В петербургском издательстве «Балтийские сезоны» вышла книга «Лишь это и жизнь». Автор — мэтр отечественного театра и кино Леонид Мозговой. С культовым актером Северной столицы, ставшим мемуаристом, встретился корреспондент «Известий».
— Что для вас самое дорогое в этом издании?
— Эта книга — дневники, воспоминания — приурочена к 120-летию со дня рождения моего учителя, актера, театрального режиссера и педагога Бориса Зона. У меня за плечами его школа актерского мастерства, он, в свою очередь, был учеником Станиславского. Зон был основателем Нового ТЮЗа, его ученики — знаменитые актеры Павел Кадочников, Николай Трофимов, Зинаида Шарко, Наталья Тенякова. Школа Зона считалась своего рода знаком качества. Публикую в этом томе посвященные ему стихи, и название книги «Лишь это и жизнь» — тоже стихотворная строчка.
— Органично сыграть роль — задача сложная. Как вы объясняете нюансы студентам, которым преподаете актерское мастерство?
— Что такое актерское мастерство по системе Станиславского? Это умение раскрыть природу актера. Только и всего! Причем Станиславский всё это испытывал на себе. Слово «актер» — от слова «акт» — действие, актер — это человек действующий. И как говорил Зон, «нужно каждый раз играть как будто в первый раз». Присвоить себе чужую жизнь и прожить ее как свою собственную.
— Ребята, которые приходят к вам учиться, сильно отличаются от молодых людей вашего поколения?
— Нет, всё те же. В каждом поколении есть люди, которые к актерской профессии стремятся, считают ее своим призванием. Трудно бывает расставаться, если видно, что у человека есть большое желание, а актерских данных нет. И до сих пор, конечно, важны идеи Станиславского. Это азбука. Так же как ученые открыли законы физики, Станиславский открыл законы театра и рассказал о них в интересной доступной форме.
— Олег Басилашвили говорил как-то, что хотел бы, чтобы БДТ — формальный театр, где подчеркивается яркая, современная форма, был соединен с системой Станиславского, русским психологическим театром.
— Плохо, когда форма существует ради формы и нет того, что задевало бы сердце. Но и без формы театр невозможен. Формальный театр Мейерхольда — он же тоже из Станиславского вышел. Или, например, пантомима, это ведь тоже форма, но в ней есть драматургия, это не просто бессмысленные выкрутасы. Например, в постановках Славы Полунина всё наполнено и продуманно. Я работал, кстати, со Славой на концертах, не удивляюсь, что он сегодня признанная мировая звезда.
— А в БДТ не приходилось работать?
— Недавно художественный руководитель БДТ Андрей Могучий пригласил на роль, с Алисой Фрейндлих должен был кролика играть. Пошел, даже репетировал. Но потом понял, что не мое.
— Не ваш масштаб?
— Не в этом дело, я уже привык к «самости», мне ближе театр актера — одиночки.
— Вас считают признанным мастером индивидуального жанра.
— Жанр театра одного актера был особенно популярным в 30–40-х годах прошлого века. Сейчас он фактически сошел на нет. Хотя в каждой филармонии есть такой артист, но на гастроли нас уже не зовут… А ведь совсем недавно я со своим моноспектаклем изъездил всю страну, до самого Сахалина.
— Актер Михаил Ефремов, например, тоже работает на сцене один.
— Это совсем другой жанр. В дотелевизионную эпоху моноспектакль был своего рода инструментом пропаганды русской, да и зарубежной классической литературы. Я работал на всех главных концертных площадках больших городов Советского Союза. Единственным условием было то, чтобы декорации помещались в самолет. Первая моя программа была посвящена поэтам, погибшим на войне, она была о Павле Когане, Михаиле Кульчицком, Николае Майорове. Потом была программа про Окуджаву…
С Булатом Шалвовичем я был лично знаком. Мы встретились с ним в Музее Достоевского, я читал его произведения. Ему понравилось, как я это делаю, он, выслушав, сказал: «Вы мне не подражаете, но уловили мою интонацию». Благодаря его протекции я работал в Москве, в Доме актера, потом в Переделкино. В прошлом году нас пригласила выступить вдова Окуджавы Ольга Владимировна Арцимович. Приходил на тот вечер и поэт Евгений Евтушенко.
— Человека очень ярко характеризует вопрос о Боге. Вы верующий человек?
— Я не очень верю, что какой-то дедушка на облаке сидит, человек не может понять, как произошел этот мир и как он устроен, и поэтому придумывает свои версии. Нет закономерностей, всё лишь случай. Я человек не церковный, но святое за душой у меня есть, никогда не сделаю подлых вещей. А не верю я, в общем, потому, что воспитывался в семье безбожников, отец у меня был профессиональный военный.
— О вашей семье мало что известно.
— Для меня моя семья — это прежде всего папа мой и дяди мои, мама рано умерла. Кстати, у меня один дядя сидел в ГУЛАГе, а другой был в этой системе охранником.
— Слышала, что ваш внук стал актером?
— Андрей проучился три года в театральной академии и ушел. Он очень самостоятельный человек. У него свой ансамбль, и в отличие от меня он очень хорошо играет на гитаре.
— У вас в комнате много книг, фото, вот здесь вы в роли женщины…
— В «Русском ковчеге» у Сокурова я сыграл три роли: вот эту даму, татарина и профессора. Этот снимок был сделан в Чехии.
— В фильмах Александра Сокурова вы были Лениным, Гитлером и Чеховым. Какой знаменитый режиссер на съемочной площадке?
— Как там говорил Шариков в «Собачьем сердце»? «Свезло мне!» Сокуров — удивительный человек. Сколько я его знаю, а это больше четверти века, он никого никогда не оскорбил, ни на кого никогда голоса не повысил. Спокойным голосом всегда: «Людочка, подправьте», «Леонид Павлович, занимайтесь делом! Это не ваши проблемы, это сделают реквизиторы!» Вот я старше Сокурова на 10 лет, а у меня такое ощущение, что я его намного моложе, потому как он глубокий, настоящий художник мирового масштаба.
— Вы работали во всех его знаменитых картинах. Почему он выбрал именно вас?
— Сниматься в картине «Камень» меня позвала режиссер Вера Новикова. Мы с ней были знакомы до этого, и вот она мне звонит: «Леня, я сейчас работаю у Александра Николаевича Сокурова. Он ищет актера на роль Чехова. Мне кажется, ты подойдешь».
Чехов в 1992 году — это первая моя роль в кино. Съемки проходили в Ялте, в доме Чехова, в прекрасном саду рядом. Была осень, и вдруг неожиданно выпал сильный снег. И мы сняли эту метель. Это был очень интересный ход, в чеховском саду деревья, как тростиночки, качались от ветра. По сюжету Чехов с того света возвращался к себе в дом.
— Сокуров, как известно, очень тщательно подходит к каждой детали картины. Как вживались в образ Чехова?
— Я заново прочел многие произведения классика, пересмотрел ранние фильмы, где Чехова играли другие актеры. У зрителя, который смотрит фильм Сокурова, возникает ощущение некой подлинности происходящего в картине и даже потусторонности…Фильм, прямо скажем, получился непростой. Как, впрочем, всё у Сокурова. Этот режиссер снимает для думающих людей. Для тех, кто ходит по выставкам, музеям, читает, слушает классическую музыку.
— В образ Чехова вживаться приятно. Это замечательная роль и писатель всеми любимый. А вот роль Гитлера…
— И в этот образ приходилось вживаться, а как же! Обязательно. Нужно было понимать все мотивы диктатора. Он же не считал себя злодеем. Он думал, что именно он должен владеть миром. Когда вдумываешься в этот образ, то пытаешься оправдать его действия. Почему герой совершает эти страшные поступки? Его понять очень сложно, но рядом был Сокуров. А с ним ничего не страшно.
— Сокуров много репетирует?
— Почти совсем не репетирует. Он формирует такую благожелательную атмосферу, такое трепетное отношение к актеру, ко всем на съемочной площадке... А если что-то не клеится, то злится только на самого себя.
— После окончания съемок фильма общение с режиссером продолжается?
— Нет, в жизни мы почти не общаемся, не ходим друг к другу в гости, соблюдаем дистанцию, для творческих отношений это все-таки важно.
Справка «Известий»Леонид Мозговой родился 17 апреля 1941 года в Туле. Окончил ЛГИТМиК (курс профессора Б.В. Зона).
Известен не только театральными и киноролями, но и как актер литературной эстрады. Лауреат премий «Ника», «Золотой овен». Ведет актерский курс в Санкт-Петербургском государственном институте кино и телевидения.