Роман Сорокина сыграли в адронном коллайдере

«Теллурию» на Новой сцене Александринского театра смотрят в зеркальном отражении
Олег Кармунин
Пресс-служба Александринского театра/В. Луповской

Марат Гацалов выпустил первую премьеру в качестве главного режиссера Новой сцены Александринского театра. Целый год на уникальной площадке было затишье. Такое впечатление, что внезапно назначенному главрежу пришлось мучительно разбираться с немыслимым вверенным ему оборудованием. Подумать только — спектакль можно снимать с 20 точек и тут же транслировать изображения на экран, синтезировать голоса актеров прошлого, выставлять любой свет и свободно менять конфигурацию сцены. В этом здании чувствуешь себя, как на съемочной площадке научно-фантастического фильма. От мыслей о спектаклях, которые тут могут быть поставлены, захватывает дух.

Реальность оказалась прозаичнее ожиданий. Марат Гацалов выбрал в качестве основы для своей постановки новейший роман Владимира Сорокина «Теллурия» о постапокалиптическом будущем Европы. Заявка смелая, но в сценическом воплощении антиутопия-энциклопедия напоминает драму абсурда. Писатель очень скрупулезно описывает мир, где все страны развалились на крохотные государства и демократические республики (некоторые умельцы даже умудрялись рисовать карту «Теллурии»). Марат Гацалов же наоборот смешивает реплики, главы и образы так, чтобы получилось как можно более эффектно, но непонятно.

Сложная сценография задает смысловые координаты спектакля. Зрители и актеры находятся внутри огромной центрифуги, напоминающей космический адронный коллайдер. 50 зеркал по периметру расширяют обзор и одновременно ломают пространство. Здесь тонкий пучок софита распадается на тысячи лучей, а за актерами можно наблюдать из любой точки зала, просто взглянув на отражение прямо перед собой. Спектакль, показанный в зеркальном отражении, — это, конечно, новаторство, но смотреть его таким образом довольно неудобно, приходится постоянно вертеться на стуле, в надежде все-таки увидеть актеров живьем.

Чтобы понять «Теллурию» Марата Гацалова, надо быть начитанным человеком. Для тех, кто не слишком уверенно ориентируется в постмодернистском искусстве, сотрудники театра составили подробный буклет, где видные культурные деятели рассказывают о феномене Владимира Сорокина. Ключевое слово, которое нужно вынести из прочитанного, — «деконструкция». С помощью этого термина следует объяснить опус Марата Гацалова, потому что иначе он производит довольно странное впечатление.

Актеры здесь постоянно запинаются, произносят важные реплики впроброс, неправильно интонируют фразы, а также подсматривают текст в шпаргалке. В конце концов они просто забывают свои роли и просят прощения у зрителей. Сначала это раздражает, но потом режиссерский замысел становится очевиден — перед нами деконструкция. Марат Гацалов, оказывается, проделал с Сорокиным то же самое, что писатель раньше творил с великой русской литературой.

Если представить, что роман «Теллурия» —это сложенный пазл, состоящий из 50 глав, то Марат Гацалов сломал и выбросил часть его элементов: полную картину увидеть уже не получится. Зрители сидят вроде бы на расстоянии вытянутой руки друг от друга, но каждый смотрит на свое отражение в зеркале. Разобщенность, изоляция, спутанность сознания — по мнению режиссера, именно это присуще современному человеку.

Актеры молниеносно разыгрывают главу за главой. Еще не кончилась одна сцена, уже начинается другая. Игорь Волков и Владимир Лисецкий в роли дворян будущего выходят с ружьями на охоту, громко споря о Великой Октябрьской революции. Позже они появятся уже без ружей, мирно беседуя о Поэте Гражданинове, и pro-тесте, которое зачем-то вытекло на Болотную площадь.

Вдруг звучит страшный шум, на стенах центрифуги возникает круговая проекция — телекорреспондент рассказывает о недавней талибской оккупации Северного Рейна, где теперь проходит мирный праздничный карнавал. Затем изображение пропадает, а по сцене уже бегает актер Андрей Шимко. Он бьет себя микрофоном по лбу, из динамиков каждый раз звучит бульканье — эта странная зарисовка, по-видимому, демонстрирует уникальные технологии Новой сцены Александринского театра.

Далее главы романа чередуются словно в ускоренной перемотке: великий магистр тамплиеров объявляет 13-й крестовый полет, ослица делится соображениями о том, как чистить уши от серы, Байкальская республика официально заявляет о независимости, звучит акафист «Государева топ-менеджера во славу КПСС». Кульминация спектакля — на сцену выкатывают поднос с тортом в виде головы Владимира Сорокина и актеры начинают его есть. Надо признать, что этот ход был бы эффектнее, если бы режиссер Марат Гацалов испек и съел свою собственную голову. Тогда бы произошла тотальная деконструкция.

Если воспринимать спектакль «Теллурия» в качестве программного заявления новоиспеченного главрежа, то дальнейшая судьба Новой сцены как минимум вызывает интерес. Проблема только в том, что богатство технического оснащения комплекса в новом спектакле не помогает, а мешает режиссеру. В «Теллурии» живой актер по-прежнему интереснее, чем самая сложная видеопроекция. Этим театр, собственно, и отличается от 3D-кинематографа.