Центральный дом актера им. А.А. Яблочкиной (ЦДА) открыл сезон премьерой спектакля «Имя» по пьесе неоднократного номинанта на Нобелевскую премию Юна Фоссе. Камерный спектакль Йоэла Лехтонена с участием артистов театра-лаборатории «Да» органично соединил в себе чеховскую тоску с абсурдизмом и утопией современного западного театра.
Имя Юна Фоссе в России не слишком известно: на наших театральных подмостках его пьеса появлялась лишь однажды — в Санкт-Петербурге. Однако в Европе по произведениям Фоссе поставлено более тысячи спектаклей, а в Норвегии этого драматурга считают вторым по значимости после Генрика Ибсена.
Сложно сказать, был ли знаком Фоссе с произведениями Чехова, но «Имя» удивительным образом напоминает «Чайку» и «Вишневый сад»: минимальное количество драматических перипетий, та же тоска о загубленной жизни, те же отчаяние от осознания бессмысленности бытия и омертвение души. «Я бы пошла учиться, да не знаю, чего я хочу», — произносит одна из героинь.
Художник Татьяна Спасоломская наполнила камерное пространство сцены своими картинами, выполненными на железе. В гостиной, где разворачивается действие, стоят диван и два кресла. В углу мерно постукивают часы. Пол устлан живым мхом: его запах в сочетании с шумом дождя за окном и монотонной музыкой создают неповторимую атмосферу отрешенности и рождают предчувствие трагедии.
По сюжету 19-летняя беременная Беата приезжает к родителям со своим молодым человеком, отцом ее будущего ребенка. Девочка ждет поддержки и соучастия от близких, но натыкается на холодную, как сама Норвегия, стену отчуждения. Семья говорит о чем угодно, но только не о будущем дочери. Эти люди разучились любить и чувствовать, единственное, что их интересует, — отдых. Но сон нейдет: так и слоняются герои весь вечер между постелью и гостиной, как маятник на часах.
Финн по происхождению Йоэл Лехтонен уже более 20 лет ставит спектакли в России. В основном — современную зарубежную драматургию. Перед премьерой он сообщил, что посвятил этой работе полтора года своей жизни и вложил в нее свой опыт главы семьи.
Каждого из героев пьесы режиссер наделил особой чертой. Мать Беаты постоянно подкрашивает губы, отец — периодически хрустит позвоночником, парень главной героини без конца читает книгу (название которой, кстати, даже не знает), а сестра — казалось бы, единственный адекватный персонаж — на поверку оказывается нимфоманкой. В алогичности поведения героев заложена добрая порция юмора, и зрители с радостью на него откликаются, но каждая такая улыбка приправлена горькой усмешкой.
Финал, как и в пьесах Чехова, стремителен и безжалостен. В гости к Беате заходит ее бывший любовник, герои цинично придаются страсти, а после парень исчезает. Вслед за ним в дверном проеме растворяется и отец ребенка. И непонятно: вышел ли покурить или ушел навсегда. Под занавес на экране демонстрируется текст молитвы. Кажется, только Бог может уберечь душевный мир героини от пошлостей мира, но он молчит...