Нашумевшую постановку Пермского театра оперы и балета Cantos впервые смогли увидеть московские зрители. Во Дворце на Яузе два вечера подряд звучала музыка Алексея Сюмака и танцевал Теодор Курентзис, причем не в переносном, а в буквальном смысле. Перед дирижером в этом спектакле стоят не только музыкальные, но и пластические задачи — ему пришлось забираться на стол, демонстрировать миманс и даже выступать в качестве проводника публики.
Показы прошли в рамках XXIV московского фестиваля «Золотая маска». На ежегодном смотре демонстрируются спектакли-номинанты на главную театральную премию страны. Cantos борется за семь наград, в их числе — «Опера», «Работа дирижера в опере», «Работа режиссера в опере» и «Работа композитора в музыкальном театре». И шансы взять большинство из них очень велики.
Дело даже не в том ажиотаже, который сопутствует постановке с момента премьеры в Перми (в Москве, кстати, несмотря на дороговизну билетов и два показа, попасть на Cantos было крайне непросто). Просто авторам удалось создать произведение экспериментальное, а эксперименты на «Золотой маске» приветствуются.
То, что зрителей ожидает нечто непривычное, можно было понять еще в момент входа в зал: обладателей билетов по одному запускают в полностью темный коридор, пробираться в котором приходится буквально на ощупь, и в итоге рассаживают на сцене, где вдоль обеих стен стоят стулья. Метафора движения через мрак понятна, но, как следствие, посадка растягивается на 40 минут. К моменту начала действия сакральный настрой успевает растаять в утомительном ожидании.
Пожалуй, самая спорная составляющая спектакля — собственно драматургия, режиссура (Семен Александровский). Если в музыке форма выстраивается за счет чередования различных ансамблевых комбинаций, то в действии контрастов и развития отчаянно не хватает. Зато подчеркнутая минималистичность визуального решения (стол в центре и засохшие деревья по периметру) позволяет прозвучать номерам Алексея Сюмака наиболее выигрышно. По словам композитора, Cantos родился из заказа Курентзиса на скрипичный концерт. В процессе работы замысел трансформировался в оперу для хора, ударных, электроники и солирующей скрипки на тексты Эзры Паунда, американского поэта-модерниста XX века.
Авторы поясняют, что драматичная биография Паунда и стала квазисюжетом. Поэт в юности мечтал об объединении всех наций и создавал новый сверх-эпос Cantos (отсюда и название спектакля). Во время Второй мировой войны, живя в Италии, стал пропагандистом фашизма. После свержения режима Муссолини был приговорен к казни и избежал ее только из-за диагностированного сумасшествия. А выйдя из лечебницы, отрекся от творчества и всех идей, дал обет молчания и к концу жизни практически разучился говорить.
Виртуозное соло скрипки здесь — образ самого бессловесного поэта. А хоровая лингвистическая полифония, абсолютно «нечитаемая» для зрителя, — метафора «языка мира» и вместе с тем бред сумасшедшего. Действие начинается с нестройной хоровой декламации стихов Паунда из пространства пустого партера Дворца на Яузе, после чего хористы MusicAeterna забираются на сцену и остальные номера исполняют уже в буквальном смысле окруженные публикой.
Игра с пространством, инверсия театральных традиций (публика — на сцене, артисты — в зале) будет и в дальнейшем. Так, дирижер постоянно оказывается позади музыкантов или же окруженный ими со всех сторон, да и солистка-скрипачка (Ксения Гамарис) свободно перемещается по подмосткам. Но кульминация этого — в самом финале. Курентзис лично подводит за руки зрителей к закрытому занавесу у авансцены. И когда черная ткань поднимается, публика выходит из мрака в освещенный зрительный зал, в благоговейном молчании следуя через ряды деревьев в золотистом свете...