plays Inc., а позже — просто Stanley Kramer Company и на ее счету есть пара очень важных для Голливуда историй. Во-первых, именно Крамер-продюсер открыл Марлона Брандо. Фильм «Мужчины» (1950) провалился в прокате, зато следующим совместном проектом Брандо и Крамера стал легендарный «Дикарь» (1953).
Во-вторых, Крамер спродюсировал «Ровно в полдень» (1952), великий вестерн про человеческое скотство и несправедливость окружающего мира, фильм, отчасти спасший свой жанр от саморазрушения в результате злоупотребления медленными падениями с лошадей, верчением кольта вокруг пальца и голыми плечами красоток.
К сорока годам за его плечами было полтора десятка фильмов и безукоризненная профессиональная репутация. Достаточно сказать, что единственный личный «Оскар» в карьере Крамер получил не просто как продюсер, а за «стабильно выдающееся качество кинопроизводства» (это так называемый Почетный «Оскар» имени Ирвинга Тальберга, очень редкая, так как вручается далеко не каждый год, награда. Крамер удостоился ее в 1962-м). Решение пересесть в кресло режиссера выглядело неразумным: по собственному признанию Крамера, кино в то время было «средой обитания продюсера», а не постановщика. Но Крамеру всегда хотелось большего, чем просто «делать фильм». Он мечтал высказаться.
Человек с точкой зрения
В Советском Союзе Крамер зрителями считался чуть ли не главным американским кинематографистом (понятно, что в этом виновата исключительно специфика советского проката), а критиками и киношным начальством — чистейшим образцом «прогрессивного режиссера», смело вскрывающего гнойники и обнажающего язвы. Самое любопытное, что во втором случае всё почти правда. Современный американский культуролог, профессор Томас Доэрти разъясняет это с максимально возможной тактичностью: «Крамер был самый знаменитый message-director двух послевоенных десятилетий американского кинематографа. Один из той плеяды кинематографистов, которые намеревались своими фильмами не развлечь зрителей, а изменить мир. Другим примером был Элиа Казан. Они не делали фильмов без социальных посылок. Это были фильмы, непременно направленные против чего-нибудь — против фашизма, антисемитизма, расизма, нетерпимости. Это были фильмы, пропагандирующие доброту к детям, животным, людям увечным, людям недоразвитым».
Сделать такого рода контент минимально увлекательным — без чего кино не бывает — дело чудовищной сложности, но Крамеру это, в общем, удалось. Его секрет таился в тщательной, до последней степени перфекционизма работе с двумя вещами — текстами и артистами. Кажется, это то, что Крамер любил больше всего — и в чем точно преуспел. В его фильмах есть несколько просто бриллиантовых актерских работ, например Максимиллиана Шелла в роли адвоката в «Нюрнбергском процессе» и Монтгомери Клифта там же в крошечной роли свидетеля Петерсена, искалеченного нацистами. Крамер вернул в большое кино Кэтрин Хепберн в блистательной роли либеральной мамаши, впавшей в кататонический ступор, когда дочь привела домой жениха-негра («Угадай, кто придет к обеду») и обеспечил роскошный финал карьере Вивьен Ли в «Корабле дураков».
Крамер любил, чтобы хорошие актеры хорошо играли хорошие тексты — здесь, как ни странно, таится причина того, что режиссера в целом в Америке ценят мало. Его фильмы называют «статичными», «излишне театральными», «снятыми без помощи оператора». Визуальная красота и впрямь никогда не была его сильной стороной. Но зато «давать нарратив» Крамер умел как никто.
При этом ритором он был только в кино. Закончив съемочный день, Крамер ехал не на политическое ток-шоу и не на митинг, а домой — пропуск шестичасового обеда для него был немыслим. Он тщательно оберегал от посторонних личную жизнь, довольно ординарную (два брака, четверо детей, старость в элитном доме престарелых), избегал ссориться с кем бы то ни было — его мемуары баснословно скучны, ибо состоят из панегириков ВСЕМ актерам, которые у него снимались и до крайней степени был погружен в самокопание. («Когда я делал «Корабль дураков», я думал что он станет величайшим фильмом всех времен и народов, но ошибся»). Но уж если что-то его начинало волновать — о! — вот тут он буквально горел.
Банальность зла («Нюрнбергский процесс») и поверхностность всякого респектабельного прогрессизма («Угадай, кто придет к обеду»), косность как неотъемлемая черта бытовой, конвенциональной религиозности («Пожнешь бурю») и предрассудки как единственный источник ксенофобии («Не склонившие головы»), беспомощность цивилизации перед ядерной войной («На последнем берегу») и беспечность как органическая и потому непобедимая черта человеческой природы («Корабль дураков»). По каждому из этих вопросов у Крамера было свое мнение, и он никогда не оставлял финал открытым: месседж должен быть непременно доставлен адресату.
И только в одном-единственном фильме Крамер позволил себе отдохнуть от морализаторства и дидактики, не ставить и не решать никаких социально важных задач. Он просто собрал на одной съемочной площадке кучу великих артистов разных эпох — от Бастера Китона до Спенсера Трейси — и отправил их в погоню за сокровищами. Фильм «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир» (1963) стал самым кассовым в биографии Крамера, несмотря на феноменальную для комедии длину — режиссерская версия идет три с половиной (!) часа. Собственно, он остается и самым известным его фильмом — насколько это справедливо по отношению к автору «Нюрнбергского процесса» и «Угадай, кто придет к обеду», бог весть — ну так искусство это вообще редко когда про справедливость.