Ранним утром 13 августа 1961 года улицы, по которым можно было выехать из советского оккупационного сектора в Западный Берлин, были перегорожены временными заграждениями. Поднятые по тревоге подразделения Национальной народной армии ГДР и Народной полиции охраняли бригады рабочих, взламывавших асфальт и булыжные мостовые. Вскоре поверх барьеров появилась и колючая проволока, за которой стояли — на случай непредвиденных протестов с западной стороны — автомобили-водометы. Так началось возведение берлинской стены, одного из самых мрачных и значительных символов тоталитаризма ХХ века. Портал iz.promo.vg вспоминает, как пограничное укрепление внезапно стало источником вдохновения для людей искусства.
Запретная зона
С 1949 по 1961 годы почти 2,7 млн восточных немцев покинули родные места и переселились в западный сектор — особенно это было характерно для жителей Берлина, часто по несколько раз в день пересекавших границу между оккупационными зонами и имевшими возможность сравнивать уровень жизни при «загнивающем» капитализме и при «народной демократии». Только в 1960 году 200 тыс. человек — преимущественно в возрасте до 25 лет — сделали выбор не в пользу строительства социализма. Очевидно, что такое положение дел не устраивало ни правившую в ГДР СЕПГ, ни ее советстких кураторов.
Слухи о строительстве стены ходили с середины 1950-х; впрочем, еще 15 июня 1961 года первый секретарь ЦК СЕПГ Вальтер Ульбрихт, отвечая на вопрос корреспондентки Frankfurter Rundschau, заявил: «Строители нашей столицы заняты возведением жилья… Никто не собирается возводить стену». Однако 12 августа Совет министров ГДР распространил заявление: «пограничные укрепления, обычные для любого суверенного государства, будут установлены на границе Германской Демократической Республики, включая границу с Западными секторами Большого Берлина, с целью остановить враждебную деятельность реваншистских и милитаристских сил Западной Германии и Западного Берлина».
Уже на следующее утро началось возведение линии фортификаций, ставших печально знаменитой Стеной — 106 км бетонных ограждений высотой до 3,6 м, земляные рвы, колючая проволока, сторожевые вышки, прожекторы и прочая параферналия, более характерная для охраны обитателей тюрем строгого режима, нежели для защиты истинно народного строя.
Стена стала, говоря сегодняшним языком, PR-катастрофой: найти какие-то удовлетворительные и убедительные хотя бы для собственного населения оправдания для строительства никто так и не смог. Официальная пропаганда ГДР именовала сооружение «антифашистским оборонительным валом» (Antifaschistischer Schutzwall); тогдашний мэр Западного Берлина (и будущий канцлер ФРГ) Вилли Брандт заклеймил ее «стеной позора» (Schandmauer). В 1971 году почта ГДР выпустила серию марок в честь 10-летия стены; письма с ними почта ФРГ, в свою очередь, возвращала отправителям.
Впрочем, с начала 1970-х риторика поутихла: Запад отказался от употребления термина «стена позора», на Востоке достраивали свои укрепления, но не педалировали тему «обороны от реваншистов» — политика разрядки требовала поиска путей сосуществования и по возможности продуктивного взаимодействия двух Германий. Советская пропаганда и вовсе делала вид, что никакой стены не существует, избегая всяких упоминаний о ней — большинство жителей СССР были вообще не очень в курсе существования такого сооружения.
Место разлома
Политики на время «забыли» о стене. Художников она продолжала волновать — сперва став неотъемлемой частью шпионских романов и фильмов (начиная, наверное, с гениального в своем роде «Шпиона, пришедшего с холода» ЛеКарре в 1963 году и его классической экранизации Мартина Ритта двумя годами позже), а вскоре проникнув и в другие сферы. Из простого нагромождения бетона и стали стена превратилась в угрюмый символ времени, метафизический разделитель целокупного, прекрасного Космоса — самим фактом своего существования трансформировавшая структурированную, гармоничную Вселенную в место господства сил хаоса (причем по обе стороны преграды).
Это было место разлома, гигантская трещина, ломавшая мир пополам, — недаром в «Небе над Берлином» Вима Вендерса именно у стены материализовались в нашем мире бестелесные ангелы.
Стена как архетип обрела невиданную популярность в рок-музыке 1970-х — можно вспомнить хоть Леннона с его «Стенами и мостами», хоть Pink Floyd с их «Стеной», концертную версию которой Роджер Уотерс с большой помпой представил в 1990 году на месте, где еще были видны остатки стены настоящей. Стена служила метафорой разъятого, мертвого времени и пространства. Это чувствуется и в «Берлине» Лу Рида, трагикомичной балладе о разрыве навсегда с той, что «в Берлине, у стены была ростом в 5 футов 10 дюймов», и в «Героях» его друга Дэвида Боуи (прожившего по соседству со стеной весь конец 1970-х): «Я помню, как мы стояли у стены — а над головой шла пальба. А мы целовались, словно ничего не грозило нам».
Вообще, для западных творцов эта узкая полоска тротуара вдоль стены явно казалась той зыбкой областью, где в реальность прорывается мир снов — или, скорее, ночных кошмаров. Вся знаменитая «берлинская трилогия» Боуи (альбомы Low, ‘Heroes’ и Lodger, 1977–1979) проникнута ощущением тревоги и — пожалуй, не безысходности, но поисков выхода — точно так же, как искали его и жители разделенного города (и не только восточной его части — за 28 лет существования стены в ГДР через заграждения перебрались порядка четырех сотен западных немцев).
Кстати, некоторые историки считают даже, что именно Боуи дал один из первых импульсов, приведших к мирной революции 1989 года и падению стены. Концерт певца 6 июня 1987 года, устроенный на площади Республики, в непосредственной близости от стены, слушали и тысячи жителей Восточного Берлина. «Мы передаем привет всем друзьям по ту сторону стены», — крикнул Боуи со сцены на немецком. С другой стороны, впрочем, собрались не только друзья: народная полиция разогнала толпу молодежи с применением водометов и дубинок, арестовав около 200 человек.
Как бы то ни было, немцы признают заслуги Боуи перед Берлином. После смерти певца в январе 2016 года МИД ФРГ написал в Twitter: «Прощай, Дэвид Боуи. Ты теперь среди #Героев. Спасибо, что помог нам разрушить #стену».
Краски и кирки
Сама стена тоже со временем заиграла новыми смыслами — как физический объект. Оставлять на ней надписи с западной стороны начали еще в 1960-е — в основном политические лозунги в духе «Германия должна быть единой», несмотря на опасность попасться в лапы агентов Штази, периодически появлявшихся из скрытых в стене дверей (линия границы не была демаркирована точно и некоторые прилегавшие к стене тротуары в западной зоне формально находились на территории ГДР).
В 1970 году западноберлинская молодежь расписывала стену орнаментами и абсурдными надписями; примерно в это время культура граффити начала выходить за пределы Нью-Йорка и перебираться через океан. Интересно, что один из таких анонимных рисунков попался на глаза басисту Queen Роджеру Тэйлору и стал основой дизайна обложки альбома Jazz (1978).
Французский художник Тьери Нуар стал в 1984 году первым, кто оставил на бетоне художественное высказывание в форме граффити — по крайней мере, так уверяет сам автор. Кстати, Нуар появляется и в «Небе над Берлином» — в роли самого себя; он стоит на стремянке и расписывает стену, добавляя краски и в сам фильм: кадр становится цветным, как бы олицетворяя надежду, те самые поиски выхода из «никуда», из ненормального мира в настоящую, «несломанную» реальность.
Самую же, наверно, знаменитую картину на стене нарисовал уже в 1990 году на одном из сохранившихся остатков наш соотечественник Дмитрий Врубель. Фреска с целующимися Брежневым и Хонеккером, обрисовка фотографии 1979 года, получила название «Господи! Помоги мне выжить среди этой смертной любви» и сохраняется по сей день — как один из значительных арт-объектов нового Берлина.
Стихийный снос стены начался вечером 9 ноября 1989 года — тысячи людей с обеих сторон по кусочку откалывали бетон, проломив несколько проходов. С 12 июня 1990-го к работе подключились специалисты, но всё равно окончательно стена была уничтожена лишь в ноябре 1991-го — шесть небольших участков были оставлены как память и назидание потомкам.
Обломки стены — а в результате сноса образовалось 1,7 млн т строительного мусора — расхватали на сувениры, которые до сих пор вовсю продают на блошиных рынках Берлина; впрочем, как заметил какой-то остряк, судя по их неиссякаемому количеству, стена тянулась до самой Атлантики.
День 9 ноября на радостях хотели было объявить национальным праздником, но история сыграла с немцами злую шутку — на ту же дату приходятся годовщины гитлеровского «пивного путча», «хрустальной ночи» еврейских погромов и расстрела писателя и дипломата, героя революции 1848 года Роберта Блюма — так что от идеи празднования решили отказаться.
Впрочем, сама идея строительства стен продолжает витать в воздухе — достаточно вспомнить хоть пока остающиеся на бумаге инициативы киевских правителей, хоть вполне реальный 700-километровый «разделительный барьер», отделяющий Израиль от западного берега Иордана.