Жена и дочь российского летчика Константина Ярошенко, отбывающего 20-летний срок в США, спустя семь лет после приговора суда навестили его в тюрьме «Данбери». Перед встречей заключенный очень нервничал и, по его признанию, не спал всю ночь. «Сейчас 7:30 утра. Переживал, и мысли всякие лезли в голову. Встал в 5 утра, — написал он «Известиям» накануне приезда родных. — Я очень переживаю и, конечно, рад, что смогу увидеть своих девчонок. Главное, чтобы ничего не сорвалось и не отменили визит. Ведь мы уже неделю сидим закрытые. Никуда не выпускают».
После долгожданного свидания с семьей россиянин поделился своими переживаниями в интервью «Известиям». Он рассказал о том, как была организована встреча, своих надеждах на возвращение домой и ухудшающемся в тюрьме здоровье.
— Как прошло свидание с родными?
— Только вернулся. Меня встречали Вика, Катя, вице-консул Евгений Успенский. Прилетел мой адвокат Алексей Тарасов.
Всё было очень эмоционально… Я и мои заплакали. Побеседовали немного с Евгением и Алексеем. Потом они ушли, и мы пять часов проговорили без остановки. Мои купили мне еды — передачи во время свиданий запрещены, можно только по «диким» ценам купить в комнате визитов чипсы, воду, йогурты и закуски. Сидеть разрешено только напротив друг друга. В основном я нажимал на йогурты: мой организм поражен какой-то заразой и ничего другого не воспринимает. Помощь почему-то не оказывается, хотя вице-консул уже написал не одну петицию, чтобы мне ее оказали.
Встреча прошла отлично. Эти пять с половиной часов пролетели как одна секунда. Вроде мои девочки только пришли, а уже нужно расставаться. Этот момент был очень болезненным для меня.
— Как администрация тюрьмы восприняла тот факт, что к вам приехала семья?
— Администрация, как мне показалось, хорошо отнеслась к приезду моих родных. По крайней мере претензий не было никаких. Знаю только, что разогнали всех журналистов, которые собрались в этот день у тюрьмы.
— Что вы сказали, когда увидели в комнате визитов жену и дочь?
— Ничего не сказал, только крепко поцеловал, обнял и заплакал. Нервы не выдержали напряжения. Так долго я ждал этого момента, что слов не было совсем.
— Катя сильно изменилась за эти семь лет? Какие эмоции от встречи с дочерью?
— Катя очень выросла и повзрослела. Стала настоящей девушкой. Она у меня очень красивая и умная. Говорит и строит речь очень правильно, у нее аналитический склад ума. Я ею очень горжусь.
— Вы не потеряли веру в то, что вернетесь домой раньше окончания срока?
— Я каждый день молюсь — надеюсь вернуться домой живым и воссоединиться со своей семьей. Очень больно, что моя мама так и не дождалась встречи со мной. Моя сестра тоже очень хотела увидеть меня, даже отдала документы на визу в посольство США в РФ. Но состояние здоровья не позволило ей полететь так далеко, она очень больна.
— Какие механизмы планируете задействовать для возвращения в Россию?
— Необходимо обязательно добиваться рассмотрения моего дела в ООН. Нужно обращаться в Совет Безопасности ООН, чтобы там провели расследование факта моего похищения, пыток, фабрикации и фальсификации дела, незаконного осуждения, заточения и дискриминации. А также неоказания мне на протяжении длительного времени медицинской помощи. Я бы очень хотел, чтобы такое расследование провели и потом публично огласили его результаты.
Алексей Тарасов сказал, что уже обратился в ООН. Однако мне бы хотелось, чтобы этот вопрос поставили на обсуждение в Совете Безопасности представители российских властей.
— Будете обращаться к правительству США?
— Лично мне обращаться к властям США, как кажется, уже бессмысленно — предыдущий опыт показывает, что ответа не будет. Все мои запросы полностью игнорировались. Только власти РФ и ООН способны решить мою судьбу. На них я и надеюсь.
Но больше всего мне хотелось бы, чтобы правосудие свершилось над теми, кто всё это подстроил. Я бы хотел открытого судебного процесса в Ростовском областном суде с озвучиванием всех без исключения фактов и деталей моего похищения и фабрикации дела.
Больше всего мне жаль Вику, так как она тянет на своих плечах все трудности. Как же мне жаль, что я не могу быть рядом с Катей, не могу подсказать ей где-то и дать совет, если у нее возникают какие-либо трудности. Вообще участвовать в ее жизни. Я просто разрываюсь от того, что ничем не могу помочь своим девочкам.
Чувствую себя очень уставшим. Наверное, перенервничал сильно…