В прифронтовом лагере перешедшие на сторону повстанцев офицеры из войск Каддафи обучают добровольцев. Из штатских парней они делают солдат, которые полны веры в победу.
Визит взялся организовать Хуссам, парень, приписанный к этой самой части.
Живут добровольцы в коттеджном поселке прямо посреди пустыни по 4 человека в комнате. Посредине поселка песчаный плац, а посредине плаца импровизированная мечеть, условные стены из ящиков от снарядов, крыша – кусок парусины.
Сначала мы беседуем с командиром части генералом Мухаммадом. Взъерошенный, хмурый и заспанный мужик в камуфляже объясняет нам, почему он перешел к повстанцам: «Я служил Ливии, а не Каддафи» и обрисовывает ситуацию. Считается, что фронт в 100 километрах отсюда, но это условность. 3 дня назад каддафисты обстреляли ремонтные мастерские из «Градов», дальнобойность которых километров 20. Значит, они подошли сюда по пустыне в обход дорог. На этом генерал решил, что рассказал нам достаточно и разрешил побродить по военному городку, пообщаться с личным составом.
Сейчас добровольцы официально называются вооруженными силами Ливии, хотя пару месяцев назад они были просто шаббаб (парни), так обращались друг к другу уличные пацаны, рвущиеся на фронт в поисках романтики и славы. По сути дела, кроме названия мало что изменилось. Мы долго бродим из коттеджа в коттедж, везде нас поят чаем, везде долго рассказывают что-то на малопонятной смеси арабского и английского. Шаббаб представляются нам по прозвищам: «Че Гевара» (видимо из-за берета), «Супермен», «Бетмен». Они добродушные и бестолковые.
Разумеется, здесь нет никакой муштры. Когда в мегафон раздается команда на построение в полной форме, оказывается, что для того чтоб считаться одетым по форме достаточно нацепить хоть что-нибудь камуфляжное. У кого-то штаны, у кого-то куртка, у кого-то панама, кто-то в берцах, кто-то во вьетнамках, кто-то босиком. В общем, глядя на них, как-то сразу становится понятно, почему каддафисты так долго держатся, несмотря на то, что «шаббаб» действуют при поддержки НАТО с воздуха.
Привезший нас сюда Хуссам строится вместе со всеми, хотя он постарше большинства добровольцев ему ближе к сорока, и вообще он повидал жизнь, бегло говорит по-английски, пожил в Голландии, был женат на американке. Пока Хуссам нас вез сюда, он обстоятельно рассказал, что его занесло к повстанцам.
«Я был спортсменом, качался, боксировал, хотел поступать в военный колледж, в 1991 меня «замела» полиция, я шел в мечеть на утренний намаз, а кто-то неподалеку громил автомобили, меня забрали, избили так, что раздробили колено, на военной карьере пришлось поставить крест, с тех пор я эту власть ненавижу».
«Каддафи проводил политику деления на коренных ливийцев и пришлых. Мы –из пришлых, мое племя Барнауи кочевало на севере Чада и юге Алжира. Потом мы переселились сюда как рабы суфийского ордена синуситов. Было это 200 лет назад. Я родился здесь, мой отец менеджер в банке, мой дядя возглавлял антитеррористическое подразделение в полиции. У нас паспорта ливийских граждан и вдруг всех нас сделали людьми второго сорта».
«Мой кузен работает шофером в полиции, однажды они поехали кого-то арестовывать, троих задержанных засунули в багажник его машины. Допустим, они что-то сделали, но ты можешь представить, что 3 здоровых мужика поместились в одном багажнике, и как их надо трамбовать, чтоб они туда влезли. Среди повстанцев может процентов 10 думает про свободу слова, демократию и прочую чушь, а большинство хочет просто каких-то гарантий безопасности, что завтра тебя не увезут в багажнике, и ты там не задохнешься».
«Мой ближайший друг программист, а его отец имам мечети, их арестовывали 2 – 3 раза в год, возьмут, подержат месяц другой, отпустят, потом опять возьмут... Каддафи так пытался дружить с американцами, стал помогать им бороться с Аль-Каидой, в Аль-Каиду он «записывал» всех несогласных с ним. А раньше, во времена СССР он также записывал своих противников в заговорщики готовящих теракты против советских специалистов».
К ночи Хуссам отвез нас назад в Бенгази, мы зашли к нему домой попить воды. Он распахивает дверь своей квартиры: «Заходите смелее, я живу один, жена ушла, когда началась эта революция, я не возражал, сам сказал ей иди, мне не до тебя, мне воевать надо, так, что теперь вот моя жена», Хуссам скидывает с плеча винтовку и бережно ставит ее в угол.
Нам встреча с ним показалась важной, потому, что в России все ни как не могущей определиться с позицией по Ливии, очень много разговоров про то, что в Ливии какая-то племенная война, а костяк повстанцев – гастарбайтеры из соседних стран. А на самом деле людей достало то, что у нас бы назвали «ментовским беспределом» и государственным национализмом. «Не ливийскими племенами» мятежники являются примерно в той же степени, в какой не русскими можно считать, например, мордвинов или чувашей, да и гастарбайтерами они были в те времена, когда Арина Родионовна рассказывала сказки Александру Сергеевичу. А нынешние гастарбайтеры к восстанию не имеют отношения: они толпятся на границе, желая скорее покинуть страну, где больше не нужны их рабочие руки.
На следующий день мы грузились на турецкий корабль, ходящий от Бенгази до Мисураты. Провожать нас приехал старый Осама (тот самый, что хотел пить коктейль из водки и крови), приставил в нам провожатого, чтоб помогал и обеспечивал безопасность. Велел не геройствовать почти в тех же выражениях с какими нас отправляли сюда из редакции.
Вместе с нами в Мисурату возвращались беженцы со всем скарбом и даже клетками с голубями, и раненные повстанцы, выезжавшие на лечение в Бенгази. Дети плакали, мужчины ругались до хрипоты, на палубах стали появляться инвалидные коляски, в которых их хозяева сидели с таким видом, будто это шезлонг на борту трансатлантического лайнера для миллионеров, у многих пассажиров торчали из рук и ног спицы илизаровских аппаратов.
Спали в креслах, на полу, на палубе, даже в спасательных шлюпках, ночью начала умирать какая-то женщина, штатного врача на судне не было, стали тормошить пассажиров в поисках «табиба» (доктора), нашли дантиста... Как говорится за неимением гербовой, пишут и на простой.
Корабль уходил прямо на запад. Понять это можно было даже без компаса и GPS. Пять раз в день мужчины строились на верхней палубе читать намаз лицом к корме. Из корабельных недр доносилась вонь засорившегося гальюна и торжественный революционный гимн: "Ливия, Ливия, иди вперед, вперед!"