Российская школа переходит на цифровые рельсы — в Москве проект «Московская электронная школа» (МЭШ) запущен уже во всех средних учебных заведениях. Специалисты считают, что на переподготовку учителей потребуется три года. Однако в России не проводилось исследований о безопасности электронной среды для здоровья школьников. Статистика показывает, что в стране в два раза увеличилось количество выпускников школ, страдающих близорукостью в легкой степени, и в 13 раз — в серьезной форме. А в феврале 2017 года в Рейкьявике состоялась Международная конференция «Дети, время экрана и беспроводное излучение», на которой 130 ученых из 26 стран призвали запретить использование беспроводных сетей в учреждениях для детей, из-за того что не установлен безопасный уровень электромагнитных полей радиочастотного диапазона. О плюсах и минусах цифровой школы на круглом столе «Известий» рассказали эксперты и ученые.
«Известия»: Как влияет длительное нахождение у компьютера на здоровье ребенка: его психику, зрение?
Марина Степанова, заведующая лабораторией комплексных проблем гигиены детей и подростков НИИ гигиены и охраны здоровья детей и подростков ФГАУ НМИЦ Минздрава России: Использование различных электронных средств увеличивает информационные нагрузки и далеко не безопасно для здоровья детей. Перманентное обновление технических средств, переход на электронные учебники требует научных исследований, которые снизят риски цифрового обучения для здоровья детей. Однако их проведение не имеет никакой государственной поддержки.
«Известия»: Вреден ли Wi-Fi в школах?
Марина Степанова: Никто этого точно не знает и не измеряет. Это новый фактор школьной среды, который воздействует на ребенка в течение всего учебного дня. Если будут измерять, то по предельно допустимым показателям, которые разработаны для взрослых, работающих на производстве. Нужны серьезные исследования, которые позволят регламентировать его воздействие.
«Известия»: Что показывают мировые исследования?
Марина Степанова: Среди старшеклассников четыре первых места в структуре заболеваемости принадлежат нарушениям сердечно-сосудистой, костно-мышечной систем, неврологическим и психическим болезням, расстройствам зрения. Затем следуют заболевания желудочно-кишечного тракта, органов дыхания.
К окончанию школы заболевания костно-мышечной системы регистрируются у каждого третьего выпускника. Особенно быстрыми темпами за период школьного обучения возрастает число патологий органов зрения. Так, распространенность близорукости слабой степени с 1-го по 11-й класс увеличивается почти вдвое, а средней и высокой степени — более чем в 13 раз. При этом у 70–75% детей, страдающих этим нарушением, за учебный год зрение ухудшается на 0,5–1,0 диоптрию.
Современные классы оборудованы интерактивными досками, и дети в течение учебного дня работают со светящимся экраном. Мы проводили исследования в классе, где используются панельные доски — последнее слово технического оснащения московских школ. Педагог заканчивала рабочий день вся в слезах — это реакция на работу с цифровой доской. Что говорить о детях?
«Известия»: Сколько можно работать с электронными носителями по действующим нормам?
Марина Степанова: Непрерывно — 15 минут для детей шести лет. Дальше с каждым годом время увеличивается примерно на пять минут. По истечении этого времени необходима перемена учебной деятельности.
Ни школа, ни родители не прививают культуру пользования цифровыми средствами, поэтому растет поколение, которое считает, что можно сидеть за компьютером до зайчиков в глазах. Еще чаще, чем компьютер, дети используют наиболее агрессивные для зрения смартфоны.
Людмила Макарова, заведующая лабораторией физиолого-гигиенических исследований в образовании ФГБНУ «Институт возрастной физиологии Российской академии образования»: Мы больше говорим о педагогической эффективности. А надо думать, какую физиологическую цену заплатит ребенок за пребывание в электронной среде. Никто грамотного ответа дать не может, потому что не проводилось комплексных исследований с участием физиологов, врачей, психологов, педагогов.
Все педагогические технологии и методики должны иметь заключение об их безопасности для здоровья ребенка. Электронные учебники уже используются в школах, но физиолого-гигиенического сопровождения этому процессу не предусмотрено. А оно необходимо! Важно дать ответ, есть ли педагогическая эффективность от такого вида обучения, будет ли вред для здоровья, и если будет, то как его избежать. Если высока педагогическая эффективность, необходимо разработать такие регламенты использования технических средств, которые не будут наносить вред ребенку и снизят риски для здоровья.
«Известия»: Всех сейчас волнует, как будет осуществляться переход на цифровое обучение и что он даст школьникам и родителям, кроме соответствия шаблону «в ногу со временем».
Павел Сергоманов, директор центра развития лидерства в образовании Института образования НИУ ВШЭ: Цифровизация может помочь решению трех школьных проблем. Первая — неуспевающие дети. Их набирается 28% к 9-му классу. Цифровые решения позволяют адаптировать программы под детей с особенностями восприятия и не ввергать их в ситуацию неуспеха.
Вторая проблема в том, что в среднем 12% детей скучно учиться. Это отличники, мотивированные дети, которые схватывают на лету и всё решают за первые пять минут, а потом не знают, чем заняться.
Третья проблема — отчетность, вал бюрократии для учителей и руководства. Например, можно избавить школу от ответов на запросы, если использовать формирование отчетности без участия учителя и школы. В ряде регионов это уже успешно используется.
Леонид Перлов, учитель высшей категории, почетный работник общего образования РФ: Как учитель я несколько иначе вижу проблему: она заключается в кадрах. К сожалению, средний уровень моих коллег выше не становится, а то и снижается. К тому же в России, по данным ВШЭ, полная обеспеченность учителями декларирована всего в 52% школ.
Вторая проблема — финансовая. На педсовете в конце августа нам объявили величину зарплаты учителя в соответствии с майскими указами и даже с опережением. Половину этой в общем приличной суммы учитель должен заработать вне уроков платными услугами. Останутся ли у него силы и время на повышение квалификации?
Что касается работы с отстающими или опережающими учениками — я не вижу, каким образом предлагаемый нам механизм эти проблемы решит. Такие занятия должны быть индивидуальными.
Третья проблема — техническая. В Москве электронный журнал ведется второй год подряд. И до сих пор есть вероятность сбоев в его работе. Такое бывало и сопровождалось вежливой плашкой: «Приносим извинения».
Все без исключения школы были переведены на один формат электронного журнала, входящего в систему «Московской электронной школы» (МЭШ). У него крайне неудобный интерфейс. Мы были вынуждены в нем работать, потому что других вариантов просто не было.
«Известия»: Насколько поставляемое в школы цифровое оборудование соответствует их потребностям?
Борис Гершуни, генеральный директор мультимедийной компании «Новый Диск»: Оборудования закупается много, но никто не подумал, что к нему нужен софт. Проблема в том, что кто-то не может додумать простые вещи, разобраться, что во всем мире минимум 30% школьного бюджета тратится на программное обеспечение, 10–15% — на обучение учителей работе с программным обеспечением. У нас законом запрещено закупать софт и оборудование в одном конкурсе, поэтому «железо» закупают, а про софт часто забывают.
Виктор Болотов, академик РАО: Цифровизация нынешней школы — это установка реактивного двигателя на телегу: и телега быстрее не поедет, и двигатель будет использоваться не самым эффективным образом. Другими словами, школе в нынешнем состоянии цифра не поможет. Нужно менять школьную дидактику, школьные учебники, организовывать систему переподготовки учителей.
Павел Сергоманов: Софт, предлагаемый учителю школы, часто не помогает, а мешает. Закупки зачастую строятся безотносительно к тому, что действительно нужно конкретным педагогам. Основная доля расходов почему-то приходится на «железо». Давно показано и доказано, что одного компьютера на 12–20 детей достаточно для того, чтобы поменять качество образования. Конечно, шикарно, когда у каждого ребенка свой планшет, но исследования показывают, что радикально это ничего не меняет.
Леонид Перлов: Должна быть мотивация тех, кто будет работать в новой школе. Сдвигов в этом я не вижу. Пока лишь существует запредельно низкий социальный статус профессии — один из последних в рейтинге. Какая бы ни была техника, транслятор ее — я. Использование этой техники — работа учителя, который должен быть грамотен в этом.
«Известия»: Какие страны успешно перешли на цифру в обучении?
Леонид Перлов: Стран, которые перешли на цифру полностью, я не знаю. Полагаю, что таких просто нет. Я видел, как с этим работают в Америке, Южной Корее. Работа успешная в случаях, когда учитель подготовлен, когда она занимает часть образовательного процесса, где опытным путем установлена целесообразность.
Борис Гершуни: Цифровой среды совсем без учителя никогда не будет. Это миф.
Виктор Болотов: На системном уровне мне больше всего нравится модель Австралии. Ситуация там в чем-то похожа на нашу: много маленьких школ, где не хватает учителей. У них есть формы работы под непосредственным руководством учителя и есть возможность получать предметные знания без учителя. Уйма цифровых ресурсов позволяет изучать все школьные предметы на хорошем уровне.
Понятно, что в сельской местности для одаренного ребенка остается либо интернет, либо интернат, иначе мы его потеряем.
«Известия»: С чего необходимо начать, чтобы цифровизация школы стала несомненным плюсом в системе образования?
Людмила Макарова: Необходимо изучить, насколько увеличится или уменьшится учебная нагрузка, интенсификация всего учебного процесса, и исследовать, как это скажется на здоровье детей. Нужно поставить вопрос о научных исследованиях влияния всего комплекса факторов в таких школах. Кроме того, в экспериментальных школах необходимо усиливать медицинское сопровождение образовательного процесса. Самое трудное — оценить отдаленный эффект для здоровья.
Марина Степанова: Интенсификация имеет еще большее значение для здоровья, утомления ребенка, чем длительность работы с цифровыми гаджетами. Чтобы минимизировать риски для здоровья детей при массовом переходе к электронному обучению, должно быть физиолого-гигиеническое сопровождение, которое позволит снижать негативные последствия электронного обучения. А они, несомненно, присутствуют, тем более мы имеем дело с растущим организмом.
Леонид Перлов: В свое время существовала система экспериментальных школ Академии образования. Алексей Львович, когда она была ликвидирована?
Алексей Семенов, академик РАН, математик, кандидат физико-математических наук: Они были и есть до сих пор. В какой-то момент школы, подчиненные Российской академии образования, были административно переданы из системы РАО в соответствующие муниципальные и региональные органы управления образованием.
Леонид Перлов: Родители, отдавая ребенка в школу, на которой написано «экспериментальная», давали информированное согласие на то, что с его ребенком будут работать по недостаточно проверенным технологиям и методикам. Сегодня МЭШ вводится во всех школах Москвы, и мнение родителей, детей, учителей на эту тему никого не интересует. Это эксперимент над детьми и их родителями без информированного согласия.
Виктор Болотов: Если мы поймем, какие проблемы школы, учителя и ученика решает цифра, тогда решим проблему цифровизации. Естественным путем это не решается, нужна серьезная работа с управленцами. Требуется не повышение квалификации учителей, а переподготовка.
Леонид Перлов: Это должно быть отработано на экспериментальной площадке с ограниченным количеством школ и учителей. Там выясняются и выправляются узкие места, а потом проект выносится на более широкую аудиторию. У нас же эксперимент до его проведения объявляется успешным и распространяется на тысячи учеников.
Алексей Семенов: Московская электронная школа более или менее работает, сейчас претензий по надежности к ней нет. Возможность педагогического эксперимента обусловлена законом «Об образовании». Там описано, как делается эксперимент, как создаются инновационные площадки, регулятор имеется, никто этого не запрещал.
С проведением научных исследований ситуация выглядит трагичной и в то же время смехотворной. В планах они стояли все 30 лет, ежегодно на них отпускались небольшие деньги. Можно было провести многолетнее исследование с контрольными классами, учитывать достаток родителей, время у телевизора и т.д. Можно взять пару аспирантов, поручить им посмотреть научные публикации во всех странах мира. Нашим ученым надо задать вопрос, где диссертации по этой проблематике в России и за рубежом, сколько денег было отпущено за 30 лет, какие результаты.
Но важнее, чем исследования вреда от технологий, которые используются и будут использоваться вне школы, формирование культуры, привычек, стереотипов использования в школе, которое принесет наибольшую пользу и в школе, и вне школы, в том числе и для здоровья и развития ребенка.
99% населения земного шара, если исключить школу, используют цифровые технологии, когда нужно написать статью, роман, репортаж. А в школе? Учитель задал сочинение в 8-м классе, ученик его сам написал и распечатал. Это не плагиат, но учитель не примет сочинение, потому что оно напечатано. Есть ли у него право на это?
Москва — самый продвинутый цифровой город, и здесь 95% сочинений пишется на бумажке ручкой. Какое мы имеем право отлучать детей от технологий, которые используют взрослые? Если в Южной Корее, Сингапуре и Гонконге пишут на компьютере, почему мы решили за детей, что они должны писать на бумажке?
В Швеции ученик по желанию может сдавать экзамены или на компьютере, или на бумаге. С каждым годом всё больше детей сдают экзамены по шведскому и английскому языкам на компьютере, сейчас около 75%. У них на экзамене по шведскому в текстовом редакторе есть программа проверки правописания. На экзамене по английскому языку такой программы нет. В английском языке они проверяют знание грамматики, а в шведском — умение выразить свои мысли, самостоятельно мыслить, обосновать свое мнение. Для шведов это — приоритет.
Павел Сергоманов: Вот пример грамотного применения.
Алексей Семенов: Одно из заданий российского экзамена по английскому языку — написать эссе в 200 слов. Я спрашивал у Марии Вербицкой, руководителя группы разработчиков экзамена по иностранным языкам, можем ли мы разрешить написать эссе на компьютере без программы проверки правописания. Она ответила, что можем, просто никому не пришло в голову. Выполняя эссе на компьютере, ребенок может не волноваться, например, о количестве слов: программа автоматически подсчитает его.
Восемь лет назад при президенте Российской Федерации работала комиссия по совершенствованию ЕГЭ, которая рекомендовала экзамен по информатике, как и другие, проводить на компьютере. Но этого до сих пор не сделано. Сейчас соответствующие показатели вошли в программу «Цифровая экономика», посмотрим.
Обязательным условием введения такого «цифрового ЕГЭ» по разным предметам является полная добровольность для учеников. А учителя, родители и пресса могут поагитировать детей не выбирать «цифру».
«Известия»: Сколько времени может занять переобучение педагогов по всей стране? Кто будет заниматься переобучением?
Павел Сергоманов: Их у нас больше миллиона. Процесс переобучения непрерывный, и он становится интенсивней. IT меняются — требования меняются. Вопрос в том, чтобы разумно войти в эту гонку. На это нужно примерно три года и инвестиции в учителей.
Борис Гершуни: Когда мы поставляем свои технологии по какому-то предмету, для обучения учителей читаются курсы — от 18 до 72 часов. Чаще всего 18–36 часов вполне достаточно, чтобы учителя-предметника научить работать с конкретными ресурсами.
Никакой цифровой школы не будет, пока в школе не появится качественный цифровой контент на разные случаи жизни: для фронтальной работы учителя у доски, индивидуальной работы. В мире есть индустрия по созданию этого контента, люди, которые руководят образованием, закупают его, учат педагогов им пользоваться. Учителя выбирают ресурсы каждый под себя. Когда у нас это заработает, сразу снимется большинство проблем, о которых мы говорили. Пока же у нас чиновники заявляют, какими им видятся ресурсы, дают разработчикам технические задания, но учителя не используют полученные продукты.
«Известия»: Все-таки учитель должен стоять во главе процесса?
Борис Гершуни: Всегда в основе образовательного процесса стоит учитель. Цифровая школа — это просто оболочка вокруг учителя, в которой он должен жить. Для административных задач — одни продукты, для работы у доски — другие, для проведения лабораторных работ — третьи.
Павел Сергоманов: Первое, что необходимо для качественной цифровизации школы — это системные изменения. Нужно сдавать экзамены на компьютере. Это системное решение создает внешние требования. Они уже очевидны. Тогда цифровизация пойдет сама по себе.
Второе: бюджетный процесс должен быть построен с определением инструментов, которые реально востребованы учителем. Например, я не хочу устраивать в классе перекличку, а хочу, чтобы в журнале всё уже было. Чтобы голова у меня не болела каждому ребенку писать записку или задание. Нужен помогающий учителю софт. Каждодневно помогающий. Тогда все поверят в возможности «цифры».
Виктор Болотов: В рамках этого проекта надо разделить два момента. Первый — императивный: все школы России должны сделать вот это и вот это. Второй — зона ближайшего развития конкретной школы, конкретного учителя и ученика. Попытка во все школы запихать интерактивные доски оказалась не очень успешной. Половине школ, если не больше, их даром не надо. Не надо во все школы автоматом закупить у «Нового Диска» весь софт: он будет лежать. Надо двигаться в зависимости от ситуации школы и региона. Кого-то, может быть, придется учить и мышкой водить.
Леонид Перлов: Цифровизация необходима и неизбежна, но от учителя, его квалификации зависит возможность применить ее правильно без ущерба для ребенка.