Апофеоз Верещагина

Третьяковская галерея представила главный выставочный проект сезона
Сергей Уваров
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Александр Казаков

Третьяковская галерея представила одну из главных выставок года: «Василий Верещагин». Более 300 картин и рисунков, а также множество исторических экспонатов (оружие, предметы военной формы, фотографии XIX века) не только создают впечатляющий образ эпохи колониальных войн, но и позволяют взглянуть на Верещагина с позиций дня сегодняшнего.

Казалось бы, Верещагин — один из самых известных русских художников, и его «Апофеоз войны» — пирамиду из черепов посреди пустыни — представляют себе даже те, кто никогда в жизни не был в Третьяковке. Но многие ли знают, что рама картины создавалась под личным контролем Василия Васильевича и он же автор красноречивой надписи на багете — «Посвящается всем великим завоевателям — прошедшим, настоящим и будущим»? Подобные эпиграфы Верещагин делал и для многих других полотен. Сегодня мы бы назвали это концептуализмом.

Другое ноу-хау художника — писать большими сериями, выстраивая мизансцены в сюжеты. Получались фактически «раскадровки» — даром что кинематограф еще не был изобретен. Таков знаменитый цикл «Варвары» из Туркестанской серии. Верещагин последовательно рассказывает историю нападения турок на русский отряд. А эпилогом оказывается как раз «Апофеоз войны» — символическое обобщение и пацифистское высказывание.

Именно это хрестоматийное полотно встречает посетителей. Но помимо него на выставке хватает узнаваемых образов: это и «Шипка-Шейново» («Скобелев под Шипкой»), и «Двери Тимура». Причем последняя работа образует диптих с полотном «У дверей мечети», а между ними размещена настоящая двустворчатая дверь начала 1400-х годов из Самарканда (ее предоставил Эрмитаж). Вроде бы очевидный ход, но, когда видишь вживую объект, аналог которого изображен на знаменитой картине, это поражает.

Подобные сопоставления есть и в других разделах экспозиции: напротив серии «1812 год» выложены ордена наполеоновских времен и военная форма, японские эскизы соседствуют с кимоно и веерами, что многократно усиливает ощущение документальности показанных событий. Здесь Третьяковка идет вслед за Верещагиным, который оформлял свои персональные экспозиции множеством предметов, привезенных им из путешествий (художник был еще и страстным коллекционером).

Судя по сохранившимся описаниям и фотографиям, то, что делал Верещагин, сегодня мы бы назвали тотальной инсталляцией. Он не только заботился о расположении картин, их рамах и подписях, но и организовывал музыкальное сопровождение (пианистка, игравшая на показах, стала его второй женой), оформлял каждый сантиметр выставочного пространства и одним из первых творчески использовал искусственное освещение, для чего устанавливал у павильона динамо-машины и закупал множество «электрических свечей» Яблочкова.

Третьяковка, впрочем, не стала делать историческую реконструкцию авторских экспозиций Верещагина, предложив взгляд из XXI века и сделав акцент на главном — живописи. Бесхитростное название проекта — «Василий Верещагин» — будто свидетельствует о том, что в основе проекта — не кураторская концепция, а творчество художника в целом, показанное максимально широко и многопланово.

Но сквозная идея здесь на самом деле есть, и связана она с неординарной личностью самого автора, судьба которого могла бы стать сюжетом захватывающего фильма. Таким «фильмом» и оказывается выставка, и есть все основания предполагать, что публика оценит его не ниже, чем «блокбастеры» Третьяковки про Серова и Айвазовского. По крайней мере очереди на Крымском Валу уже стоят.