В субботу, 10 февраля, в России отмечается День дипломатического работника. Впервые эту дату начали праздновать 15 лет назад. Профессия дипломата перестала быть недоступной для «простых смертных», как это было в советское время, но не потеряла своего престижа. Какими качествами должен обладать сотрудник внешнеполитического ведомства в современном мире и существует ли дипломатия с женским лицом? РЕН ТВ специально для портала iz.promo.vg побеседовал с лицом российской дипломатии на международной арене, директором департамента информации и печати МИД России Марией Захаровой.
— Помните тот момент, когда социальные медиа стали инструментом дипломатической работы. С какими событиями для вас это связано?
— Это даже не события, а персоналии — министр иностранных дел Швеции Карл Бильдт. Лет 7–8 назад в сводках, которые готовят для сотрудников МИДа, стали постоянно появляться его заявления со ссылкой на то, что они сделаны в соцсетях. Это было довольно странно, потому что они были не то чтобы острые, но очень колкие.
Уже потом мы узнали, что есть такое понятие, как троллинг, но по формату, жанру и оперативности это было что-то совсем непривычное. Мы поняли, что есть новая информационная реальность: можно было либо говорить, что это не про нас и мы так не умеем, либо начать работать, что, собственно, и произошло.
— О чем был ваш последний статус в соцсетях?
— Если не брать в расчет комментарии, то, наверное, о Международном олимпийском комитете. У меня примерно 350 тыс. подписчиков, и я понимаю, что, помимо ботов, среди этих людей есть настоящие читатели, которые с удовольствием комментируют. Считаю, что они требуют к себе уважительного отношения, а это предполагает общение с ними. Я давно занимаюсь информационными технологиями. Мне кажется, что, если ты заводишь личный аккаунт в соцсетях, нужно быть честным. Если ты даешь аккаунту свое имя, ты обязан вести его сам. Это моя точка зрения, и я не претендую на истину в последней инстанции, но у нас в министерстве так заведено.
Конечно, не всегда есть время следить за постами и всё комментировать. Но если не хочется отвечать на острую критику или благодарить за слова поддержки, тогда не нужно вести аккаунт от своего лица — нужно быть честным.
— Западная пресса по-разному о вас отзывалась: то жесткий рупор пропаганды, то символ женственности. Где вы видите свое место в этой системе координат — или, может, есть какая-то другая система?
— Я считаю, что человек был задуман как целый мир и в нем есть место всему: и жесткости, и женственности. Не вижу в этом ничего противоречивого: я себя чувствую достаточно гармонично и как женщина, и как человек, занимающийся информационными технологиями. Люди к этому относятся по-разному, и каждый отмечает что-то свое: кого-то задевают какие-то моменты, кому-то нравятся — у каждого есть право на выбор.
— Быть женщиной в дипломатии проще или сложнее? Ведь женщин-дипломатов в нашей стране можно по пальцам руки пересчитать.
— Список женщин — дипломатических работников не так уж мал: есть и послы, и постоянные представители. Безусловно, эта прекрасная тенденция будет продолжена. Но не по разнарядке. Наши западные коллеги, например, считают, что женщины должны быть квотированы и иметь свою долю в ведомственных назначениях. У нас другая концепция — это вопрос профессионализма. В решении, которое принимается о назначении человека на ту или иную должность, главным критерием являются его навыки, достижения, опыт, а не пол. Это базовые принципы, влияющие на принятие решений.
— Есть ли разница между мужским и женским подходом в дипломатии?
— Мне кажется, нет такого деления. Безусловно, есть особенности, которые проявляются и в подходах, и в жизненных традициях, в определенном распределении обязанностей между мужчиной и женщиной, когда речь идет о семейной жизни. Это, безусловно, имеет свой отпечаток, и уравнивать, на мой взгляд, тоже неправильно. Но при этом на первом месте стоит профессиональное отношение к работе, квалификационные требования. Либо ты им соответствуешь, либо нет. Но есть нюансы, которые привносятся каждым человеком исходя из его характера, заложенных природных качеств, иногда недостатков.
— Какие качества важны для работы дипломата?
— Когда Сергея Викторовича Лаврова спрашивали об этом будущие дипломаты — студенты, которые обучались этой профессии, он ответил так: широкий кругозор, знание истории собственной страны, мировой истории, владение языками, умение общаться и анализировать, понимание глобальных интересов страны и, безусловно, понимание того, что ты работаешь в коллективе, потому что дипломатия — это командная игра.
— С тех пор как мир перестал быть однополярным и страны начали выбирать, с кем можно разговаривать и договариваться, а с кем говорить на языке санкций, это список качеств как-то изменился? Ушло ли что-то из профессии?
— Ответа на этот вопрос нет, потому что очень не хочется отвечать: «А вы знаете, с тех пор что-то ушло». Мы видим, как нас подвигают партнеры к такому ответу. Чтобы мы констатировали, что мир начал меняться под их влиянием, что ушли такие понятия, как международное право, уходит такое понятие, как дипломатия.
Мы делаем всё возможное и невозможное, чтобы мир не менялся в эту сторону. Доказываем, что международное право, которое было не просто придумано, а разработано, внедрено и на развитие которого ушли десятилетия, — это базис, альфа и омега. Это то, без чего мир не может существовать, потому что это может привести к новым мировым войнам и международному коллапсу.
Мы доказываем, что приемы дипломатии, навыки, которые дает эта профессия, в сочетании со знаниями могут быть волшебной палочкой, которая помогает разрешать самые сложные мировые проблемы.
Сегодня дипломатия должна сочетать в себе многие тенденции современного мира и многих стыковых профессий. Ты должен больше понимать в вопросах разоружения, новых технологий, должен быть сам себе пресс-секретарем. Потому что даже самые правильные и нужные решения требуют информационной поддержки.
— Какими еще дополнительными навыками должен обладать дипломат в современном мире?
— Помимо базы, дипломат должен обладать знаниями в смежных областях: экономической дипломатии, изучать вопросы новых вызовов и угроз. Конечно, это и международная информационная безопасность.
Компонентов огромное количество, и дипломат должен быть в курсе всего. Если раньше была возможна узкая квалификация — например, человек занимается консульскими вопросами, — то теперь он должен при этом понимать законы публичной дипломатии, уметь выйти к журналистам, рассказать о том, что было сделано, какие меры принимаются. Должен понимать современные тенденции международных отношений. Это синтез многих знаний.
— А как быть с человеческими эмоциями? Ведь наверняка было непросто наблюдать за реакцией украинских коллег на смерть нашего дипломата в Турции.
— У нас тоже бывают эмоции, которые вызывают бурное обсуждение. Нельзя никогда забывать, что дипломаты остаются людьми. Вопрос в том, насколько ты имеешь право на свои эмоции. Бывают моменты, когда настолько остро человек реагирует на несправедливость, что дает волю своим эмоциям, а не только профессиональным навыкам.
Пропорции этого остаются на усмотрение профессионала, ты не можешь перестать быть человеком. Как только ты перестаешь чувствовать чужую боль и сострадать — каким бы успешным дипломатом ты не был, на этом всё заканчивается. Никогда не отказываться от своих человеческих эмоций, но при этом понимать, что не всегда возможно их проявлять на публике. Это очень тонкий момент.
— Но ведь многое зависит от личностного фактора. Вы верите, что настанет момент, когда дипломаты Москвы и Вашингтона будут говорить на одном уровне?
— Диалог, конечно, ведется. Очень часто наша практическая работа заглушается совершенно нечеловеческой по степени накала и ненависти риторикой, которую мы слышим по ту сторону океана и на нее вынуждены отвечать. Хочется надеяться, что эта тенденция изменится, потому что нам есть над чем работать. Сфер сотрудничества очень много, и хочется, чтобы нам позволяли расширять области взаимодействия, а не усложняли и без того трудную работу.
Мы слышим постоянный гул, но его уровень принижает значимость той работы, которая ведется между нашими посольствами и нашими делегациями на международных площадках. Где-то остро, где-то в открытую, иногда даже переходит в противостояние, а где-то идет взаимодействие, попытка найти общие подходы. Хочется, чтобы партнеры наконец осознали пагубность и бесперспективность публичного нажима и русофобской риторики. Поняли, что нормальное партнерское взаимодействие выгодно в том числе и для них.
— Можно ли это назвать вашей профессиональной мечтой или есть какая-то другая?
— Не могу сказать, что конкретно это моя мечта. Она не фокусируется только на этом. Я вижу такое количество ужасных, диких международных конфликтов, которые сегодня разворачиваются в нашем мире. В то время как у нас вызывает невозможные эмоции выпавший снег: мы готовы писать гневные посты, жалобы на коммунальщиков, а при этом ты приезжаешь на работу, открываешь материалы и читаешь, что в целом ряде стран гуманитарная катастрофа. В Йемене ежедневно гибнут тысячи людей, просто потому что у них нет возможности есть и пить, и так получается не потому, что они менее талантливые, чем мы с вами, и не потому, что это техногенная катастрофа разрушила их страну, — этот кризис совершенно рукотворный. В их жизнь вторглась война, которую не они развязывали. Каждый день она уносит жизни, у людей нет возможности выжить в этом аду.
Когда что-то ужасное происходит с одним конкретным человеком, мы готовы защищать его, готовы всем миром навалиться и отдать последнее, чтобы ему помочь. Но с какого-то момента, когда речь идет о десятках, сотнях и тысячах, для нас всё это становится каким-то сторонним явлением. Где же наши усилия, когда они необходимы тысячам и миллионам?
— Получается, одна из задач дипломатии — сделать мир человечнее?
— Наверное, да, но делать это нужно не искусственно, а используя имеющийся инструментарий. Предотвратить назревающий конфликт или сделать так, чтобы конфликтная ситуация не имела тенденции перерасти в противостояние. Дипломаты достигают этих высоких целей конкретными доступными методами. Это и есть наша профессия.