Во вторник, 27 февраля, исполняется ровно 420 лет со дня избрания на русский престол Бориса Годунова. «Вчерашний раб, татарин, зять Малюты, зять палача и сам в душе палач» — так нелицеприятно охарактеризовал царя Александр Сергеевич Пушкин. В истории России трудно найти фигуру, оставившую в памяти народа более сложный и неоднозначный след, хотя, казалось бы, белых пятен в биографии царя Бориса практически нет, особенно в том, что касается его деятельности как главы государства. Но в том-то и парадокс, что существует как бы два Годунова: один — это реальный исторический деятель, а другой — литературный персонаж, созданный гением Пушкина. Портал iz.promo.vg попытался отделить правду от вымысла.
«В семье моей я мнил найти отраду»
Начнем с «татарского» происхождения. Судя по всему, это миф, причем рожденный внутри самой семьи Годуновых. В XV–XVI веках на Руси появилась мода — выдумывать себе красивые родословные. Началось это со времени, когда только освободившаяся от ига Московия стала именовать себя наследницей Восточно-Римской, или Византийской империи: «Москва — третий Рим, а четвертому не бывать». Правящий род Рюриковичей искал «корни» среди императоров, а вслед и приближенные занялись составлением красивых генеалогических древ. В приоритете было родство с уже упомянутыми Рюриковичами, литовскими Гедеминовичами или, на худой конец, с Чингизитами — потомками Чингисхана. Кстати, некоторые из монгольских родов тоже были в родстве с византийскими императорами, которые отдавали им в жены своих дочерей. Поскольку документов, достоверно подтверждающих подобные реконструкции, практически не существовало, каждый сочинял биографию в меру своей фантазии.
Сегодня известно, что род Годуновых ведет свое начало от рода костромского боярина Захария Чета, причем, по младшей линии. Старшим считался род Сабуровых, возвысившийся в конце XIV–XV столетиях. Из него происходило множество видных государственных деятелей и даже две государыни: Соломония — жена великого князя Василия III и Евдокия — первая (из трех) жена царевича Ивана Ивановича, сына Ивана Грозного. Именно от Сабуровых, где-то в XV веке пошла легенда о «ханском» происхождении их предка Чета, которое потом перешла и к младшей ветви.
До середины XVI столетия в общероссийском масштабе о Годуновых известно было мало. Упоминается, что в 1515 году воевода Василий Григорьевич Годунов с костромичами участвовал в малозначительном походе на Литву, даже командовал одним из полков. Вот, пожалуй, и всё.
Первым «сделавшим карьеру» представителем рода стал Дмитрий Годунов. Благодарить за это он должен судьбу и введенную царем Иваном Грозным опричнину. Кострома попала в опричные (то есть, царские) земли, что дало возможность не особо знатному, но деятельному и способному Дмитрию проявить себя. Со временем он стал постельничим, затем окольничим, получил боярский титул. Дмитрий Годунов сделался одним из самых влиятельных и близких к Ивану Грозному людей, ведь Постельничий приказ ведал всеми личными делами царя, прежде всего, его охраной.
У Дмитрия был брат Федор, который довольно рано умер. У него осталось двое детей-подростков — Борис и Ирина, которых Дмитрий и взял к себе в Москву. Так юный Борис оказался в самом центре дворцовой жизни — дядя выхлопотал для племянника должность стряпчего. Борис был «при его царьских пресветлых очах всегда безотступно по тому же не в совершенном возрасте, и от премудрого его царьского разума царственным чином и достоянию навык» (цитата по изданию «Акты археографической экспедиции»).
«Зять палача и сам в душе палач, Возьмет венец и бармы Мономаха…»
Стоит отметить, что о персоне Бориса — его внешности, характере, привычках — нам почти ничего не известно. Не сохранилось ни одного прижизненного портретного изображения, а сам царь не составил записок — он ведь неожиданно и скоропостижно умер в расцвете лет. Даже год рождения его нам точно не известен — где-то около 1550–1552 года. В письменных источниках Борис впервые упоминается в 1570-м в связи с опричниной. Хотя о его реальной деятельности на этом кровавом поприще мы ничего не знаем, а уже через пару лет опричнину Иван вовсе упразднил.
В 1571-м молодой Борис был «дружкой» (доверенное лицо жениха, распорядитель на свадьбе, впоследствии было вытеснено немецким термином шафер) на свадьбе царя Ивана Грозного с Марфой Собакиной. В том же году он сам женился на Марии Григорьевне Скуратовой-Бельской, дочери Григория Лукьяновича Бельского, более известного как Малюта Скуратов. Недруги Бориса выставляют это за карьерный шаг, но стоит оговориться, что статус Малюты на тот момент был не выше, чем у Дмитрия Годунова, а имидж главного опричного «живодера» скорее заставлял его искать поддержки у близкого царю постельничего. Да и с Борисом они были уже на равных — вместе выступали «дружками» на упомянутой царской свадьбе. Так что еще непонятно, кому этот брак был более выгоден. Хотя сам факт неоднозначного родства отрицать нельзя.
Следующим важнейшим событием в жизни Годуновых становится женитьба в 1575 году Ирины и Федора, второго сына Ивана Грозного. Юная девушка воспитывалась при дворе, была хорошо известна и государю, и царевичу, посему обошлось без традиционных «смотрин невесты». Хотя слухов вокруг этого союза распространялось множество, особенно, в последующие века. Федор был человеком болезненным, набожным и кротким, что неудивительно при таком родителе. Но юродивым и слабоумным он, конечно, не был. Его не готовили к власти, ведь наследником престола был его старший брат Иван, посему и невесту ему выбирали не для царства, а для жизни. Ирина, видимо, соответствовала выбору — вся ее биография тому свидетельство. Она тоже была чрезвычайно набожна, кротка и слаба здоровьем, при этом, красива, умна и образованна. Федор ее обожал, можно сказать, боготворил.
Ситуация изменилась в 1581 году, когда внезапно скончался бездетный наследник престола Иван Иванович. Случайное его убийство разгневанным отцом, скорее всего, миф, хотя ссора, видимо, имела место. Известно, что после некоего конфликта с родителем наследник захворал и через девять (по иным источникам — 11) дней умер. Связаны ли между собой эти события, сказать невозможно. Вскрытие гробницы Ивана и анализ его останков ничего не дали, разве что показали сильно повышенное содержание ртути, свинца и мышьяка. Но это могло быть следствием лечения, а не отравления — многие медикаменты того времени делались на основе упомянутых веществ.
Так или иначе, Федор и Ирина неожиданно стали наследниками престола. Естественно, положение обоих Годуновых существенно упрочилось, причем на первый план вышел именно племянник. В последние годы жизни Ивана IV, а он после гибели сына очень сдал, Борис стал одним из самых близких к царю людей. Ну а после смерти Ивана Грозного и воцарения Федора Борис Годунов фактически стал правителем страны и управлял ею более двух десятилетий сначала как ближайший родственник монарха и «первый министр», а потом и как полновластный избранный государь.
Конечно, можно говорить, что Борису повезло — не будь у него дяди Дмитрия, так и остался бы он прозябать в костромской глуши. И любовь Федора к его сестре Ирине свою роль сыграла, и неожиданные коллизии эпохи. Но всё же нельзя не отметить также его выдающиеся личные качества. В чудовищном, жестоком и плохо предсказуемом окружении Ивана Грозного он сделал удивительную карьеру от мальчика-слуги до первого лица государства. Не имея изначально ни богатства, ни знатности, он обошел всех конкурентов, коих было предостаточно — Шуйские, Романовы, Бельские и т.д. Причем, без крови и предательств. Без сомнения, это говорит об удивительных способностях, за которые, собственно, он и был избран царем 27 февраля 1598 года, когда Земский собор принес присягу на верность Борису Годунову.
«И мальчики кровавые в глазах…»
Согласно легенде, одухотворенной гением Пушкина, Годунов участвовал в убийстве Ивана Грозного и его сына царевича Дмитрия. Но мало того:
«Кто ни умрет, я всех убийца тайный:
Я ускорил Феодора кончину,
Я отравил свою сестру царицу,
Монахиню смиренную... всё я!»
Обсуждать всерьез покушения Годунова на жизнь Федора и Ирины было бы совсем странно в силу их абсурдности, но и первые два обвинения, в отношении Ивана Грозного и его сына Дмитрия, судя по всему, тоже ложные. Даже сам факт убийства обоих Рюриковичей вызывает большие сомнения.
Легенда о том, что Иван был убит своими приближенными, опирается на предположения современников и рассказы очевидцев о том, что тело монарха после смерти сильно распухло и источало зловоние. По мнению некоторых, это могло служить доказательством отравления государя. Хотя, с тем же успехом, могло оказаться результатом болезни. При вскрытии гроба Ивана IV в его костях было обнаружено большое количество ртути и мышьяка и снова не понятно, результат ли это действия яда или принимаемых им лекарств. Кстати, знаменитый антрополог профессор М.М. Герасимов обнаружил на костях Ивана наросты-остеофиты из-за которых царь без сомнения испытывал страшные боли и даже не мог в последние годы самостоятельно передвигаться — известно, что его носили на носилках. Это могло вызывать употребление большого количества лекарств. Впрочем, однозначных свидетельств насильственной смерти при исследовании обнаружено не было.
Кроме того, убивать царя у Годунова не было никаких причин. Перед смертью Грозный прилюдно назначил своим наследником сына Федора, а Бориса назвал своим душеприказчиком и попечителем Федора и Ирины. Других вариантов престолонаследия не оговаривалось. Лишь в случае долгой бездетности Ирины, Иван наказал сыну взять другую жену — княжну Ирину Мстиславскую. Двухлетний царевич Дмитрий в качестве наследника не рассматривался вовсе, ему был отдан в «кормление» Углич, куда он с матерью Марией Нагой и уехал.
Это важно, поскольку подтверждает, что никаких мотивов для убийства Дмитрия у Бориса Федоровича тоже не было. Свидетельств убийства, кроме голословных обвинений Марии Нагой, тоже не нашлось. Впрочем, через некоторое время она признает в Лжедмитрии своего сына, то есть, вообще опровергнет сам факт убийства.
Итак, Дмитрий никогда не был наследником престола и не мог быть, поскольку родился в шестом (или седьмом — смотря как считать) браке царя Ивана, церковью не признанном. К тому же на момент гибели Дмитрия (май 1591 года) Федор и Ирина ждали ребенка, что вообще лишало убийство царевича всякого смысла. Причем сам Борис многое сделал для того, чтобы у монаршей четы появился наследник, например, выписал из Лондона придворного лекаря королевы Елизаветы. Ирина не раз беременела, но врожденная патология костей таза, что было выявлено при недавних исследованиях ее скелета, не давала возможности нормально выносить ребенка. Вскоре после гибели Дмитрия у монаршей четы родилась дочь, к сожалению, вскоре умершая.
Но главное свидетельство невиновности Бориса даже не в отсутствии мотивов, а в документах следствия, которое было проведено по горячим следам. Руководил им будущий царь, а тогда боярин Василий Шуйский, и отнесся он к делу весьма тщательно. К счастью, почти все материалы дознания, в том числе протоколы допросов свидетелей (было опрошено 150 человек), дошли до наших дней и их подлинность не подвергается сомнению. Большинство современных исследователей сходятся во мнении, что убийства, скорее всего, не было — страдавший эпилепсией царевич в момент припадка сам поранил себе шею ножом и умер от потери крови.
Кстати, страшный террор в отношении бояр-конкурентов, в котором также обвиняли Годунова, — это тоже сильное преувеличение. Кто-то из явных конкурентов действительно был сослан, как Богдан Бельский или Афанасий Нагой, кто-то насильно пострижен в монахи, как Федор Романов (будущий патриарх Филарет) или несостоявшаяся «супруга» царя Федора Ирина Мстиславская, но убийств не было — ни одного смертного приговора уже ставший царем Борис не подписал. По сравнению с недавними временами Ивана Грозного, «репрессии» Годунова выглядели достаточно гуманно, что, кстати, впоследствии вышло ему боком.
«Не мало нас, наследников варяга, Да трудно нам тягаться с Годуновым»
Возникает естественный вопрос: за что же великий Пушкин так ославил Бориса Годунова, обвинив его во всех смертных грехах? Прав ли он был, изображая Бориса фигурой нелюбимой в народе и от того столь зловещей?
В своей литературной работе Пушкин опирался на образ, созданный самым знаменитым историком его времени Николаем Михайловичем Карамзиным. А тот использовал письменные источники начала XVII века, откуда и почерпнул версию «убийства».
Эта легенда создавалась вполне сознательно, и центральной ее фигурой был не сам убиенный царевич, а появившиеся во времена Смутного времени Лжедмитрий и его многочисленные последующие реинкарнации. Для перешедших на сторону самозванца русских бояр, а это как раз в основном были попавшие в опалу при Годунове, важно было придать новому правителю легитимность, поэтому в их кругах и зародилась версия о «злодее-детоубийце» Годунове и счастливом спасении царевича. Мол, заговор не удался, но ребенка пришлось прятать за границей. И Мария Нагая признала «сына», и бояре Романовы (Лжедмитрий освободил Филарета из монастыря и сделал митрополитом Ростовским), и некоторые другие.
Позже, уж после воцарения Романовых, стала создаваться официальная версия событий, где их роль становилась главной. Деяния остальных участников корректировались исходя из их лояльности к новой власти. За два столетия сформировался круг письменных источников, удобных Романовым. Большинство остальных материалов или были уничтожены, или убраны с глаз долой. Добраться до них исследователи смогли лишь в более позднее время, у Карамзина же даже такой цели не было — будучи официальным историографом двора и воспитателем царских детей, он писал романовский канон.
«Но смерть… но власть… но бедствия народны…»
Но во многом Карамзин, а следом за ним Пушкин, были правы, и прежде всего в том, что Годунов так и не стал для народа «любимым царем». В последние годы его правления — первые годы XVII века — его рейтинг, говоря сегодняшним языком, упал почти до нуля, и появление самозванцев, а также то, как на них реагировала страна, лучше тому подтверждение.
Виной всему стал страшный голод первых лет XVII века. На эти годы пришелся пик активной фазы малого ледникового периода, когда во всей Европе было отмечено резкое похолодание. В эти годы замерзали Рижский залив и северное побережье Черного моря, лед стоял на Москве-реке до июня и происходили иные ужасные катаклизмы. В 1601 году несколько недель шли проливные дожди, а потом ударил мороз. Все посевы погибли. В последующие два года ситуация повторилась. Начался повсеместный голод, жертвами которого только в Москве стали десятки тысяч человек. Попытки властей организовать в столице бесплатную раздачу денег и хлеба не помогли — народ массово пошел в города, начался хаос. Описано немало случаев людоедства. Финансы государства быстро истощились, в то время как монастыри, купцы и некоторые бояре наживались на голоде, взвинчивая цены на продукты. Кое-кто из недовольных Годуновым бояр сознательно провоцировал народ на беспорядки.
«Бог насылал на землю нашу глад,
Народ завыл, в мученьях погибая;
Я отворил им житницы, я злато
Рассыпал им, я им сыскал работы —
Они ж меня, беснуясь, проклинали!»
(А.С.Пушкин «Борис Годунов»)
У людей возникал естественный вопрос о причинах бедствий и ответы рождались в духе того времени: «Прогневили бога». Мол, пока правил царь «прирожденный», «помазанник Божий», всё было хорошо, а как стал выбранный Земским собором Годунов — начались бедствия. И никто не вспоминал, что при Иване Грозном тоже был голод, да еще усугубленный чумой, и народа перемерло гораздо больше. Но теперь все считали, что виноват Борис, которого прозвали «рабоцарь» — отсюда и сентенция Пушкина о «вчерашнем рабе».
Если же объективно оценивать деяния Годунова, то это был едва ли не самый удачный и динамичный период развития страны. Борису удалось преодолеть последствия многолетней Ливонской войны и вернуть потерянные на Западе земли. Он решил проблему постоянных крымских набегов, построил могучие оборонительные стены московского Белого города и возвел Земляной город. Причем каменное строительство шло не только в столице — например, в Смоленске была отстроена новая первоклассная крепость. Активно шла колонизация степных районов к югу от Оки, территорий Среднего Поволжья, Западной Сибири. При Годунове были заложены и отстроены более тридцати новых городов, среди которых Саратов, Царицын, Самара, Воронеж, Белгород, Томск и многие другие.
Годунову удалось преодолеть тяжкое наследие опричнины, укрепить армию, наладить систему налогообложения. Ему принадлежит главная заслуга в установлении на Руси патриаршества. При нем активно развивались международные связи. На Русь стали приезжать иностранные мастера, возникали торговые и ремесленные слободы.
Годунов успел многое, но всё в одночасье пошло прахом. Не исключено, что ему удалось бы удержать ситуацию под контролем, но в 1605 году Борис, которому было чуть за 50, скоропостижно умер. Его потомков и родственников смело Смутное время, а потом началась эра Романовых, которым добрая память о царе Борисе была совершенно не нужна. Лишь в конце XIX века стали раздаваться голоса в защиту Годунова, но переломить давно сформировавшийся общий настрой оказалось трудно. Могучая сила литературного пушкинского слова оказалась сильнее сухих доводов историков.
*/ /*-->*/ /*-->*/ /*-->*/ /*-->*/ /*-->*/ /*-->*/ /*-->*/