*/ /*-->*/ /*-->*/ /*-->*/ /*-->*/ /*-->*/
В воскресенье, 4 марта, исполняется ровно 200 лет с того момента, как в Москве на Красной площади был торжественно открыт памятник посадскому старосте Кузьме Минину и князю Дмитрию Пожарскому — организаторам и руководителям второго народного ополчения в Смутное время. Это был первый публичный монумент, установленный в первопрестольной, до этого памятники воздвигали лишь в столице. Создателем московской композиции стал профессор, ректор Академии художеств и знаменитый скульптор Иван Мартос. Но мало кто знает, что первоначально памятник должен был стоять не на Красной площади, а возле Тверской заставы, там, где позже была установлена Триумфальная арка. Подробности — в материале портала iz.promo.vg.
Патриотическая инициатива
Впрочем, первоначально памятник должен был располагаться вообще не в Москве, а в Нижнем Новгороде, откуда начался путь второго народного ополчения на столицу. Сама идея подобного монумента восходит к началу XIX века, а автором ее предположительно был Николай Михайлович Карамзин, во всяком случае, именно в его работе впервые была сформулирована мысль о том, что в разных городах страны хорошо бы увековечить память о самых известных исторических героях, связанных с этими местами. В череде нижеприведенных примеров говорилось, что в Нижнем Новгороде просто напрашивается памятник Минину и Пожарскому.
Дело в том, что в начале правления Александра I стала очень актуальна русская патриотическая традиция, в противовес прусским порядкам, которые пытался установить его отец, убиенный Павел. Тогда-то главный историограф двора Карамзин и придумал, что для возбуждения патриотических чувств установка памятников великим русским героям придется весьма кстати.
Известен даже конкретный день, когда идея знаменитого историка стала обретать материальный облик — 4 августа 1803 года. В этот день император Александр разрешил открыть подписку (сбор) пожертвований на сооружение монумента. А с соответствующей инициативой выступило Вольное общество любителей словесности, наук и художеств, образованное выпускниками гимназии при Академии наук. Считается, что первым сей вопрос поднял чиновник Комитета по составлению законов, а заодно писатель, поэт и переводчик Василий Попугаев. Правда, нет сведений, где первоначально должен был стоять памятник, во всяком случае, документов, указывающих на конкретное место или хотя бы город, не сохранилось.
Инициатива столичных патриотов была красивой, но неэффективной — денег так и не собрали. Зато появились первые проекты монумента, которые на свой страх и риск, не дожидаясь исхода дела, стали создавать известные мастера. В частности, именно тогда, в 1804 году, появился первый эскиз профессора Академии художеств Ивана Петровича Мартоса, тоже большого патриота и замечательного скульптора.
Чувство стиля
Род Мартосов происходил из небогатых польских, а потом украинских дворян Херсонской губернии, сам же будущий скульптор вырос на Полтавщине. Он рано ощутил тягу к искусству и был отправлен в Санкт-Петербург, где с золотой медалью окончил Академию художеств, после чего как «пенсионер» (стипендиат) был на несколько лет отправлен в Италию. По возвращении Мартос преподавал в родной Академии и творил.
Скульптор сразу выбрал для памятника античный стиль. Это вписывалось в каноны классицизма, а заодно подчеркивало связь с гражданскими подвигами римских героев. Уже на первом эскизе Минин и Пожарский облачены в стилизованные римские одежды, правда, сначала они оба стояли в динамичных позах, сжимая в руках один меч. Впоследствии автор еще не раз дорабатывал скульптурную группу, и в итоге она приобрела окончательный вид: стоящий Минин призывает сидящего Пожарского идти на Москву.
Здесь собраны и учтены разнообразные детали. В позах намек на инициативу Минина и физическую слабость Пожарского, который только поправлялся после полученного в бою тяжкого ранения в ногу. Кроме того, в том, что Минин стоит, а князь сидит, подчеркивалась почтительная разница в их сословном статусе. В одеяние посадского старосты включены русские порты, как намек на простонародное происхождение, ведь римские аристократы такой компонент костюма не признавали. У князя древнеримская одежда и меч, но лежащий рядом шлем типично русский, а на умбоне щита изображен Спаситель. Такая нарочитая смесь артефактов разных эпох должна подчеркивать символизм памятника, отсутствие прямой связи с конкретным временем и непреходящую ценность гражданского подвига.
В 1808 году инициативу сбора средств взяли на себя нижегородцы. Они объявили дополнительную подписку и собрали значительную часть необходимой суммы, к 1811 году в казне оказалось 18 тыс. рублей. Естественно, нижегородцы настаивали, чтобы памятник был установлен в их городе, и Александр вроде бы одобрил это. Объявили конкурс проектов, в котором участвовали лучшие зодчие страны. Победил вариант Ивана Мартоса, он даже успел сделать малую модель. Однако в 1812-м началась война, и всем опять стало не до памятников. Нижний Новгород снова, как и за 200 лет до этого, стал собирать ополчение для спасения Москвы.
«Дух Минина»
Аналогии здесь вполне уместны, собственно, они сами собой возникли в то время. Вот, например, что писал в своих «Записках» свидетель событий 1812 года Сергей Николаевич Глинка: «Жалостью сердечной закипели души русского купечества. Казалось, что в каждом гражданине воскрес дух Минина. Гремел общий голос: «Государь! Возьми всё — и имущество, и жизнь нашу!» Вслед за удалявшимся государем летели те же клики и души ревностных граждан».
Речь идет о реакции москвичей на публичное прочтение воззвания императора Александра к горожанам, которое состоялось в Слободском дворце и закончилось открытым сбором средств на формирование народного ополчения. Возможно, описание излишне пафосное, но обращение к «духу Минина» весьма показательно.
Конечно, после великой победы над Наполеоном идея памятника Минину и Пожарскому приобрела совершенно иное значение. Особенно с учетом важнейшей роли, которую в этой войне сыграло народное ополчение, и того значения, которое приобрела Москва как символ победы. Конечно, теперь памятник мог быть установлен только в первопрестольной, и он становился символом сразу двух войн и народного подвига не только XVII, но и XIX века. «Бедствие 1812 года оживило в памяти бедствия 1612 года, и монумент сей будет служить потомству памятником обеих достославных эпох», — писал нижегородец, ветеран Отечественной войны, штабс-капитан Иван Григорьевич Гурьянов в своей книге «Москва, или Исторический путеводитель по знаменитой столице государства Российского».
Сбор денег возобновили, император лично пожертвовал 20 тыс. Вскоре необходимая сумма была собрана. А чтобы нижегородцы не обиделись, из общей суммы собранных средств их деньги были выделены, и на них решили поставить в городе обелиск.
К 1815 году Мартос создал большую глиняную модель, с которой потом должен был быть отлит памятник. Это была окончательная версия, с учетом доработок и изменившейся ситуации. Работа была безоговорочно принята императорским двором и Академией. Сам Мартос, ставший к этому времени ректором Академии, в отчете для министерства внутренних дел особо отмечал, что в изготовлении модели ему очень помог молодой скульптор, недавний выпускник Академии Иван Тимофеев: «Особенно вспомоществовал своими трудами и прилежанием при делании большой модели из глины и при делании форм с малой модели эбошировал большую». И далее, он «должен был поднимать тяжести, передвигать подмостки, груды глины и прочих материалов и для содержания во всегдашней влажности глины смачивать большую группу от самого начала до окончания оной в течение более двух лет ежедневно».
Всё же мэтр к этому времени разменял седьмой десяток, и без помощи учеников ему было не справиться.
В назидание потомкам
Для отливки монумента в металле Мартос заключил договор с известным в то время литейным мастером Академии художеств Василием Екимовым, причем последний решил отливать немалую по размеру скульптурную группу не по частям, а целиком. Такого еще никто в России не делал. Сначала Екимов соорудил в литейной мастерской Академии особый фундамент с 16 печами, чертеж которого дошел до наших дней. Сверху на железной решетке были помещены отлитые из воска фигуры Минина и Пожарского, укрепленные толстыми железными полосами. Над ними был сделан восковой бассейн, из которого во все стороны были проведены восковые каналы, имеющие около дюйма в диаметре. От фигур отходили особые воздушные каналы. Вся поверхность восковых моделей снаружи была покрыта особой мастикой, состоящей из толченого кирпича, разведенного на пиве. Мастику наносили слоями 45 раз, каждый нанесенный слой просушивали с помощью опахал из больших перьев. Внутренность восковых фигур была наполнена калидром — составом из алебастра и толченого кирпича.
«Когда все сие приготовлено, то восковые фигуры, наполненные внутри калидром, а снаружи покрытые мастикою, окладены кусками из сырой глины, что сделано и с плинтом; каналами, путцами и воздушниками. — Всё сие потом обведено кирпичною стеною, оковано снаружи полосным железом, а внутри залито калидром из алебастра и толченого кирпича.
После сего приступлено к пожиганию, т. е. к выжжению воска. Для сего целый месяц топились находящиеся на фундаменте под решеткою 16 печей или прогаров день и ночь; до тех пор, пока сверху над оболочками фигур показался огонь. Таким образом весь воск выгорел; и то место, которое занято было воском между мастикою, его покрывавшею; и калидром, внутри фигур находящимся, стало пусто. Таким образом сделана форма. Кирпичные стены, около формы сей прежде сделанные, разобраны; форма вновь окована железом, и по всем сторонам около ее сделано 16 кирпичных столбов или быков. За сими быками сделаны стены в три ряда кирпичей; пустота между ими и формою засыпана землею, которая потом утоптана и убита. По приготовлении всего сего расплавлен был металл. Вообще металла, т.е.штыковой меди, олова и шпиаутеру, положено было в печь для отливки группы и плинта 1,350 пуд.
Страшно было смотреть, когда металл сей потек горящею и клокочущею рекою по сделанному для него каналу к бассейну, который, как выше сказано, сделан был над фигурами, и из которого разливаясь по каналам, он должен был наполнять с низу все то пространство, какое прежде занято было воском, и после выжжения воску осталось пустым. Множество зрителей, в том числе и я, были при сей отливке. Все, помнившие прежние отливки больших фигур, а особливо отливку монумента Петра Великого, которая даже и славному Фалконету долго неудавалась, не могли не изъявить сомнения в удаче той отливки, коей был я свидетелем. Прежде г-на Екимова отливки фигур производимы были обыкновенно по частям; он, можно сказать, почти первый начал колоссальные фигуры отливать вдруг и притом не по одной фигуре, но по нескольку фигур с принадлежностями», — писал неизвестный автор (псевдоним N. Ч.) статьи «Исторические известия об отливке из бронзы памятника Гражданину Минину и Князю Пожарскому», опубликованной 31 октября 1817 года в журнале «Вестник Европы».
Отливка происходила 5 августа 1816 года и заняла всего девять минут. На памятник ушло 1100 пудов меди, 10 пудов олова и 60 пудов цинка. Отдельно изготавливали щит, меч и шлем князя.
Скульптор Самуил Гальберг выполнил профильный портрет своего учителя для фасадного барельефа. На барельефе Иван Мартос изображен с двумя сыновьями, которых он отдает служению отчизне. Младший Алексей был офицером, участвовал в сражении при Березине, а старший Никита трагически погиб в 1813 году, хотя военным не был. Он учился архитектуре и закончил Академию с золотой медалью, после чего как стипендиат был командирован в Италию и Францию. Там он и погиб от рук наполеоновских солдат.
Пьедестал проектировал друг Никиты и зять Мартоса, архитектор Авраам Мельников. Он делал рисунки и шаблоны, следил за отделкой постамента. Гранитные блоки для него были изготовлены петербургским камнетесом Самсоном Сухановым. Их производство шло в Выборгской губернии недалеко от деревни Киркопеле.
Путешествие из Петербурга в Москву
Транспортировать памятник в первопрестольную, учитывая его размеры и вес, было решено по воде. Сначала через Мариинский канал до Рыбинска, далее по Волге до Нижнего Новгорода, затем вверх по Оке до Коломны и по реке Москве. 21 мая 1817 года памятник был отправлен из Санкт-Петербурга и 2 сентября того же года доставлен в Москву. Первоначально стоять он должен был возле Тверской заставы, примерно там, где сейчас располагается Белорусский вокзал. Позже на этом месте была установлена триумфальная арка в честь победы над Наполеоном.
Решение о месте установки памятника было изменено, поскольку стремительно менялась сама Москва. К 1818 году стараниями архитектора Осипа Бове уже успели почти закончить создание новой Красной площади: засыпали Алевизов ров и возвели здание Торговых рядов. Именно там и решили поставить монумент — посреди площади, спиной к новому, в классическом стиле возведенному зданию Торговых рядов, лицом к Кремлю. Теперь Минин указывал князю прямо на сердце Москвы, что было вполне логично. К тому же совсем рядом, буквально в 50 шагах, находилась церковь Казанской божьей матери, построенная на средства князя Пожарского в ознаменовании их победы. Все получилось очень логично.
На торжество приехала вся правящая семья во главе с императором. Был дан концерт с премьерой оратории композитора Степана Дегтярева «Минин и Пожарский, или Освобождение Москвы», а завершилось действо парадом гвардейских полков. Позже монумент был окружен красивой ажурной решеткой с четырьмя фонарями, и рядом стояла будка с охранявшим его гренадером.
В советское время памятник едва не снесли в порыве революционного задора. За это ратовали многие советские деятели и пролекультовцы, требовавшие «убрать исторический мусор с площадей». Однако власть услышала мольбы художественной общественности, и здравый смысл восторжествовал. Помогло и вполне пролетарское происхождение Кузьмы Минина — центральной фигуры монумента. В итоге памятник передвинули с центра площади к Храму Василия Блаженного, чтобы он не мешал демонстрациям и парадам, но сохранили. Правда, теперь Минин указывает не на Кремль, а на Исторический музей, что, впрочем, тоже вполне логично.