Пчелы совершенно неожиданно стали частью современного интеллектуального дискурса — их обсуждают философы и журналисты, про них даже сочиняют романы. Недавно, впрочем, группа ученых в очередной раз заявила, что пчелам грозит опасность и примерно через два десятка лет люди и вовсе могут их лишиться. И хотя далеко не все согласны с этой точкой зрения, корреспондент портала iz.promo.vg отправился на одну из старейших столичных пасек, чтобы узнать, как (и чем) вообще живут эти насекомые и люди, которые о них заботятся, что происходит с современным пчеловодством и почему в Москве пчелы чувствуют себя лучше, чем в цветущих южных регионах.
Пчел килограммами считают
Алексей, спокойный человек лет 35 с очень ясными голубыми глазами, про себя шутит, что он, возможно, единственный официальный пчеловод Москвы. Это как раз тот случай, когда увлечение переросло в профессию: по образованию он технарь, про то, как разводить пчел, начал читать еще лет с двадцати, просто из интереса. И вот уже несколько лет как занимается только ими.
Сегодня он обслуживает все пять пасек, официально действующих в столице: в Битцевском парке, Царицыно, Коломенском, Кузьминках и Измайлово. По одному дню в неделю на каждую и один день в неделю — на непредусмотренные работы на любой из них.
Алексей уверенно меряет пчел в граммах и даже килограммах. Сколько, спрашиваю, здесь живет пчел? 25 семей. А в пчелоединицах? Он смотрит на небольшой бело-синий домик, быстро прикидывает что-то в уме.
— На семью от килограмма до восьми бывает, — говорит он. И, заметив мое недоумение, уточняет: одна пчела — это 1/10 г, то есть 1 г — это примерно десять пчел.
Кругом стоит ровное жужжание — мы разговариваем прямо в середине небольшой, на мой взгляд (остальные называют ее средней), пасеки, спрятанной в середине Измайловского парка, и Алексей, по его словам, «делает то, чем должна заниматься природа»: рассаживает по ульям новых маток, чтобы сформировать новые пчелиные семьи.
За тяжелыми воротами
Как ни крути, не так много в Москве осталось настоящих поселков. Тем более — поселков, состоящих ровно из одного хозяйства. Здесь — как раз такой вариант. Поселок Измайловская пасека скрыт в глубине одноименного парка. Как иголка из сказки про Кощея: в городе есть парк, в парке есть поселок, в поселке есть экоцентр, в самом дальнем углу экоцентра есть — правильно — пасека.
Проходишь по асфальтированным аллеям парка, заходишь за тяжелые деревянные ворота — и проваливаешься в мирный дачный быт: в воздухе густо пахнет травой, на дорожках покачиваются тени садовых деревьев, на округлом бревенчатом срубе терема играют солнечные зайчики. Внутри — крашеные деревянные полы и пьянящий запах дерева. В комнате сотрудников — офисные столы с компьютерами, информационные плакаты об обитателях парка и, прямо в центре комнаты, — коробка с большими резиновыми рыбацкими сапогами. Летняя идиллия.
Когда-то, еще в XVII веке, пасеку, а точнее, пчельник, основал царь Алексей Михайлович, который вообще разбил в Измайловском близкое к идеальному усадебное хозяйство.
— Вот как Петр I у нас был реформатором, так и Алексей Михайлович (который вошел в историю под именем Тишайший. — iz.promo.vg) — тоже. Только он был реформатором в сельском хозяйстве, — почти с нежностью, сидя в прохладе бревенчатого сруба, говорят две девушки, сотрудники экоцентра, и оглядываются на тенистый сад за окнами.
В середине 1860-х, по инициативе Русского императорского общества акклиматизации животных и растений (оно же поучаствовало в создании Московского зоопарка), здесь открылась учебно-опытная пасека, которая на десятилетия стала одним из центров отечественного пчеловодства. В поселке занимались селекцией, проводили выставки, вели просветительскую работу, открыли курсы пчеловодов. Курсанты, судя по сохранившимся черно-белым фотографиям, жили тут же, в псевдорусском тереме, стоявшем на месте современного домика.
На опытной пасеке же, как гласит вывеска у входа в экоцентр, сняли и первый фильм о пчелах — еще в 1900 году.
Царская пасека
Так продолжалось и после революции, пока в 1930-е поселок не сгорел. Его восстановили, но о былом пчелино-просветительском величии на десятилетия пришлось забыть. Хотя сама пасека свою работу не прекращала никогда, говорят сотрудники. А в 2003-м на ее базе открыли экоцентр «Царская пасека».
Здесь культивируют растения, когда-то высаживавшиеся в Просяном саду Алексея Михайловича, держат неясытей, филинов и белок. И не только их. Перед началом разговора сотрудники заботливо убирают с нагретого солнцем подоконника две прозрачные коробки с копошащимися в них червячками.
— Это птиц кормить? — предполагаю я.
— Нет, у нас впереди занятие с детьми по бабочкам. Это примеры будущих бабочек, — отвечают девушки и на всякий случай передвигают червячков подальше от меня.
Посетить лекции и занятия здесь может любой желающий. Так же как и посмотреть выставленные на участке образцы старинных ульев, родословная которых восходит еще к Алексею Михайловичу. Это, конечно, не подлинники, копии, но при желании, говорят сотрудники, пчелы могут заселить любой из них.
Сами пчелы, впрочем, ведут более уединенный образ жизни — просто так к ним подойти нельзя. Меня ведут вглубь участка, где в тени, утопая в до неприличия ароматной, по-деревенски высокой и густой траве, стоят жизнерадостные сине-белые ульи.
Нервно быть пчелой
Сотрудники «Царской пасеки» без необходимости насекомыми не занимаются. Пчелы — исключительно зона ответственности пчеловода. Алексей на Измайловскую пасеку приезжает уже два года.
Правда, на задворки участка пчелы отселены не только ради их покоя, но и из соображений безопасности и комфорта посетителей.
Мы сходим с мощеной аллейки и останавливаемся в траве, на подходе к ульям. Я предусмотрительно надела джинсы и кожаную куртку, но мне протягивают сперва защитную белую кофту — чтобы не злить пчел, потом белые же защитные штаны («у вас коленки голые») и, в довершение, — перчатки с раструбами из мягкой белоснежной кожи: говорят, что в кожаных при укусе жало застревает лучше.
Все в комплекте больше напоминает скафандр космонавта, чем костюм пасечника — спасает ситуацию только узнаваемая шляпа с защитной сеткой.
— Что, — спрашиваю, переоблачаясь, — их особенно раздражает?
— Черный цвет, запахи, жвачка, сладкое, плохая погода, злой настрой у человека, — начинает загибать пальцы сотрудница экоцентра. В целом, похоже, раздражает пчел очень и очень многое.
Шагаю на заросшую тропинку, к ульям.
На одной пудре с медом
Раздражительность, уточняет Алексей, зависит еще и от породы. В России, например, распространено несколько пород, каждая из которых имеет свою узкую специализацию — все они опыляют определенные деревья и растения.
В Измайловском живут пчелы-карпатки. Они, по словам Алексея, еще не слишком агрессивны. Все это время Алексей планомерно, почти не отвлекаясь, достает из улья сетки с сотами и скоблит их специальной лопаточкой.
Пчелы роятся над нами — и кажется, несмотря на заявленную незлобивость карпаток, они не очень довольны. С каждой минутой их становится всё больше, а жужжание — всё более, как бы это сказать, раздраженным.
На одной из дощечек замечаю толстые комки чего-то белого. Смело предполагаю, что это воск, но мимо — это остатки подкормки, которую кладут пчелам на зиму. Тут всё по-честному: мед забрали — сахарную пудру, с ним же смешанную, положили. На небольшой улей, чтобы продержаться до весны, потребуется килограммов 10 такой подкормки. Тем более что, как говорит Алексей, во время работы «калорий они тратят, в пересчете на человека, как лесорубы».
Правда, много меда на московских пасеках не соберешь. Собственно, тут дело и не в нем. Пасеки в столичных парках держат скорее из экологических соображений.
— То, что пчелы дают мед, — это, конечно, очень важно и хорошо. Но с финансовой точки зрения выгода от их опылительной деятельности раз в сто, наверное, превосходит выгоду, которую вы получите, если продать весь мед и вообще всё из ульев, — рассуждает Алексей.
Прошлогодние пчелы
Он берется за очередную сетку, на которой сидит десятка два пчел, — и так же спокойно, уверенными равномерными движениями металлической лопаточкой скребет по ним. Пчелы сыплются на землю.
— Они ведь мертвые, да? — на всякий случай уточняю я.
— Да, — успокаивает меня Алексей, — это прошлогодние.
Они не пережили зиму, потому что заболели нозематозом. Это одна из двух пчелиных болезней, широко распространенных в современном мире. Вторую переносит клещ Варроа, которого в центральную Россию завезли с Дальнего Востока.
Местные пчелы там собирали рекордные количества меда, и в какой-то момент их решили перевезти в другие регионы, чтобы попробовать развить успех. План не сработал: дальневосточные насекомые в центральной части страны показали, что называется, средние по больнице результаты. Зато вскоре выяснилось, что вместе с пчелами из Приморья приехал и клещ, переносящий болезнь варроатоз.
Бороться с ним в принципе можно, но, как пишет, например, «Википедия», сегодня практически каждая пасека может считаться зараженной варроатозом, то есть борьба идет не очень продуктивно.
Сказали «до свидания» и улетели
Пользуясь случаем, спрашиваю, что сам Алексей думает об истории с вымиранием насекомых. В качестве примера привожу услышанный в начале лета рассказ одной из сотрудниц столичного Ботанического сада — пчел становится меньше, опылять все растения они не успевают.
— Вообще, — задумывается Алексей, — в Москве для пчел одна из самых благоприятных ситуаций, если брать Россию.
Пчелы сейчас, по его словам, действительно страдают. И по большей части, как бы странно это ни звучало — от развивающегося сельского хозяйства. Беда пришла, откуда ее особо и не ждали.
— Сельское хозяйство у нас в 1990-е годы лежало практически в руинах — поля были заброшены, заросли сорняками. Сорняки цвели и давали довольно много меда. И именно это многом пчеловодам помогло подняться, — объясняет Алексей.
Сейчас же аграрный сектор начал возрождаться. И вместе с ним «возрождается вся большая химия». Например, одну из самых распространенных культур, рапс, по словам пчеловода, положено обрабатывать дважды за время цветения. Химию на растения, которые опыляют пчелы, сбрасывают с самолетов.
— А потом народ плачет, что были пчелы — и нет пчел, — заключает он.
Так что в Москве, которую редко кому приходит в голову хвалить за экологию, пчелам сегодня живется спокойнее, чем в цветущем Краснодаре или Ставрополе. Растительность в местных парках в основном дикая, от дорог большинство из них удалены, с самолетов ничего не распыляют. Правда, у самих пчеловодов остаются еще трудности естественного характера.
— Одна из главных проблем пчеловодства — это роение. Вот ты выращивал семью, она пережила зиму, всё было хорошо, весной она хорошо развивалась. Ты уже начал готовить карманы для денег. Потом приезжаешь — а пчел нету. Семья просто выросла, размножилась, сказала «до свидания» и улетела, — сетует Алексей. И расселяет маток по ульям, чтобы вместо одной разросшейся семьи появлялись относительно небольшие, зато крепче привязанные к родным местам.