Александр Михайлин: «То, что я русский, сыграло роль на суде»

Вышедший из американской тюрьмы россиянин — об американском правосудии, дискриминации и надеждах вернуться на родину
Анна Халитова, Дмитрий Лару
Фото: из личного архива

Россиянин Александр Михайлин, отбывший срок в тюрьме США по обвинению в торговле американским военным оборудованием, рассказал «Известиям» о подробностях своего задержания спецслужбами Соединенных Штатов, о дискриминации со стороны судьи по национальному признаку, допросах и обращении в тюрьме.

— Расскажите вашу историю, как вас задержали.

— 21 декабря 2012 года, после того как я прошел паспортный контроль и таможенный досмотр, меня сняли с рейса Нью-Йорк–Москва в международном аэропорту имени Джона Кеннеди. В тот день все ждали конца света, а для меня он именно тогда и наступил.

Я решил лететь в Россию внезапно — за пару дней до этого мне позвонила мама и сказала: «Сынок, мне плохо, ты мне нужен, приезжай». У меня не было с собой ничего нелегального. Единственная вещь, которая потом в течение всего судебного процесса упоминалась как вещественное доказательство того, что я якобы занимаюсь экспортом военного оборудования, — завалявшийся в сумке резиновый наглазник для окуляра прибора ночного видения. Резинку за года три до этого заказал на eBay мой знакомый, ей цена на вид $5.

Когда в аэропорту на меня надели наручники, я был спокоен, понимал, что не сделал ничего незаконного. Я говорил представителям спецслужб: «Обыщите меня и отпустите, мне срочно надо в Москву, у меня больная мама». Они мне ответили, что никуда я уже не полечу, а больная мама — исключительно моя проблема. Меня обыскали, забрали ключи от квартиры, куда в тот же день и пришли, всё там перевернули. Но ничего не нашли.

Я им объяснял, что экспорта я не осуществлял, а просто по просьбе моего знакомого делал покупки в интернете, шесть или семь подержанных приборов за три года. Их покупка не является нелегальной, и факта экспорта не было установлено.

— А как проходили допросы?

— Меня доставили в какую-то тюрьму, стали допрашивать, психологически давили. Утверждали, что я обвиняюсь в отмывании денег и в конспиративной деятельности, связанной с нелегальной организацией экспорта военного оборудования. Я стал объяснять, что ничего такого не делал, а меня продолжали запугивать. Говорили, что за «мои преступления» я получу больше 20 лет заключения.

Один из следователей обратился ко мне, предложив выпутаться из ситуации, если я соглашусь на сотрудничество со спецслужбами. Но я ответил, что даже при всем желании не могу быть ничем полезен, поскольку не владею никакой интересующей их информацией. А если же они собираются через меня подставить кого-то, то я ни под каким видом не соглашусь. На это я услышал: «Смотри не пожалей потом». Больше мы к этой теме не возвращались.

— Не было ли угроз со стороны следствия?

— Нет. Но когда произносились предположительные сроки ареста — душа уходила в пятки. Никаких дополнительных угроз уже и не требовалось. Допросы проходили вполне корректно, меня лишь хладнокровно стыдили за то, что я, мол, экспортировал оборудование, с помощью которого могли убивать американских солдат.

— Замечали ли что-то необычное в ходе расследования?

— Да. В моем деле постоянно упоминался какой-то Яков Шварцовский, который проходил моим якобы соучастником. Кто он такой — понятия не имею. На все мои вопросы адвокат говорил не обращать внимание на это, добавляя, что наши с Яковом дела разделили, и это не должно меня уже интересовать. Хотя его имя фигурировало в моем деле вплоть до самого конца.

— В чем вы обвинялись?

— 13 ноября 2014 года мне вынесли приговор. Еще около двух лет до этого я находился под следствием без права выезда и без документов. Меня обвинили в экспорте военного оборудования без наличия лицензии на это и в нарушении акта контроля за вооружением.

— На момент судебного процесса являлись ли вы гражданином России?

— Да. У меня было и есть российское гражданство.

— Вы признали свою вину?

— Мне пришлось признать свою вину под давлением государственного адвоката, предоставленного мне американским правосудием. Он говорил мне, что общался с прокуратурой, и уверял, что в случае моего чистосердечного признания я получу лишь около трех лет условного ареста. Если же не признаю своей вины, то мне дадут очень большой срок.

— Когда вас выпустили из тюрьмы?

— Я нахожусь под условным арестом с 13 марта 2017 года. Я уверен: то, что я русский, сыграло роль на суде. Судья напрямую заявила, что своим приговором хочет показать всей русской диаспоре, что никому, кто приехал в «великую страну» (США) и пользуется «всеми предоставляемыми этим государством привилегиями», не удастся разрушать ее изнутри, нарушая «великодушные законы».

— Как к вам относились заключенные и тюремные надзиратели?

— Со стороны заключенных отношение было хорошим. Что касается охраны, то ко мне относились с пренебрежением, цинизмом. Меня постоянно подкалывали, говоря, что я принадлежу к русской мафии, называли другом Путина и много другое. Ничего оригинального. Во всех инстанциях отношение было ожидаемым, общались со мной сухо, холодно.

— Предоставляли ли вам право на звонки родным и адвокату?

— Да. Звонить можно было с публичного телефона до 11 часов вечера и только по номерам, которые предварительно загружались в компьютерную базу. Все без исключения телефонные разговоры внимательно прослушивались, поэтому не было возможности откровенничать. На свой страх и риск, конечно, можно было общаться с кем угодно и о чем угодно, однако надо было понимать, что местные власти обладают безграничной властью и в состоянии при желании стереть в порошок, с легкостью найдя на это причину.

— Ждете возвращения в Россию?

— Хочу. В России у меня осталась шестилетняя дочка, которую я практически не видел. Мне очень хочется быть рядом со своим ребенком. Пока я сидел в тюрьме, у меня умерла мама. Это большая боль для меня. Хочется сходить на кладбище. Мама по завещанию оставила мне квартиру, но я не могу вступить в наследство дистанционно. Хочется вернуться домой, быть частью любимого народа. Я всегда был патриотом России. Но, к сожалению, приходится подневольно и безвыездно находиться в Штатах. Мне непонятно одно, если я такой «преступник», то зачем меня тут держать?

Справка Известий

Александр Михайлин — россиянин, обвиненный США в экспорте американских приборов ночного видения в РФ. Он приобретал для своего друга специальные приборы для ночной охоты, которые в США значатся как оборудование «двойного назначения», вследствие чего Александра обвинили в вывозе закрытых технологий.

Он был задержан американскими спецслужбами 21 декабря 2012 года в аэропорту Нью-Йорка. 13 ноября 2014 года суд приговорил его к четырем годам лишения свободы. В марте 2017 года выпущен из тюрьмы, но продолжает отбывать наказание условно без права покинуть страну. По образованию — врач-стоматолог.